Ричард поневоле улыбнулся, несмотря на отвратительное настроение.

– Похоже, эту ты уже осушил, – сказал Пирс, хватая бутылку со столика, стоящего между ними. Он сделал знак слуге принести еще, затем сверкнул кривой усмешкой: – Настроен покутить ночку или топишь свои печали?

Ричард поднял бокал:

– Топлю печали. Хочешь присоединиться?

– Конечно. – Пирс забрал графин и стакан у подошедшего слуги, затем взмахом руки отпустил его. – Видок у тебя и правда – краше в гроб кладут. Что случилось?

Ричард пожал плечами, почему-то не испытывая желания рассказывать эту историю даже тому единственному человеку, которому мог бы доверить свою жизнь. Их крепкая и прочная дружба выковалась еще в те дни, когда они вместе учились в Итоне. Они делили друг с другом все свои радости и печали, победы и горькие трагедии. Ричард знал человека, скрывающегося под маской беспечного повесы, и гордился тем, что называет его другом.

– Давай сначала свои новости. Когда вернулся в Лондон?

– Только что. Заехал к тебе домой, но Джеффри не знал, где ты. А поскольку никаких других встреч у меня не намечалось, я решил совершить обход и отыскать тебя.

– Ну же, не томи, расскажи, что было в Грейдон-Холле. Зачем тебя так срочно вызвали туда?

– Ни за что не поверишь. – Пирс глотнул виски. – Помнишь, сын Грейдона упился до смерти? Это было как раз перед смертью моего отца. Ну, так на прошлой неделе его внук и наследник был убит на дуэли из-за какой-то рыжей девицы, по крайней мере, мне так сказали. Старый козел не вынес потрясения. Услышав об этом, он закрыл глаза и больше уже не открыл их.

Пирс смотрел в стакан, который держал между ладонями.

– Знаешь, это кажется печальным – пережить своих детей и внуков. Я никогда раньше не задумывался об этом, но это как-то… неправильно, что ли, – сказал он, проведя ладонью по лицу, а потом расплылся в улыбке: – А поскольку я ближайший родственник мужского пола, то ты сейчас смотришь на нового виконта Грейдона.

– Полагаю, теперь мне следует обращаться к тебе «милорд», – протянул Ричард.

– Естественно. Ожидаю от тебя должного уважения теперь, когда нахожусь, как и ты, в рядах птиц высокого полета. Кто бы мог подумать…

Ричард понял, что друг терзает себя мучительными воспоминаниями, и поспешил вернуть его в настоящее. Он поднял бокал:

– За вас, милорд.

– Точно. За меня, – со смехом отозвался Пирс. – А теперь твоя очередь. Что случилось?

– Через два дня я женюсь.

Пирс поперхнулся выпивкой.

– Ты шутишь!

– Да нет, я вполне серьезно.

– Прости меня, Ричард, но ты должен признать, что это довольно неожиданно. Перед моим отъездом в Грейдон-Холл ты и словом не обмолвился.

Ричард стиснул зубы, стараясь не дать выход ярости, которую удерживал под жестким контролем, но не сумел замаскировать горечь в голосе, когда рассказывал неприглядную историю.

– С тех пор как умер Эрик, мне приходилось сталкиваться и с более возмутительными интригами и предложениями – такими, что даже вспоминать противно, но это… это был умный ход. Этот сукин сын использовал мою семью в качестве наживки для своей ловушки.

– Проклятие! – бросил Пирс. – Как он узнал…

– Джеффри, разумеется. Наклюкался до потери пульса и проболтался. – Ричард потер рукой лоб. – Говорю тебе, Пирс, я уже не знаю, что делать.

– Оставь его в покое, пусть губит себя, – угрюмо посоветовал Пирс, взглянув на Ричарда. – Он все равно не остановится, что бы ты ни сказал и ни сделал.

Ричард бросил на друга суровый взгляд:

– Ты знаешь из собственного опыта, разумеется.

– Разумеется, – весело согласился Пирс. – С тех пор как ты встал на путь истинный, разве ты не пытался исправить меня? Повести по прямому и узкому праведному пути, как какой-нибудь евангелистский священник? И разве я послушал тебя?

– Проклятие, не могу я оставить его в покое. Он мой брат. – Ричард сжал в кулак руку, лежащую на подлокотнике кресла. – Нелегко сидеть и наблюдать, как тот, кого ты любишь, убивает себя.

У Пирса хватило такта покраснеть.

– Расскажи мне о своей невесте, – попросил он. – Как ее зовут? Она красивая? Какое у нее тело? Расскажи мне все.

Красивая? Да, но не в классическом понимании безупречности черти утонченности. Красота Ли, с ее дымчато-зелеными глазами и золотыми волосами, пленительная, чувственная и земная. Господи, от одной лишь мысли о том, какой она была в его руках, кровь вскипает в жилах.

– Ее зовут Ли Джеймисон.

– Ли Джеймисон? Никогда не слышал этого имени.

– Возможно, ты знаешь ее семью. Они родом из Ланкашира. В сущности, думаю, их имение не очень далеко от Грейдон-Холла.

– Вероятно, но я не думаю, что… – Пирс постучал себя по подбородку. – Ах да, один из приятелей Рэндалла постоянно талдычит о некой мисс Джеймисон, о ее красоте, ее христианской добродетели, ее глазах, ушках, носике, губках… может, это та самая девушка?

Ричард поморщился.

– Ты помнишь цвет ее глаз?

– Как я могу забыть? Зеленые. Но, заметь, не просто зеленые, а цвета сочной листвы, сияющие, как искрящаяся водная гладь весной. Мальчишка явно по уши втюрился в нее.

– Это она, – пробормотал Ричард. Теперь ему придется иметь дело с каким-то влюбленным щенком. Ричард вспомнил, как Ли говорила ему, что хочет выйти замуж за какую-то деревенщину, и его охватил необъяснимый гнев.

Какое ему дело до того, что она хочет выйти за другого? Она выйдет за него, желает того или нет.

Он стиснул руку в кулак, затем заставил себя разжать ее.

– Как зовут этого хлыща?

– Александр Прескотт. Сын сэра Джона. Они с Рэндаллом познакомились в Грейдон-Холле несколько лет назад. Джеффри должен его знать. Они, должно быть, вместе ходили в школу.

– Уверен, что знает. – Ричард смотрел в огонь. – Хочешь быть моим шафером?

– Не могу, старик. Утром мне надо встретиться с поверенными и, самое позднее, во второй половине дня отправляться в Грейдон-Холл. Утомительное это дело. Может, ты повременишь недельку? К следующей пятнице я наверняка вернусь.

– Нет, – ответил Ричард. – Я хочу заключить эту дьявольскую сделку как можно скорее. Заезжай, когда вернешься, и я представлю тебя своей жене. А теперь подай-ка мне бутылку и закажи еще одну. Я хочу забыть о сегодняшнем дне, о завтрашнем и о вчерашнем. По сути дела, я хочу так напиться, чтобы вообще не думать.

Ее приход на кухню был ошибкой, запахи кипящего жира и жарящегося мяса вызвали у нее тошноту. Но все равно она не могла сидеть в своей комнате, упиваясь жалостью к себе, или оставаться в постели с приступом меланхолии, как тетя. Хотя был такой соблазн.

– Вы нездоровы, мисс Джеймисон? Вид у вас что-то бледный, – сказала кухарка, шаркая к большому деревянному столу с дюжиной буханок свежевыпеченного хлеба в руках. Ее волосы были засунуты под чепец, но несколько прядок прилипли ко лбу, подчеркивая озабоченность в глазах. – Согреть вам чаю? Это займет всего несколько минут.

Ли послала кухарке дрожащую улыбку.

– Нет, нет, миссис Хокинс, я здорова, просто немного устала. – Что, в сущности, было правдой, поскольку она почти всю ночь проворочалась в постели, преследуемая черными глазами дьявола. И вкусом его губ. И чувственным прикосновением рук. – Не могли бы вы выделить мне несколько баночек своего знаменитого желе из смородины? И быть может, кусочек вашего лучшего сыра?

Повариха кивнула, ее пухлые щеки покраснели от удовольствия.

– Для вас, мисс, все, что угодно. Я мигом.

Ли сложила теплые буханки в большую проволочную корзину на столе. Когда отец объявил о своих планах взять дочь в Лондон, Ли следовало заподозрить, что он замышляет, но она думала только об Александре. Как ужасно скучала она по нему с тех пор, как он присоединился к своей семье в Лондоне на время светского сезона! Как боялась, что он влюбится в кого-нибудь! А теперь она сама выходит замуж за другого. Конец всем девичьим мечтам.

Завтра день ее свадьбы.

Она потерла руками горящие глаза, затем прижала кончики пальцев к щекам, словно могла прогнать пылающий жар. Завтра день ее свадьбы!