Какой жё он, Артек?
Слово «Артек» Вита помнила с детства. Это было что-то солнечное, морское. Моря она вообще никогда не видела и представляла его по иллюстрации к «Сказке о рыбаке и рыбке»: море будто голова в бигуди — ряд волн с белыми гребешками. Вот бы поглядеть на такое чудо…
Томик Пушкина и картины Айвазовского рассказали ей о море, когда Вита была ещё в доартековском возрасте. А позже в школе, когда ей предложили по выбору прочитать любое стихотворение Пушкина, она прочитала:
Волшебный край! Очей отрада!
Всё живо там: холмы, леса,
Янтарь и яхонт винограда,
Долин приютная краса,
И струй, и тополей прохлада…
Всё чувства путника манит,
Когда, в час утра безмятежный,
В горах, дорогого прибрежной
Привычный конь его бежит,
И зеленеющая влага
Пред ним и блещет и шумит
Вокруг утёсов Аю-Дага…
Из романа Ивана Новикова «Пушкин в изгнании» учительница прочитала:
«Перескочив через небольшую речонку, Пушкин очутился совсем в виду Аю-Дага. Местность была совершенно пустынная. Казалось, так навсегда ей и оставаться. За всю дорогу встретились лишь два татарина-дровосека, блеснувших в улыбке зубами. Впрочем, у одного из них было и ружьё за плечами.
— Охотитесь?
— Да.
— А разрешают?
Тот только махнул рукой.
— А как называется эта земля?
— Артек, а по-вашему, — и, опять блеснув зубами, добавил: — а по-вашему перепёлка.
Пушкину очень понравилось простодушное это прозвище.
Перепёлка. Синяя птица. Мечта».
Так Пушкин привёл Виту к слову «Артек».
ЗИНОВИЙ ПЕТРОВИЧ СОЛОВЬЕВ
В Артеке почти всегда солнечно, тепло, а море очень редко штормит. Бури здесь бывают как исключение. Лесистые горы защищают Артек от ветров. Горы как бы заключили этот уголок Крыма в свои объятия.
Очень мало на земле таких чудесных мест с ласковым климатом.
Климат Артека сродни климату французского города Ниццы. И тут и там очень много погожих ласковых дней: летом — жарких, но никогда не палящих; зимой — прохладных, но никогда не холодных.
Ницца — город миллионеров.
Артек — страна счастливых детей.
С чего начался Артек?
Пионерлагерю в местечке Артек под Гурзуфом положил начало декрет Совета Народных Комиссаров молодого Советского государства. Это был декрет о передаче бывших царских дворцов, всех владений и дач капиталистов и помещиков единственному и законному хозяину — народу.
Подписал этот декрет Владимир Ильич Ленин. Имя Ленина и носит Артек.
Артек называют Пионерской республикой, но ещё точнее было бы его назвать союзом пионерских республик. Ведь Артек объединяет десять дружин: Морскую, Янтарную, Хрустальную, Алмазную, Озёрную, Речную, Полевую, Лесную, Лазурную и Кипарисовую…
Рождение Артека относится к середине двадцатых годов. Это было вскоре после освобождения Крыма от белогвардейцев. В то время в нашей стране царили разруха, голод, тиф. Особенно тяжко было детям. Беспризорные ютились по чердакам, грелись у котлов, в которых варился асфальт, ходили в отрепьях.
У молодого в те годы Советского государства была уйма неотложных дел.
Надо было бороться с врагами, которые вредили на каждом шагу — поджигали, взрывали, стреляли из-за угла.
Борьба с врагами — контрреволюционерами и бандитами — была делом номер один. И это дело Ленин поручил Дзержинскому.
Борьба с беспризорностью, борьба за здоровье, за жизнь и счастье детей тоже была делом номер один. Это дело Ленин поручил Дзержинскому. В бывших царских, княжеских и барских дворцах и особняках были оборудованы госпитали для красногвардейцев, раненных в гражданскую войну. Дома богачей превратили в санатории и колонии для беспризорных детей.
Вот в те двадцатые годы в Гурзуф приехал заместитель наркома здравоохранения Зиновий Петрович Соловьёв. Это был большелобый, улыбчивый человек. О таких говорят: человек с открытым лицом и открытой душой. Он-то и был одним из тех, кто решил создать детский оздоровительный лагерь. Прежде всего Соловьёв собрал сведения о том, сколько детей у нас продолжают болеть после голода, после тифа, после беспризорничества. Так родилась мечта построить лагерь в каком-нибудь самом лучшем месте нашей страны. Несколько дней ходил Зиновий Петрович по Крымскому побережью, пока не увидел красивый маленький залив напротив скал Адалары. Тут было особенно тихо: с востока залив прикрывала величественная гора Аю-Даг, а с других сторон бирюзовая чаша моря была защищена лесистыми хребтами гор и причудливыми скалами.
Был жаркий день. Соловьёв несколько часов тому назад приехал из Симферополя, где он поминутно вытирал со лба пот — там знойный ветер крутил и мчал по улицам пылевые вихри. А здесь, в местечке Артек, всего в нескольких десятках километров от Симферополя, жара смягчалась морским бризом. После горного перевала у прибрежной полосы, где ультрамариновое море вклинилось в густо-зелёные берега, дышалось легко.
Это было более полувека тому назад.
Забегая вперёд, скажем, что когда Вита узнала прошлое Артека, ей очень захотелось, чтобы Зиновий Петрович Соловьёв оказался дедушкой бесстрашного матроса Соловьёва.
…Вита не умела безразлично относиться к людям. Либо она любила человека, либо не любила. Нелюбимых у неё было меньше. И если случалось ей встретиться с таким человеком — соседом по дому, продавцом в булочной или с учителем (был один такой, нелюбимый Витой), это было для неё мучительно.
А каждая встреча, даже самая незначительная, с хорошим человеком доставляла ей радость.
Она знала, что Зиновия Петровича Соловьёва никогда не увидит. Но верила в то, что она встретит бесстрашного матроса, и совсем не из камня, а живого, с тети же глазами, которые не могли погасить фашисты, с той же смелостью, с той добротой к хорошим людям и ненавистью к плохим.
От встречи с хорошим человеком она чувствовала, что становится лучше: с добрым — добрее, с храбрым — смелее, с умным — умнее.
НАЧАЛО
Артек начался с брезентовых палаток, и в этом нет ничего необычного. Ведь необычное бывает не в том, что человек родился. Необычной бывает жизнь, которую прожил человек.
Даже кругосветное путешествие начинается с первого шага.
Так же, собственно говоря, начинался Днепрогэс, Магнитогорск, Комсомольск-на-Амуре, КамАЗ, БАМ.
Биография Артека неотделима от биографии Зиновия Петровича Соловьёва.
Соловьёв до последних дней своей жизни, будучи уже тяжело больным и занятым большой государственной работой, не оставлял Артека. Он приезжал сюда каждый год.
29 октября 1928 года из Артека уезжала осенняя смена детей. Зиновий Петрович подошёл к мальчику, у которого на шее висел ключ.
— Ключник? — спросил Соловьёв.
— Это мне мама повесила, чтоб не потерял.
— А она тебя не встретит?
— Не встретит. Она на работе.
— А папа?
— Папа тут… под Перекопом…
— В бою?
— Ага. Нам бумагу прислали.
Зиновий Петрович обнял мальчишку, прижал к себе.
Мальчик вытер ладонью мокрые щёки и сказал:
— Тут очень хорошо. А у нас даже речки нет. А тут море. Наверно, я его теперь никогда больше не увижу.
— Увидишь! — уверенно сказал Соловьёв.
В тот день он обошёл все автобусы отъезжавшей смены Артека. Это был уже тысяча девятьсот двадцать восьмой год, Артек стал богатым, и у него были свои автобусы, чтобы увозить детей в Симферополь и на всякие экскурсии. Машины шли по осевой, и все милицейские палочки (светофоров тогда ещё не было) поворачивались вдоль пути артековской автоколонны. В наше время сказали бы, что артековцам была открыта зелёная улица.
