Ольга часть макарон вывалила в чистую кастрюлю.

– Быстро чисть картошку, очень быстро. Что с колбасой?

– Плавает в воде, – отчиталась Лариска.

– Однако, – покачала головой подруга, вылавливая разварившиеся куски колбасы и складывая их в миску. – Знаешь, Лар, если ты не приспособлена готовить пищу, зачем же было выбирать путь к сердцу именно в данном направлении. Если Краснопольский это сумеет съесть, цены ему, конечно, как будущему мужу, не будет, но вряд ли он воспылает к тебе любовью.

Она ловко разбивала яйца и тут же их старательно перемешивала. Достав из рюкзака несколько помятых плавленых сырков, начала их тереть на терке. Вслед за ними последовал чеснок. Когда она мелко резала зелень, сорванную в огороде бабки Матрены, расстроенная Лариска уже вымыла и порезала картофель. Высыпав его в воду, где варилась колбаса, Ольга скомандовала:

– Побыстрее измельчай те неаппетитные куски, которые до твоего вмешательства назывались докторской колбасой.

– Оль, не издевайся. Я же надеялась, что ты будешь рядом, а ты уехала, – шмыгнула носом Лариса. – Никому об этом не рассказывай, пожалуйста.

– Хорошо, – согласилась Ольга. – Только объясни мне, недалекой, почему в самолете ты строила глазки Илье, а кухонный подвиг посвятила Алику?

Ольга высыпала промытое пшено в кастрюлю, где уже вовсю кипел картофель, и удовлетворенно повела носом.

– Они мне оба нравятся, я еще не решила, кто больше, – объяснила почти успокоившаяся Лариса.

– Понятно. Теперь нужно зажечь духовку, чтобы наша макаронная масса превратилась в запеканку. Как у тебя с техническим мышлением, влюбчивая ты моя? – рассмеялась Ольга, принимаясь за второе блюдо. – И поставь вон тот огромный чайник на огонь.

Когда через двадцать минут уставшие, но веселые и довольные ребята вернулись в лагерь, их ждал настоящий обед.

Гордая Лариска разливала по тарелкам походный суп, а Ольга, скромно стоявшая в стороне, разрезала на порции чесночно-макаронную запеканку, присыпанную свежей зеленью и мелкорубленой колбасой. Народ поглощал пищу с нескрываемым удовольствием.

– Ай, да девчонки! Ай да, молодцы! – радовался Алик.

– Это все Лариса, я за продуктами ездила, – пояснила Ольга. – Кстати, Альберт, завтра с утра с председателем нужно встретиться.

Лариса, стоявшая поодаль, зарделась от слов подруги, но уточнять ничего не стала.

– У меня есть предложение, – с трудом оторвавшись от тарелки с супом, подал голос Илья, – давайте Ларису назначим главным поваром. У человека – талант. Зачем же ей брать в руки малярную кисть, пусть орудует половником.

Ларискина довольная физиономия вытянулась и стала менять цвет. Она на глазах зеленела от ужаса.

– Я не хочу все время с половником, – завопила она. – Я со всеми!

Ольга расхохоталась. Сквозь смех сумела произнести:

– Это было бы несправедливо. Договорились же по очереди работать на кухне, ничего менять не будем.

Первый день закончился дискотекой. Сидя на лавочке в стороне от танцующих, Ольга с тоской вспомнила последнюю поездку к Валерке. Несмотря на то что ей очень нравилось с ребятами в стройотряде, она не раз подумала о том, что, возможно, прав был Валерка, предлагавший в августе узаконить их отношения. Теперь она осознавала, что ее отказ очень сильно обидел любимого.

– Ты почему не танцуешь? – к ней подсел Альберт.

– Нет настроения, – пожала она плечами.

– Пойдем со мной, комсорг. Не отказывайся, – он потянул ее за руку.

Ольга нехотя последовала за ним, разыскивая глазами Лариску. Та лихо отплясывала в кругу рядом с Ильей. Ольга вздохнула: «Ну, хоть здесь все в порядке. Видимо, подруга определилась. Или же желудок Ильи оказался более чувствительным». От этих мыслей стало немного легче, и Ольга через некоторое время поддалась всеобщему веселью.

Дни шли за днями. Работа стройотряда быстро наладилась и уже не давала сбоев. Каждый занимался своим делом, и в то же время все были взаимозаменяемы. По вечерам Ольга сидела над газетами, готовясь к политинформациям, или же сочиняла очередной агитлисток. И еще она каждый вечер писала письма Валерию. В них было столько любви и тоски, что все они орошались слезами. Иногда она ругала себя за то, что все-таки уехала на Байкал, куда письма доходили нерегулярно и с опозданием, поэтому диалога не получилось, Ольге казалось, что она кричит в пустоту. К тому же, как это всегда бывало в стройотрядах, народ незаметно разбился по парам, и тем, кто остался в одиночестве, было не по себе. Правда, Лариска все еще не могла определиться со своими симпатиями, поэтому часто по вечерам делилась с Ольгой своими переживаниями и просила совета. Ей нравились и Илья, и Алик, поэтому она часами могла рассуждать по поводу их достоинств и недостатков, вспоминая, сколько раз за день тот или другой обратили на нее внимание, что сказали, а главное, чего не досказали, но имели в виду. Иногда эти откровения утомляли Ольгу и она стремилась уйти куда-нибудь, чтобы побыть наедине со своими мыслями.

Так случилось и в тот темный июльский вечер. Утомившиеся стройотрядовцы после позднего ужина разбрелись кто куда. Где-то слышалось бренчание гитары, кто-то слушал приемник. Все лавочки вокруг танцплощадки были заняты парочками, которые в темноте жались друг к другу и шептали слова любви.

Ольга решила пройтись по тропинке к озеру, избегая очередных признаний Лариски. Озеро было недалеко, вода в нем ледяная, и там никто не купался. В первые дни некоторые парни погеройствовали, ныряя на глазах визжащих девчонок, а потом и эти моржи-одиночки предпочли душ на территории лагеря. Идти в кромешной темноте Ольга не боялась. Она знала, что тропинка выведет ее на открытую поляну, где можно спокойно посидеть в тишине, не боясь с кем-нибудь столкнуться. Отчего-то влюбленные парочки предпочитали другой маршрут. Поляна казалась им слишком освещенной, особенно если ночь была лунной. Ольге там нравилось: свет прямо с неба, от звезд, тихо шелестели деревья, плескала вода. Посидев несколько минут, Ольга обычно уходила оттуда умиротворенной. Сегодня ей было необходимо побыть одной, еще раз подумать о Валерке.

По тропинке она шла быстро, еле касаясь земли ногами. Ни одна веточка не хрустнула. Вокруг был лес. Огромный, неприступный. Почему-то вдруг стало жутковато, захотелось побыстрее выйти на свет, пусть даже призрачно-прозрачный, лунный.

Но вот и поляна. Ольга практически выбежала на нее, стремясь оторваться от давящего величия леса. В центре освещенного луной пространства стояли двое. Свет лился прямо на них, обрисовывая четко каждое движение, каждый жест. Они обнимали друг друга столь страстно, что казалось, их тела слились воедино. Ольга видела, словно отстраненным зрением, как двигались их руки, как трепетали ресницы, как шептали губы, чуть припухшие от поцелуев. Они были обнажены по пояс, и она невольно залюбовалась их телами. Картина была прекрасной и противоестественной одновременно.

В тесном объятии слились Альберт и Илья. Не сдержавшись, Ольга вскрикнула. И в этом возгласе отразилась вся гамма чувств, обуревавших ее в ту минуту: удивление, восхищение и отвращение одновременно. Молодые люди, оторвавшись друг от друга, обернулись на шум и замерли. Наступившая тишина была такой оглушительной, что стало слышно, как зудят комары. «Бедная Лариса, а она-то все никак не определится, в кого же из них влюбиться навечно!» Ольга медленно развернулась и, еле переставляя враз отяжелевшие ноги, пошла назад к лагерю. Почти у ворот ее нагнал Альберт. Он был в футболке, от былого возбуждения не осталось и следа.

– Оля, подожди. Нам нужно поговорить. – Голос звучал ровно, словно он и не бежал.

– О чем?

– О том, что ты видела. – Он взял ее за руку и развернул к себе. – Ты очень хороший человек, замечательный товарищ. В твоих руках судьба, наша судьба. Если ты расскажешь, и со мной, с Ильей будет покончено. Наше общество таких отношений не приемлет.

Он волновался и даже стал слегка заикаться, чего Ольга за ним раньше не замечала. Ей было и жалко его, и противно.