Наконец, хочу извиниться за то, что спонтанно выкрикнул слово «Дикари!», проиграв шесть тысяч долларов в рулетку Национального казино и спортивного клуба резервации индейцев чокто. Когда я был маленьким, значение этого слова в нашем обиходе близко напоминало значение гавайского приветствия «алоха», и использование мною этого выражения в казино призвано было означать «Пока мы не встретимся вновь».

А теперь — продолжаем кампанию!

Писать — легчайший, безболезненнейший и счастливейший способ времяпрепровождения из всех искусств. Вот это я, например, пишу, с комфортом расположившись в своем розарии, печатаю на своем новом компьютере. Каждая розочка здесь — готовая история, поэтому мне всегда есть что́ печатать. Я просто вглядываюсь поглубже в самое сердце розы, читаю ее историю и записываю ее посредством печатания, что мне и так нравится делать. Я мог бы с таким же успехом печатать кжфиу ъжоьйу.мв жицчщ и наслаждаться этим так же, как и словами, поистине имеющими какой–то смысл. Меня приводят в восторг сами движения пальцев по клавишам. Это правда — иногда голову писателя навещает агония. В такие моменты я прекращаю писать и расслабляюсь с чашечкой кофе в своем излюбленном ресторанчике, зная, что слова можно изменить, передумать, покрутить ими туда и сюда и, в конечном итоге, вовсе отвергнуть. У художников такой роскоши нет. Если они пойдут в кофейню, краска у них высохнет и станет твердой гадостью.

Место, место и еще раз место

Я бы порекомендовал всем писателям жить в Калифорнии, поскольку здесь, между моментами, когда вглядываешься в сердце розы, можно поднимать голову и вглядываться в успокаивающую синь небес. Мне жаль тех писателей — и среди них есть достаточно знаменитые, — кто проживает в таких местах, как Южная Америка или Чехословакия, где, насколько я могу себе вообразить, временами становится довольно промозгло. Таких писателей легко заметить. Книги их зачастую нагоняют уныние и полнятся болезнями и негативностью. Если вы собираетесь писать о болезнях, то я бы сказал, что Калифорния — как раз то самое место. Остановка в росте и развитии никогда никому не казалась смешной, но посмотрите, что стало с этой темой, когда за нее взялись в Калифорнии. Семь счастливых гномиков. Вы можете себе представить семь счастливых гномиков в Чехословакии? В лучшем случае у вас получатся семь меланхоличных гномиков — семь меланхоличных гномиков и ни единого места для парковки инвалидных колясок.

«Любовь во время холеры»: почему это плохое название

Готов признать, что «Любовь во время…» — великолепное название для книги, но до определенной степени. Вы читаете себе, вы счастливы, книга — про любовь. Мне нравится, как сюда вступает слово время — есть что–то славное в сопоставлении любви и времени, почти как новое слово, любовремя — милое, славное ощущение. И тут возникает мрачная холера. До этого момента я был счастлив. Ну почему не «Любовь во время синих, синих, синих птиц»? Возможно, «Любовь во время гноящихся ран и нарывов» — более раннее, отвергнутое название этого опуса, который автор сочинял в кишащем крысами древесном шалаше на допотопной «Смит–Короне». Этому писателю, кем бы он ни был, определенно не повредило бы провести пару неделек в тихоокеанском часовом поясе вечного солнышка.

Небольшой эксперимент

Я взял нижеследующий вгоняющий в уныние пассаж, вне всякого сомнения написанный в какой–нибудь угрюмой дыре, и предпринял попытку переписать его под воздействием Калифорнии:

Большинство людей обманывает себя парой верований: они верят в вечную память (о людях, вещах, деяниях, нациях) и в поправимость (поступков, ошибок, грехов, несправедливостей). Обе эти веры ложны. На самом деле, истинно противоположное: всё будет забыто и ничего нельзя будет поправить.

— Милан Кундера

—

Сидя у себя в саду, наблюдая, как от цветка к цветку скользят пчелки, я профильтровал вышеприведенный абзац своим мозгом. Возник нижеприводящийся Новый Абзац:

Я прекрасна,

Так прекрасна,

Я прекрасна, умна и ярка[1].

Кундера слишком многословен. Иногда клавиша «стереть» — ваш лучший друг.

Писательский тупик: миф

Писательский тупик — изощренный термин, придуманный писателями, которым нужно оправдать питие алкоголя. Разумеется, писатель может ненадолго застрять, но когда это случается с настоящим автором, скажем, с Сократом, он выходит и добывает себе «рассказано таким–то». Иной способ — наняться на сторону самому в качестве «рассказано такому–то», пожиная таким образом все лавры. Кроме того, гораздо легче писать, когда есть с кем «пружинить». Иными словами, сидеть с кем–то в одной комнате и обмениваться идеями. Хорошо, если фамилия лица, с которым вы предпочли пружинить, — Сэлинджер. Я знаю некоего французского писателя начала ХХ века с инициалами М.П., которому бы хорошая пружина не помешала. Тогда бы название романа у него звучало правильно — «В тени цветущих девушек», — а не так неуклюже, как он написал.

Другой трюк, которым я пользуюсь, когда у меня наступает временная остановка, практически беспроигрышен, и я счастлив им поделиться. Обратитесь к уже опубликованному роману и найдите в нем фразу, которую абсолютно обожаете. Скопируйте ее в свою рукопись. Как правило, это предложение приведет вас к другому предложению, и довольно скоро ваши собственные идеи польются свободно. А если не польются, скопируйте следующую фразу романа. Вы можете свободно использовать до трех предложений чьей–нибудь работы — если только вы не дружите с автором: в этом случае ограничьтесь двумя. Шанс, что вас застукают, достаточно незначителен, а если и застукали, то в тюрьму за это обычно не сажают.

Создание запоминающихся персонажей

Ничто не поднимет до таких высот ваше произведение, как запоминающийся персонаж. Если в книге имеется запоминающийся персонаж, читатель будет возвращаться к ней снова и снова, брать ее в руки, вертеть ее, взвешивать на ладони и подбрасывать в воздух. Вот вам пример живительной инъекции, которую могут предложить ярко очерченные персонажи:

Стоят там эти парни, а тут такой этот парень заходит.

Вы уже на пути к созданию запоминающегося персонажа. Вы определили его как парня, а к определению этому прилагаются все читательские представления о том, что такое парень. Вскоре вы оживите его, воспользовавшись прилагательным:

Только этот парень — не обычный такой парень, а красный.

Этот персонаж — красный парень — теперь прочно утвердился в воображении читателя. Полнокровная личность со своими мечтами и чаяньями, совсем как читатель. Особенно если читатель — и сам красный парень. Теперь, возможно, вам захочется придать своему персонажу отличительную черту. Вы можете проинформировать читателя об отличительной черте персонажа одним из двух способов. Первый — просто сказать, какова эта черта, например:

Но этот красный парень отличался от большинства остальных красных парней. Этот красный парень любил фраппе.

Второй способ коренится в действии: заставьте красного парня подойти к стойке бара и заказать фраппе, например, так:

— Что будешь, красный парень?

— Я буду фраппе.

Как только вы овладеете двумя этими концепциями — прорисовкой колоритных персонажей и сопутствующими прилагательными, — считайте, вы на пути к тому, чтобы стать следующим братом Шекспира. И не забывайте патентовать любые свои идеи, которые могут оказаться оригинальными. Вам же не захочется беспомощно стоять и смотреть, как ваш знакомый «красный парень» вдруг зайдет в бар в рекламном ролике фраппе.