Джин заспорила, но Лоуэлл уже принял решение и твердо стоял на своем.

— Ты останешься там и будешь приглядывать за отелем. К тому же, когда обслуга уйдет, ты сможешь опять платить себе жалованье, которого ты добровольно лишилась.

«И что я буду делать со своим еженедельным чеком?» — горько подумала Джин. Ей некуда идти и нечего покупать. Сидеть одной в огромном пустом отеле — перспектива не из приятных. И все же если Лоуэлл так решил, значит, у нее не было выбора.

С прискорбием она известила сотрудников о том, что после Дня Благодарения отель закрывается. Многие уже предвидели такой исход дела и не сильно удивились. Несколько человек записали для Джин свои адреса, чтобы она могла найти их, когда «Саммит» откроется снова — если он вообще откроется.

Процедура закрытия отеля была долгой и грустной. Два дня они убирали и дезинфицировали кухню, закрывали большой холодильный шкаф и накрывали чехлами всю мебель в холле. Кровати оголились, ванные комнаты опустели. Джин чувствовала тоску и беспомощность, все происходящее напоминало ей смерть кита, выброшенного волной на берег, — медленную трагедию.

Наконец к началу декабря последний персонал разъехался, и она осталась одна: Свободное время давило на нее, она не знала, чем заняться. Каждый день она навещала Лоуэлла, а потом возвращалась в пустой отель и слонялась в поисках какой-нибудь работы, чтобы только убить время. Но все, что ей оставалось, — это вытирать пыль, отвечать на корреспонденцию и мыть посуду после своих скудных обедов и завтраков.

Старый загородный отель, десятилетиями живший шумной суетливой жизнью, погрузился в жуткую тишину. Не слышались знакомые звуки включенного пылесоса, не звенела серебряная посуда в столовой. Словно ее юность и последний год жизни разыгрывались на подмостках передвижного театра, и сейчас пьеса закончилась, артисты уехали, а она осталась одна в холодном пустом зале.

Джин знала, что теперь у нее появилась возможность обдумать план своей новой жизни. Но жизнь без Поля теряла всякий смысл, а как вернуть его, она не представляла. Сидя в своей комнате, Джин с головой погружалась в толстые приключенческие романы, чтобы не слышать гнетущей тишины отеля.

Красочные листья уже облетели, и адирондакский пейзаж стал уныл и мрачен. Однажды утром, проснувшись и выглянув в окно, Джин с удивлением увидела первую порошу. Надо бы распорядиться, чтобы расчистили от снега подъездную дорожку, подумала она отнюдь не поэтически. Отопление она включала только в своей комнате и в кухне и курсировала между этими Двумя помещениями, дрожа от холода.

Однажды Алан пригласил ее на обед. Она удивилась его звонку: после ее возвращения из Франции он прекратил свои усердные домогательства. Видимо, в настоящий момент его роман с какой-то другой женщиной Потерпел неудачу, и он решил еще раз попытать счастья с ней. Джин не хотела его видеть, но одиночество было еще хуже, и она приняла приглашение, лишь бы только провести вечер на людях.

В пустом отеле, имея массу свободного времени, она щедро расходовала его на уход за собственным телом. Когда Алан заехал за ней, она выглядела сногсшибательно в своем облегающем черном платье-свитере с гладко зачесанными и заколотыми сзади волосами. Она похудела и сверкала безупречной красотой топ-модели.

Алан лез из кожи вон, стараясь произвести на нее впечатление. Он повел ее в дорогой ресторан, где они, пообедав, танцевали — не те свободные чувственные танцы, что они отплясывали с Полем в казино «Де ла Форе», а чопорные бальные вальсы и фокстроты. Алан сыпал однообразными комплиментами и не упускал случая лишний раз приобнять ее, но все его заигрывания оставляли Джин равнодушной. Когда он отвез ее домой, она не стала приглашать его на чашку кофе.

На другой день, задумавшись о Поле, Джин поняла, что мысли о нем стали уже не так болезненны, как раньше. Те часы, что она провела в его объятиях, легли между страницами ее памяти, словно ломкие высушенные цветочки, потеряв былую яркость красок и поблекнув. Больше всего ее тревожила мысль о том, что он обиделся или даже возненавидел ее за те глупые обвинения, которые она швыряла ему в лицо.

Она начинала дюжины писем и все их рвала. Прошло слишком много времени, и было бы глупо рассчитывать на то, что он примет ее невразумительные объяснения. К тому же ей никак не удавалось подобрать верный тон, чтобы выразить ту сложную гамму невероятных надежд и безнадежных желаний, которая сейчас определяла ее чувства к нему. Их разделял океан, и никакие слова ее письма не могли бы вновь соединить их.

Приближалось Рождество, но теплый веселый дух предпраздничных дней не затронул Джин. Она отослала подарки с открытками друзьям и родителям, но сделала это без особого энтузиазма.

Дни шли, и настроение ее менялось. Перспектива провести праздник без милых рождественских атрибутов была слишком мрачной, и она решила отпраздновать в одиночестве. Возможно, от этого ей станет еще хуже, но она хотя бы попробует.

Поднявшись ярдов на сто в гору, она нашла маленькую пушистую елочку, спилила ее и притащила в отель. Она поставила деревце в маленьком холле при вестибюле и целый день наряжала его старинными игрушками «Саммита», гоня прочь мысль о том, что, кроме нее, никто не полюбуется на эту славную елочку.

Она накупила продуктов и в сочельник испекла сладкие пирожные, часть которых собиралась назавтра отвезти Лоуэллу, приготовила горячий яблочный сидр, приправленный коньяком, мускатным орехом, гвоздикой и корицей. Усевшись в холле перед растопленным камином с бокалом ароматного напитка, Джин огляделась. Для полного домашнего уюта не хватало только Лоуэлла под елкой, подумала она.

Неожиданно мысли перенесли ее во Францию, и она представила Рождество в замке Ла Бруиль. Мари сейчас, конечно, колдует на кухне, распространяя по всему дому немыслимые ароматы. Виноградники, наверное, присыпало снегом, и пустое пространство полей рассекают струны проволоки-опоры, ведь лозы на зиму подрезают до пеньков. А Поль ходит с Ариэлем и осматривает окрестности, спрятав руки в карманах овчинного полушубка…

Джин тряхнула головой, отгоняя свое видение. Нет-нет, не стоит и думать о нем! Взяв в руки только что купленную толстую книжку, она устроилась в кресле, приготовившись провести вечер за чтением. Однако от событий третьей главы ее отвлек громкий стук в переднюю дверь.

Вздрогнув, она на мгновение перепугалась, но потом вспомнила, что здание отеля надежно заперто. Толкнув стеклянные двери холла, она подошла к выключателю освещения крыльца и щелкнула кнопкой. В свете вспыхнувших прожекторов она увидела кружение снежинок за окнами.

— Привет, — глухо произнесла фигура в куртке, обмотанная длинным кашемировым шарфом.

С минуту Джин напряженно вглядывалась в ночного гостя, а потом сердце ее лихорадочно застучало, и она крикнула:

— Поль!!

Отперев дверь, она распахнула ее и впустила Поля в сопровождении влетевшего облачка снега. Он вошел, улыбаясь, раскрасневшийся с мороза.

— Почему здесь так темно? Можно подумать, что вы не заинтересованы в посетителях.

Джин смотрела на него, не в силах вымолвить ни слова. Эта сцена в точности повторяла ту, которую она рисовала в своем воображении и которая терзала ее неделями. Но она никогда бы не позволила себе поверить, что такое возможно наяву.

Потопав, он стряхнул снег с ботинок и размотал шарф.

— Не смотри на меня как на привидение, зеленоглазка. Я совершил долгий путь. Чтобы приехать сюда, мне пришлось пробираться на машине сквозь жуткий буран. Я уже и не надеялся преодолеть вашу извилистую дорогу. Но все же я приехал и требую номер. Это ведь гостиница для всех, не так ли?

— В данный момент нет, — услышала она свой голос. — Мы закрылись на зиму, и весь персонал разъехался. Так что я здесь одна.

— Как кстати. — Поль натянуто усмехнулся, оглядывая пустой вестибюль. Но ты же не выгонишь усталого путника в такую ночь? Меня сейчас не заставишь проехать ни одной мили по такой непогоде.