Сейчас он с радостью смотрел на Риту, которая принесла ему кружку пива.

– У меня больше ничего нет, мисс, – поставив кружку на стол и отойдя в сторонку, сказала горничная и пожала плечами.

Рамзес схватил кружку, тут же осушил ее, кивнул Рите и улыбнулся:

– Египтяне любят пиво, Рита. Принеси еще, побыстрее.

Если Риту заставлять все время двигаться, ей не будет грозить помешательство.

Джулия прошла мимо папоротников и деревьев в кадушках и села за столик напротив Рамзеса. Он взглянул на нее и показал на картинку, изображавшую Гибсоновскую девушку^{3}. Джулия кивнула.

– Америка, – сказала она.

– Соединенные Штаты, – отозвался Рамзес.

– Да, – удивленно подтвердила Джулия.

Он молниеносно расправился с колбасой, отломил огромный кусок хлеба и съел его в два приема, одновременно переворачивая страницы левой рукой. На глаза ему попалось изображение мужчины на велосипеде. Рамзес громко расхохотался.

– Велосипед, – пояснила Джулия.

– Да! – сказал он, в точности копируя ее интонацию. Потом произнес что-то на латыни.

Надо вывести его на улицу, показать ему все-все.

Внезапно зазвонил телефон – резкий звонок раздался на письменном столе отца, в египетском зале. Рамзес тут же вскочил и пошел следом за Джулией. Он стоял рядом и все то время, что она разговаривала, смотрел на нее.

– Алло? Да, это Джулия Стратфорд. – Она прикрыла рукой трубку. – Телефон, – прошептала она. – Говорящая машина. – Джулия отставила трубку в сторону – так, чтобы Рамзес мог слушать голос, доносившийся с другого конца провода.

Звонили из клуба Генри. Сейчас приедут за его чемоданом. Не могла бы она подготовить его?

– Все уже собрано. Вам понадобятся двое мужчин, мне так кажется. Пожалуйста, поторопитесь. – Джулия взяла провод и показала его Рамзесу. – Голоса проходят по проводу, – шепотом пояснила она, повесила трубку и осмотрелась. Затем, взяв Рамзеса за руку, повела обратно в оранжерею и показала на протянутый снаружи провод, который тянулся от дома к телеграфному столбу в конце сада. Рамзес с любопытством разглядывал провод. Джулия взяла со стола пустой стакан и подошла к стене, разделявшей дальний конец оранжереи и кухню. Приложила к стене стакан донышком наружу, прижалась к донышку ухом и прислушалась. Были отчетливо слышны звуки шагов расхаживающей по кухне Риты. Джулия пригласила Рамзеса послушать, и он тоже услышал, как усиливается звук, задумался, а потом с изумлением и восторгом взглянул на нее.

– Телефонный провод передает звук, – пояснила Джулия. – Это изобретение механики.

Вот что она должна сделать: показать ему машины! Объяснить, какой шаг вперед был сделан человечеством благодаря машинам, как изменился образ жизни.

– Передает звук, – задумчиво повторил он. Подошел к столику и взял журнал, который только что читал. Жестом попросил Джулию почитать вслух.

Она в хорошем темпе прочла абзац из хроники жизни страны. Слишком много терминологии, но, похоже, он просто вслушивался в ее произношение. Рамзес нетерпеливо выхватил у нее журнал и сказал:

– Благодарю.

– Отлично, – ответила она. – Ты учишься с поразительной скоростью.

Тогда он начал забавно жестикулировать. Дотронулся до виска и до лба – словно хотел сказать что-то о мозгах. Потом коснулся волос и кожи. Что он пытался сказать? Что его мыслительный орган так же быстро подпитывается от солнечного света, как волосы и тело?

Он повернулся к столику.

– Колбаса, – произнес он. – Говядина. Жареный цыпленок. Пиво. Молоко. Вино. Вилка. Нож. Салфетка. Пиво. Еще пива.

– Хорошо, – сказала Джулия. – Рита, принеси ему еще пива. Он любит пиво. – Она подняла полу своего пеньюара. – Кружево, – сказала она– Шелк.

Он забавно зажужжал, как пчела.

– Пчелы, – сказала она. – Верно. О, ты невероятно сообразителен.

Он рассмеялся.

– Повтори, – попросил Рамзес.

– Невероятно сообразителен. – Джулия постучала себе по макушке – тук, тук, тук: мозг, мысль.

Он кивнул. Посмотрел на ножик с серебряной рукояткой, лежавший на столике. Поднял его, взглянул на Джулию, словно спрашивая разрешения, и засунул его в карман. Потом, пригласив ее жестом следовать за ним, отправился в египетский зал. Он подошел к старой потускневшей карте мира, висевшей под пыльным стеклом в тяжелой раме, и нашел Англию.

– Да, Англия, Британия, – подтвердила Джулия. Указала на Америку. – Соединенные Штаты, – пояснила она. Потом показала все континенты и океаны. Нашла Египет и крошечную полоску Нила. – Рамзес, царь Египта, – сказала она. И указала на него.

Рамзес кивнул. Ему явно хотелось узнать что-то еще. Наконец он осторожно спросил:

– Двадцатое столетие? А что значит «до Рождества Христова»?

На минуту Джулия потеряла дар речи. Ну конечно же, ведь он проспал рождение Христа! Разумеется, он не мог даже высчитать, сколько времени длился его сон. Ее смутило, что он был самым настоящим язычником, и Джулия испугалась, что теперь, когда она ответит на его вопрос, он запаникует.

Римские цифры. Где же эта книга? Джулия сняла с полки «Жизнеописания» Плутарха и нашла дату публикации, написанную римскими цифрами. Так, всего на три года раньше, отлично.

Взяв с отцовского стола лист чистой бумаги и ручку, она поспешно написала правильную дату. Но как объяснить ему появление новой системы летосчисления? Что взять за точку отсчета?

Жизнь Клеопатры? Нет, по понятным причинам ее имя не следовало упоминать. И тогда Джулии в голову пришел очень простой пример.

Она написала печатными буквами имя Октавиана Цезаря. Рамзес кивнул. Под этим именем она написала римскую цифру. Потом начертила длинную горизонтальную линию, доведя ее до правого края листка, написала имя Джулия, а под ним поставила римскими цифрами обозначение текущего года. А рядом латинское слово: annus.

Рамзес побледнел. Долго смотрел на бумагу. Потом лицо его снова окрасилось румянцем. Он, несомненно, понял ее. Помрачнел, задумался. Казалось, он не столько шокирован, сколько погружен в размышления. Джулия написала слово «столетие», а рядом римскими цифрами число 100 и слово «год». Рамзес нетерпеливо кивнул: да, да, понял.

Скрестив руки на груди, он начал расхаживать по комнате, и Джулии только оставалось гадать, о чем же он думает.

– Очень давно, – прошептала она– Tempus… tempus fugit! – И вдруг смутилась. Время летит? Только эту фразу она смогла вспомнить из латыни. Рамзес улыбнулся. Была ли эта фраза крылатой тысячу лет назад?

Он подошел к столу, склонился над ним, взял ручку и аккуратно нарисовал египетскую закорючку, которая обозначала иероглифы его имени: Рамзес Великий. Потом начертил длинную горизонтальную линию до края страницы, где вырисовал имя «Клеопатра». В середине черты написал римскую цифру М, означающую число 1000, а рядом то же число арабскими цифрами, которым Джулия научила его час назад.

Он дал ей минуту на прочтение, потом под своим именем написал арабскими цифрами 3000.

– Рамзесу три тысячи лет, – сказала она, указывая на него, – и Рамзес это знает.

Он снова кивнул и улыбнулся. Что выражало его лицо? Печаль или просто задумчивость? В глазах застыло страдание. Улыбка по-прежнему не сходила с его губ, но под глазами залегли тени. Царь осмотрел комнату – так, словно видел ее впервые. Он посмотрел на потолок, на пол и, наконец, на бюст Клеопатры. Его глаза были все так же широко открыты, улыбка оставалась мягкой и добродушной, но что-то в его лице изменилось, что-то ушло. Энергия! Исчезло выражение силы.

Он снова взглянул на Джулию, и в глазах его блеснули слезы. Ей было невыносимо видеть это, и она взяла Рамзеса за руку. Пальцы его ответили легким пожатием.

– Очень много лет, Джулия, – сказал он. – Очень много лет. Я очень долго не видел мир. Я ясно выражаюсь?

– О да, конечно, – ответила она.

Рамзес смотрел на нее и шептал – медленно и как-то отчужденно: