– Пожалуйста, Уолтер. Но сначала принеси мне чего-нибудь выпить. Лучше виски. И поставь рядом с бутылкой стакан.

– Отец, я никогда не видел тебя таким! Надо вызвать врача.

– Ни в коем случае! – неожиданно твердо заявил Эллиот.

Его тон поразил Алекса. Слабости как не бывало.

– Неужели врач помог леди Макбет? Не думаю, что он мог принести ей пользу.

– Отец, о чем ты говоришь?

Голос Алекса снизился до шепота; он всегда переходил на шепот, когда был чем-то расстроен. Он смотрел, как Уолтер передает отцу стакан.

Эллиот сделал глоток виски.

– Ох, как хорошо!

Он вздохнул. В том ужасном маленьком домике, в том доме смерти и безумия, была дюжина бутылок ликера, но он не мог заставить себя прикоснуться к ликеру Генри; не мог пить из бокала, из которого пил Генри, не мог съесть ни кусочка. Он кормил и поил ее, но сам ни к чему не притронулся. И сейчас с наслаждением потягивал напиток, который так успокаивал жгучую боль в груди.

– А теперь, Алекс, выслушай меня, – сказал Эллиот, делая еще один глоток. – Ты должен немедленно уехать из Каира. Сейчас же пакуй чемоданы и уезжай в Порт-Саид пятичасовым экспрессом. Я сам довезу тебя до поезда.

Каким беззащитным выглядел сейчас его сын! Будто маленький ребенок. «И все это из-за моей мечты о бессмертии. Бедный мой Алекс, он должен немедленно вернуться в Англию: там он будет в безопасности».

– Это невозможно, отец, – как всегда мягко, проговорил Алекс. – Я не могу бросить здесь Джулию.

– А я и не хочу, чтобы ты бросил Джулию. Ты возьмешь Джулию с собой. Скажи ей, чтобы она собиралась. Делай, что говорю.

– Отец, ты не понимаешь. Она не уедет, пока не прояснится дело Рамсея. А его никто не может найти. И Генри тоже пропал. Пока все не выяснится, не думаю, что власти позволят нам уехать.

– О господи!

Алекс достал носовой платок, аккуратно расправил его и вытер отцу лоб. Снова сложил и протянул Эллиоту. Граф вытер рот.

– Отец, ведь ты не думаешь, что Рамсей на самом деле совершил эти чудовищные преступления? То есть я хотел сказать… он мне так нравился.

В дверях появился Уолтер.

– Ванна готова, милорд.

– Бедный Алекс! – прошептал Эллиот. – Скромный и благородный Алекс.

– Отец, объясни мне, что происходит. Я никогда не видел тебя таким. Ты не похож на самого себя.

– Со мной все в порядке. Я как раз такой и есть. Отчаявшийся, хитрый, увлеченный сумасбродными мечтами. Наоборот, я очень похож на самого себя. Знаешь, сын, когда ты унаследуешь титул, ты, наверное, будешь единственным скромным и благородным графом Рутерфордом за всю историю нашего рода.

– Ты опять философствуешь. А я вовсе не такой уж скромный и благородный. Я просто хорошо воспитан, что, надеюсь, является неплохим суррогатом скромности и благородства. Прими ванну, тебе станет намного лучше. И больше не пей виски, пожалуйста.

Эллиот подозвал Уолтера и протянул ему руку.

Майлз Уинтроп смотрел на телеграмму, которую вложил ему в руку стоящий перед ним человек.

– Арестовать Джулию Стратфорд?! За кражу бесценной мумии из Лондона? Но ведь это бред! Мы с ней и с Алексом Савареллом вместе ходили в школу. Я сам свяжусь с Британским музеем!

– Замечательно. Только сделайте это немедленно. Губернатор в ярости. Министерство культуры рвет и мечет. И найдите Генри Стратфорда. Приведите сюда его любовницу, танцовщицу по имени Маленка. Стратфорд где-то в Каире и чувствует себя очень даже неплохо, будьте уверены. Арестуйте хоть кого-нибудь, иначе старикан свернет нам голову.

– Черта с два, – пробормотал Майлз, поднимая телефонную трубку.

Какой роскошный базар! Здесь все есть: богатые ткани, духи, специи; странные тикающие устройства с римскими цифрами на круглых дисках; украшения и посуда. А сколько еды! Первый же лоточник, говоря по-английски и используя общепринятые жесты, объяснил ей, что ее монеты не годятся.

Она пошла дальше, вслушиваясь в гудящие вокруг голоса, стараясь понять английскую речь.

– Я не хочу переплачивать. Это слишком дорого, этот человек хочет нас ограбить…

– Выпейте хоть глоток, подходите! Такая жара, просто невыносимо…

– О, вот это ожерелье миленькое…

Смех, страшный шум, грохот, фырканье. Она уже слышала эти звуки раньше. Засунув руки под ленты широкополой шляпы, она зажала уши ладонями. И пошла дальше, стараясь вылавливать из шума и суеты только те слова, которые надо было усвоить.

Внезапно ее затрясло от чудовищного, непостижимого звука. Чуть не закричав от ужаса, она запрокинула голову, по-прежнему зажимая уши, и в страхе бросилась бежать, пока вдруг не осознала, что никто больше не испугался. Окружающие вообще не обратили на страшный звук никакого внимания.

Ей надо разгадать эту тайну! Слезы катились из глаз, но она упрямо шла вперед.

То, что она увидела впереди, было еще страшнее; она просто онемела от ужаса. Ни на одном из известных ей языков она не смогла бы описать это чудовище. Гигантское, черное, оно надвигалось на нее, крутились колеса, сделанные из металла, на макушке торчала труба, из которой валил вонючий дым. Звук, издаваемый чудовищем, заглушил все остальные звуки. Сзади тянулись огромные деревянные повозки, соединенные с ним здоровыми крючьями из черного железа. Весь этот караван двигался по тонким полоскам железа, проложенным по земле. Грохот становился все сильнее – страшилище прокатилось мимо и нырнуло в зев огромного туннеля, в котором толпились люди: казалось, они устремились в его чрево.

Глядя на него, она рыдала навзрыд. И зачем только она вышла из своего убежища? Зачем ушла от лорда Рутерфорда, который мог бы защитить ее? Казалось, этот кошмар никогда не кончится, но вот ужасная огромная гусеница проползла мимо, и царица увидела за железной дорожкой большую гранитную статую фараона Рамзеса – со скрещенными на груди руками, в одной из которых был зажат скипетр.

Она удивленно смотрела на каменного колосса. Украденная из страны, которую она хорошо знала, из страны, которой она правила, стоящая здесь статуя казалась смешной, гротескной и какой-то заброшенной.

Она повернулась, чтобы уйти прочь. Показалась еще одна демоническая колесница Она услышала жуткий протяжный гудок, и чудовище покатилось мимо нее. Статуя скрылась из виду.

Она снова развернулась, не зная, куда податься, куда спрятаться от всего этого, – ей опять захотелось во тьму, в темную воду, из которой она появилась на свет. Потом она упала.

Открыв глаза, она увидела юного англичанина. Он поднял ее с земли, приобняв за талию, и велел зевакам убраться прочь. Она поняла, что англичанин спрашивает ее о чем-то и явно хочет помочь.

– Кофе, – прошептала она. – Положите мне в кофе немного сахара. – В памяти всплыли слова из говорящей машины, с которой познакомил ее лорд Рутерфорд. – Положите в мой чай ломтик лимона.

Его лицо просияло.

– Да, конечно. Я угощу вас кофе. Давайте я отведу вас в британское кафе.

Он поднял ее на ноги. Какие прекрасные мускулы у этого юноши! И голубые глаза, ярко-ярко-голубые, совсем как у того…

Она огляделась. Это не сон. Статуя была на месте, возвышаясь над железной дорожкой; она все еще слышала рев колесниц, хотя ни одной не видела.

На мгновение она опять почувствовала слабость, но англичанин подхватил ее под руку и помог идти.

Она внимательно вслушивалась в его слова.

– Там очень мило, вы сможете посидеть и отдохнуть. Знаете, вы очень меня напугали. Мне показалось, что вы ударились головой.

Кафе. Голос в граммофоне говорил: «Встретимся в кафе». Очевидно, это место, где пьют кофе, встречаются, разговаривают. Здесь много женщин в таких же, как у нее, платьях, молодых мужчин, одетых так же, как лорд Рутерфорд, а с нею – это восхитительное создание с сильными руками и ногами.

Она села за маленький мраморный столик. Отовсюду неслись голоса. «Здесь все превосходно, но ты ведь знаешь мою матушку: ей ничего не нравится»; «Ужасно, да? Говорят, у нее была сломана шея»; «О, чай совсем холодный. Позови официанта».