Ланда сказала однажды по поводу этих визитов:
— Что это мы ходим да ходим поодиночке? Пора собраться и посидеть за общим столом. Есть ведь о чем поговорить!
В июле 1947 года мы снова собрались почти всей группой. Лайке не было с нами, и вспоминали мы ее с завистью — она в это время работала в самом что ни на есть крымском Артеке — методистом, писала оттуда подробные письма. И не было с нами Харальда Ильвеса…
Девочки быстренько накрыли скромный по тем временам стол. Сели. Кто-то произнес первый тост — за Победу, за мир. И второй — за Артек. Я глаз не могла отвести от них — вытянувшиеся, все до одного красивые, взрослые мои дети… Ланда — комсомольский работник, Айно, Тамара, Ханс, Харри, оба Виктора, Спец, Аста, Эллен, Уно, Володя Николаев, Ада, Этель, Лембит, Мульк, Салме, Кальо, Карл — все на комсомольской и пионерской работе. Все учатся — кто на курсах, кто в университете и в политехническом институте, в мореходном училище, в художественном институте.
Большего я от них не хотела. Это я им и сказала, попросила — оставайтесь такими же! Педантичный, верный себе Виктор Пальм встал, поправил меня:
— Разве ты не хочешь, чтобы мы стали лучше?
— И, год за годом, они действительно становились лучше, уж во всяком случае Виктор Пальм; совсем молодым он стал известным ученым, доктором наук, теперь преподает в Тартуском университете, любит студентов, а студенты — его: за точность, остроумие, за жгучий интерес к социальным и экономическим проблемам…
За первой встречей последовала через два года вторая, третья — словом, мы с Ландой насчитали девятнадцать встреч.
— Раз это становится традицией, — решила Ланда, — стало быть, надо обзаводиться архивом. Как минимум — фотоархивом. Все старые и новые фотографии прошу оставлять мне — для альбома.
С годами у Ланды образовался не только фотоальбом, а еще несколько толстых желтых папок с письмами, поздравительными «открытками» военных лет, тщательно нарисованными на листках желтоватой бумаги. Да у меня есть сундучок с письмами — мои артековцы мне его для этой цели и подарили: «наши письма хранить будешь». Письма хранятся. Из Тарту, Нарвы, Пайде. Из Белоруссии и с Украины, из Молдавии и Литвы, из Анжеро-Судженска и с Сахалина, с Алтая и из Москвы, из Ленинграда и из Норильска… По ним и знаем мы о судьбах наших далеких друзей, с которыми есть надежда встретиться. С годами тяга к общению с родными душами из страны нашего далекого детства становится все сильней. Недавно пришло письмо от совсем незнакомой женщины. «Мне так дорого всё, что происходило с вами в Артеке, словно я всё время была рядом! Но в Артеке я не была, а всю войну прожила в детском доме. Родным и любимым стал для нас этот дом, он нас, детей, потерявших в войну родителей, вырастил, воспитал и, отправив в большую жизнь, никогда не порывал с нами связи. И мы не забываем его, не порываем с ним. Наша же детская дружба, пройдя испытание разлуками и расстояниями, на всю жизнь осталась дружбой и родством душ».
Десятилетиями по всей нашей огромной стране люди, расставшиеся в войну, ищут, находят друг, друга. И не забыть им поэтов Сергея Сергеевича Смирнова и Агнию Барто, диктора Всесоюзного телевидения Валентину Леонтьеву, корреспондента Эстонского радио Вальдо Пакта и многих других, чьих имен мы не знаем, — людей, помогших снова соединиться семьям, встретиться друзьям, обрести утраченное счастье. В годы войны и в послевоенные десятилетия письма со всех концов страны шли по нескольким адресам всесоюзного розыска, и люди, работавшие в этих бюро, совершили великий труд для счастья семей, возвращения друзей через расстояния, через границы… Сколько забытых дат, номеров воинских соединений, утраченных с годами, ставших необходимыми документов вернул людям военный архив в подмосковном городе Подольске, архивы Ленинграда, работники милиции, телевидения, радио, редакций газет и журналов.
А тысячи пионерских организаций, вроде нашей алтайской «Искорки», пионеры-следопыты, помогающие матерям найти могилы погибших в войну сыновей, восстановить воинскую честь пропавших без вести, вручить героям войны неполученные вовремя ордена и медали…
Встречи… Это — особые праздники — и с сединою на висках и со слезами на глазах; с пионерскими песнями и танцами; со школьным вальсом выпускных вечеров, повторяющимся и повторяющимся через десятилетия… Они стали нашей, советской традицией; главными, непременными их участниками всегда бывают и будут дружба и мир.
Мы, артековцы военных лет, благодарим судьбу за то, что и нам подарила она высокую эмоциональность этих встреч.
Сначала встречи происходили по территориальному признаку: эстонцы группировались, как уже говорилось, вокруг Ланды, ибо кроме множества прочих достоинств она обладает просто грандиозным организаторским талантом. Уж если Ланда задумала что-то, она любой ценой доведет дело до конца. И сколько во всем, что она делает, внимания к близким, сколько доброй и веселой выдумки, скрытой нежности и чувства дружбы…
Москвичи собирались у Вали Тазловой-Крайневой. Валя и Ланда по характеру удивительно похожи друг на друга. Какие бы кошки ни скребли на душе у Вали, она неизменно приветлива, улыбчива и безгранично добра. И профессия у нее добрая, гуманная — Валя много лет работает фармацевтом в одной из московских аптек. В работе своей она выходит далеко за рамки только фармацевта. Посмотрит внимательно, подумает, спросит:
— Слушай-ка, а твой лечащий врач не советовал тебе принимать даукарин?
— Советовал, а что?
— А то, что ты его не принимаешь. Врачей надо слушаться, я же вижу, что с сердцем у тебя неполадки.
— Почему ты не стала врачом, Валя?
— По многим причинам, одна из которых та, что мне фармакопея нравится. А даукарин ты всё-таки попринимай.
Кто из артековцев не побывал у Вали проездом через Москву! Кого из нас не встречала на вокзале или она сама, или ее дочь Ирина и зять Сережа, кого только они не принимали, как родных. Появился у Вали в доме человек из Артека, и лица членов ее семьи светятся радостью, и артековец чувствует себя тоже членом Валиной семьи, начинает жить ее интересами, проблемами, трудностями и радостями… Что касается меня, то Москва без Вали для меня была бы другой, потому что есть в Валином доме старомосковское гостеприимство, широта натуры, доброта сердца, точное понимание без лишних слов; короче говоря, Валя типичная москвичка. И лекарства, полученные из ее рук, обладают особой целительной силой, потому нто к химическим соединениям неизменно прибавлены ее любовь и дружба.
Латыши встречались у Аустры Крамини-Луцевич, литовцы — у Марите Растекайте, белорусы — у Юры Мельникова и Иры Мицкевич, а вся наша большая южная украинско-молдавская группа сконцентрировалась, конечно, вокруг Тоси. И я еще раз позволю себе восхититься моей коллегой и подругой: нет артековца, кому она постоянно не писала бы своим красивым, ясным почерком добрых и внимательных писем. И нет артековца, который не был бы привязан к Тосе вечным благодарным чувством.
Назрел, наконец, и момент объединённых встреч. Это было совсем непросто: уж очень велики расстояния, и сначала дети наших артековцев были малы, а потом появились маленькие внуки. А Ланда все писала и писала — приезжайте! Потому первые объединенные встречи произошли у нас в Таллине. Вскоре пришли и нам приглашения на юг — к Тосе в Ананьев, а петом в Одессу.
Конечно, поехали Ланда и Этель, а из Минска — Ира Мицкевич. Передо мной же тогда, в 1979 году, встал неумолимый выбор: на встречу ли ехать, или в командировку, в Софию, на Всемирный детский форум, посвященный Году ребенка. Собственно говоря, выбора как такового не было: меня командировала редакция «Огонька», и было бы явным безумием «отбиваться» от этой командировки. Я полетела в Софию и была свидетелем встречи детёй всех континентов, всех цветов кожи. Они все были талантливы — как и положено в таких случаях, отбирали лучших, среди них были одареннейшие музыканты, композиторы, певцы, чтецы. Особенно много было художников — Выставочный зал Софии не смог вместить всех детских рисунков, их пришлось показывать в разных школах, и болгарский комсомол занимался всеми событиями встречи не покладая рук. Дети были веселы и счастливы, и видеть их выступления из зрительного зала было истинным наслаждением. Ещё большим наслаждением было наблюдать мгновенно возникшую между ними дружбу. Там, в Софии я познакомилась с Людмилой Живковой — министром культуры Болгарии, молодой, глубоко и пылко мыслящей красивой женщиной — организатором встречи детей планеты. Вторая такая же встреча детей проходила в 1981 году в Софии уже без неё — она умерла недавно, в самом расцвете лет. И с Джанни Родари познакомилась, пришла к нему с переводчиком, а он мне говорит по-русски:
