– Олюшка, ты хоть довольна? Что-то ты больно грустная. Или из-за отца расстроилась? Может, чувствуешь себя плохо?

– Да нет, мама, все в порядке. Что с отцом так получится, я Алика предупреждала. Чувствую себя нормально, просто устала немного, столько навалилось всего, – успокоила Ольга мать.

– А у Диночки токсикоз, мучается бедняжка, – вздохнула горестно Людмила Анатольевна. – Вы с ней не встречались в Ростове?

– Нет, не встречались. И, честно говоря, очень не хочется мне ее видеть, – сухо призналась Ольга. Мать решила не придавать словам дочери значения.

– Диночка завтра утром приедет, на вечер договорились встретиться у Немировских, поговорить о свадьбе, все обсудить.

– Мама, мне это не интересно. У нее теперь своя жизнь, у меня своя. И в моей жизни ей нет места. Пусть будут счастливы, но я о них знать ничего не хочу. – Ольга уже не старалась сдерживаться.

Мать удивилась:

– Да что это с тобой, дочка? Она же твоя сестра, и с Валерой ты дружила так долго.

– Именно поэтому, мама, я и не хочу больше никогда их видеть. Если ты не понимаешь чего-то, просто прими как должное; у меня нет больше сестры. И давай к этому разговору не возвращаться. Все, я устала и хочу спать.

Ольга развернулась и ушла в спальню к Альберту, который рассматривал семейные фотографии, сидя в ее любимом кресле. Она присела рядом на ручку кресла. Альберт взял ее ладонь, слегка сжал, давая понять, что он все слышал.

– Постарайся успокоиться, дорогая! Она пожилой человек, у нее другие взгляды.

Из кухни слышались причитания матери, ее вздохи. Ольга с трудом сдерживала слезы.

– Скажи, Алик, почему так случается, что один из детей чувствует себя в родной семье лишним? Я уверена, что моей сестре никто не будет читать нравоучения по поводу того, что быть беременной в семнадцать лет аморально. Никто даже задумываться не хочет о том, что она собирается замуж за моего жениха. Почему?

Алик слушал, не выпуская ее руки, и разглядывал фотографии. Он остановился на одной, где отец обнимал смеющуюся мать и прижимал к себе двухлетнюю Дину, а пятилетняя Ольга стояла чуть в стороне и улыбалась, взирая на эту семейную идиллию.

– Знаешь, Оля, я думаю, что в вашей семье культивировалось чувство вины перед младшей дочерью. Ждали сына, а родилась девочка, всех постигло разочарование, но ребенок-то не виноват. Вот все и пытались доказать ей свою любовь, не дать почувствовать, что она не была желанной. – Он поднял голову и посмотрел внимательно на расстроенное лицо подруги. – Ведь ты сама взвалила на себя груз придуманной лжи, лишь бы защитить ее от горькой правды о том, что вы одновременно забеременели от одного мужчины. Ты уступила ей своего любимого человека. Не спорь! – остановил он возражения Ольги, которая дернулась от его последних слов, как от удара. – Со стороны все выглядит именно так. А твоя младшая сестра привыкла использовать всеобщее чувство вины себе на пользу. Посмотри, какое у нее самоуверенное, неприятное лицо, даже когда она совсем маленькая. – Ольга склонилась над фотографией, всматриваясь в знакомую мордашку. Потом, вздохнув, пожала плечами:

– Просто она всегда много болела в детстве, мама часто лежала с ней в больнице. Естественно, что ребенок вырос избалованным и капризным.

– Заметь, ты и сейчас ее оправдываешь, – усмехнулся Альберт.

– Наверное, ты прав, – нехотя согласилась Ольга, поднимаясь с кресла. – Давай устраиваться на ночлег, завтра рано вставать: я хочу уехать первым же автобусом.

Спать им пришлось в одной комнате, в детской. Мама предложила сдвинуть кровати, но Ольга отмахнулась:

– Разберемся сами.

Заснула сразу. Этому способствовало все: родная кровать, привычное место, запахи детства. Она не слышала, как рано утром приехала сестра, как ее встретили родители, поэтому, проснувшись, удивилась, унюхав аромат пирожков с капустой, которые она никогда не ела, а Динка просто обожала.

Не глядя по сторонам, она прошлепала босыми ногами в ванную. Почистила зубы, умылась, без особого желания встала под душ. Ей ужасно хотелось кофе, однако в последнее время любимый напиток пришлось заменить по совету Алика на зеленый чай, к которому она никак не могла привыкнуть. Все это нагоняло тоску, а ведь еще предстояло прощание с родителями. Она-то знала, что увидятся они теперь очень не скоро. Несмотря на отсутствие взаимопонимания и детские обиды, Ольга любила их и знала, что будет скучать.

Когда она вышла в коридор, сразу же столкнулась с Диной. Для Ольги встреча была неожиданной, и она растерялась. Дина держала в одной руке теплый пирожок, в другой – стакан с молоком. Она загородила Ольге дорогу на кухню:

– Привет, сестричка! Не ожидала меня увидеть? А я приехала готовиться к свадьбе. Ты вот меня на свою даже не пригласила. Но я не обижаюсь, я тебя теперь тоже на свою свадьбу не позову. Мы ведь с тобой очень похожи: забеременели одновременно, замуж выходим вместе, фамилии у нас будут похожие, – у тебя Краснопольская, у меня – Немировская. Помнишь, ты говорила, что тебе нравятся фамилии на «ская». Мне тоже. И мужчины нам нравятся одни и те же.

Зажатая сестрой в узком проходе, Ольга вынуждена была слушать. Она рассматривала ее посеревшее, отечное лицо, ее губы со следами молока, пахнущие тушеной капустой, ее глаза, которые смотрели с вызовом, не мигая, и не испытывала никаких родственных чувств. Перед Ольгой стояла неприятная чужая тетка, говорившая ей гадости. Она отодвинула Дину в сторону и прошла на кухню. Матери там не было. Посреди стола красовалось блюдо с пирожками. Ольга подошла к плите и поставила чайник. Молча достала из холодильника колбасу, сыр и начала делать бутерброды. Дина, вошедшая вслед за ней, остановилась в дверях:

– Ты со мной не разговариваешь, что ли? Неужели обиделась за то что, что Валерка женится на мне? Кстати, а зачем ты постриглась? Тебе так не идет. У тебя и было-то всей красоты – коса, а теперь и ее нет, остались кожа да кости. Вон как глаза ввалились, страшно глядеть.

Динка всегда так разговаривала: не слушая собеседника. Ольгу и раньше раздражала эта ее манера, но сегодня она сразу же дала себе слово выдержать, не сорваться, не дать себя спровоцировать на скандал. Пока Ольга, сделав бутерброды, заваривала чай и размышляла, куда бы убрать пирожки, от запаха которых ее мутило, сестра, повысив голос, продолжала:

– А почему я не вижу твоего мужа? Я видела фотографии, он красавчик, чем-то похож на Костю Потанина. Тебе нужно было выходить за Костика замуж, сейчас дружили бы семьями. Кстати, а правда, что твой Краснопольский еврей?

– Правда, – раздался голос Альберта из коридора, и Краснопольский, потеснив Дину, вошел в кухню. Взглянув на него, Ольга почувствовала, как ее захлестнуло чувство благодарности. Алик был действительно красив в своем новом спортивном костюме, с модной прической и белозубой улыбкой. От него веяло уверенностью и благожелательностью.

– Надеюсь, юная леди, вы ничего не имеете против еврейского народа? – снисходительно улыбнулся он Дине. – Здравствуй, дорогая, – он обнял Ольгу и поцеловал в уголок губ.

– Тебе помочь?

– Нет, радость моя. Завтрак уже готов. Садись к столу. Ты пирожки будешь? – Ольга так обрадовалась появлению Алика, что не могла сдержать счастливой улыбки. Она по-прежнему игнорировала сестру.

– О, нет, моя любимая женушка, прошу тебя запомнить, что я не люблю капусту ни в каком виде. Так что если можно, убери блюдо со стола, чтобы не портить мне аппетит.

Ольга рассмеялась и поспешила переставить пирожки на плиту.

– Ну ладно, не буду вам мешать, – Дина наконец удалилась, с громким стуком опустив в мойку стакан.

После завтрака Ольга и Алик очень быстро собрались и, не дождавшись родителей, уехавших с раннего утра на рынок закупать к предстоящей свадьбе продукты, пешком отправились на вокзал. Пока они одевались в тесном коридоре, снова появилась Дина. Она наблюдала, как Алик помогает жене надеть пальто, как любовно подшучивает на ней, и чувствовала, что злость буквально переполняет все ее существо. Напоследок она не выдержала и сказала: