Начальник Разведывательного управления Красной Армии С.Г. Гендин представил меня наркому обороны. К.Е. Ворошилов одобрил мою деятельность, пообещал новые награды. Через две недели Гендин был арестован как враг народа, а я остался в гостинице «Балчуг», ожидая назначения.

После долгого ожидания меня пригласили в НКВД.

Состоялась, как говорится, беседа с пристрастием. Мне заявили, что заблаговременная подготовка к партизанской войне на случай вражеской агрессии, не благое дело, а затея врагов народа, таких, как Якир, Уборевич и др. Я пытался доказать необходимость этой подготовки, ссылаясь на то, что она велась на основе положений В.И. Ленина, предложений М.В. Фрунзе. Говорил, что к этому делу привлекались в основном участники гражданской войны, члены партии и комсомольцы. Собеседник лукаво улыбался. Беседа была длительная, и мне дали возможность «подумать». Я вышел на улицу[80].

Все было как в страшном сне. Для меня стало ясным, что заблаговременно подготовленные нами партизанские кадры за редким исключением уже репрессированы. Меня охватил такой страх, какого я не испытывал никогда — ни на фронте, ни в тылу врага. На войне я рисковал только собой, а тут под удар ставились близкие мне люди.

Как стало позже известно, от репрессий в 30-е годы погибло в десятки раз больше хорошо подготовленных партизанских командиров и специалистов, чем за всю Великую Отечественную войну. Уцелели лишь те, кто выпал из поля зрения ежовского аппарата. В основном это были участники национально-революционной войны в Испании (А.К. Спрогис[81], Троян, Н.А. Прокопюк и др.) и те, кто сменил место жительства незаметно для подручных Ежова. Именно они стали во главе тех школ, которые сформировали партизанские кадры Великой Отечественной.

Репрессиями 1937–38 годов стране был нанесен сокрушительный удар, отразившийся на ходе войны, они вывели из строя около или даже более 40 тысяч офицеров. Это в три раза больше того, что вермахт потерял на восточном фронте за весь первый год войны. Репрессии привели к тому, что в Красной Армии многими подразделениями, частями и тем более соединениями и объединениями командовали, мягко говоря, неподготовленные люди.

Особо большой урон этими репрессиями был нанесен нашей подготовке к партизанской войне на случай вражеской агрессии. Были репрессированы полностью все партизаны-подпольщики-диверсанты. Я не знаю ни одного из подготовленных нами диверсантов-подпольщиков, которые не подверглись бы репрессиям. Из двух десятков уцелевших офицеров, которые нами обучались из командиров и политработников Вооруженных Сил и партизан гражданской войны, в ходе Великой Отечественной войны погибло двое, а репрессирована была не одна тысяча.

Именно эти репрессии и некомпетентность руководства партизанским движением в ходе войны привели к тому, что партизаны не решили своей основной задачи — отрезать вражеские войска на фронте от источников их снабжения.

Тем не менее, не будь организованной М.В. Фрунзе подготовки, мы не достигли бы того размаха партизанских действий, которые велись в последние годы войны. А если бы были сохранены кадры, то развернуть массовые управляемые действия удалось бы сразу, а не через два года после начала войны!

Фрунзе в своей доктрине остался верен ленинскому принципу, что: 1) партизанская война не месть, а военные действия. Следовательно: 2) она должна планироваться Генеральным штабом, а не партийными учреждениями. Третье важнейшее положение доктрины Фрунзе состояло в заблаговременной подготовке партизанской войны.

Великая Отечественная война, как уже упоминалось в первой книге, застала меня в должности начальника отдела минирования и заграждений Главного военно-инженерного управления Красной Армии. Возвратившись из служебной командировки в конце июня 1941 года, я возглавил оперативно-инженерную группу на Западном фронте, в задачу которой входило устройство заграждений. Вскоре я узнал, что партийные органы республик и областей, на территории, которых вторгся враг, начали создавать партизанские отряды и почти без всякой подготовки забрасывать их в тыл противника.

Партизанские действия начались с первых дней Великой Отечественной войны, вопреки историческому опыту и мобустановкам по подготовке к партизанской войне на случай вражеской агрессии.

В своем обращении к советскому народу 3 июля 1941 года Сталин призвал и к партизанской войне в тылу врага. Он сказал: «В занятых врагом районах нужно создавать партизанские отряды, конные и пешие, создавать диверсионные группы для борьбы с частями вражеской армии, для разжигания партизанской войны всюду и везде, для взрыва мостов, дорог, порчи телеграфной и телефонной связи, поджога лесов, складов и обозов. В захваченных районах создавать невыносимые условия для врага и его пособников, преследовать и уничтожать их на каждом шагу, срывать все их мероприятия»[82].

Постановка вопроса о методах партизанской войны в речи Сталина меня удивила. Во-первых, создавать в занятых противником районах партизанские отряды некому, не говоря уж о всех трудностях этого дела. Это следовало делать еще до оккупации территории. Во-вторых, партизаны не могут поджигать обозы и вступать в бои с частями вражеской армии. Ведь при боевом соприкосновении противник имеет возможность наращивать свои силы, получать во время боя подкрепления, тогда как партизаны, располагая весьма ограниченными ресурсами, этого делать не могут. Кроме того, ведь и оснащены вражеские войска, как правило, гораздо лучше партизан! Как необученные, слабо вооруженные люди (ведь эти партизанские отряды создавались бы на территории противника) могут сражаться с частями регулярной вражеской армии? Этот призыв Сталина нацеливал партизан на бесплодную партизанщину, а не на партизанскую войну с целью отрезать войска противника от источников их снабжения. В-третьих, призыв к поджогу лесов в тылу противника был вреден для партизан и полезен для гитлеровцев. Если бы кто-нибудь другой, сказал, что партизаны должны поджигать леса, то его, вне всякого сомнения, сочли бы провокатором или глупцом.

Это в первой четверти XX века партизаны обладали равно, а иногда даже и большей, маневренностью, чем наиболее мобильные части противника, например, кавалерия, и поэтому могли базироваться и совершать рейды на любой местности и в любое время года. Моторизация войск, насыщение их большим количеством скорострельного оружия, увеличение и усовершенствование авиации, создали резкое превосходство регулярных войск над партизанами в скорости передвижения и вооружении. Теперь наиболее благоприятной для партизан являлась та местность, которая была бы недоступна для моторизованных войск и имела обширные укрытия от авиации противника.

В отечественных условиях такой местностью, вне всякого сомнения, являлись леса, которые и были главной базой партизан. И эти собственные базы надо жечь?

Сталин явно не учитывал контрпартизанских мероприятий противника. Между тем, учитывая опыт минувших войн, особенно — опыт борьбы с партизанами в Испании в 1936–1939 годах немецкий Генеральный штаб еще до нападения на Польшу предусмотрел целую систему таких мероприятий. Были созданы специальные войска и органы для контрпартизанской борьбы, которые действовали по заранее разработанному плану. В ходе прошедших компаний гитлеровские каратели приобрели большой опыт, который позже использовали и на оккупированных территориях нашей страны.

Партизанские действия в тылу сильного, специально подготовленного к контрпартизанской борьбе противника требовали всесторонней подготовки партизанских сил и оптимального планирования их действий. Ничего подобного Сталиным в его выступлении не предусматривалось. Более того, в том же выступлении, он потребовал «при вынужденном отходе частей Красной Армии… не оставлять противнику ни одного килограмма хлеба… Колхозники должны угонять весь скот, хлеб сдавать под сохранность государственным органам для вывоза его в тыловые районы, хлеб и горючее, которое не может быть вывезено, должно быть, безусловно, уничтожено».[83]