За пару часов Стивен измотался так, что едва держался на ногах. Заметив это, Роджер пошел за ним, все время охаживая его плеткой по плечам.

Наконец я не выдержал и закричал:

— Пустите меня на его место! Вы его убиваете!

На лице Роджера появилась странная улыбка.

— Не торопись. Подожди своей очереди.

В конце дня, когда мы с Маленьким Томом помогали Стивену доковылять домой, я утешался мыслью, что, по крайней мере, его пригоршня картошки сегодня от него не уйдет. Однако мне бросился в глаза необычно самодовольный вид Квиггов, чему вскоре, при дележе пищи, нашлось объяснение.

Опорожнив ведра в корыто, Роджер с Хэлом встали у нас на дороге, а затем Квигг сделал Неду, Барту и Полу знак выйти вперед и сказал, пусть забирают столько, сколько смогут унести.

— Не делай этого, Пол! — крикнул я, заработав удар плеткой от Роджера.

— Довольно, парень, — остановил его, к моему удивлению, Квигг. И ухмыльнулся: — Пусть видит, что ему досталась честная доля колотушек.

Триумвират принялся за картофель, и когда оставалось совсем немного, Квигг отобрал из нас половину — включая Большого и Маленького Тома, но без Ричарда, Стивена и меня — и распорядился, чтобы они ели картошку, сколько захотят. Беспокойно на нас взглянув, они повиновались.

— Стойте! — крикнул я. — Поделитесь с нами, а то всем будет хуже.

Но ни к этому, ни к призывам остальных никто не прислушался.

Тогда Квигг крикнул нам:

— Если хотите картошки, подходите и деритесь.

Я пытался удержать оставшихся мальчиков, но они ринулись вперед и начали драку с прежними товарищами, а Квигг надрывал себе бока от хохота. Мы с Ричардом продолжали их уговаривать, но кончилось тем, что Ричард и сам, виновато оглянувшись на меня и Стивена, присоединился к mêlée.

Я понял, что Справедливость побеждена. На следующий вечер произошла точно такая же драка за еду, как до моей затеи, и теперь, к вящему удовольствию Квиггов, мне и самому пришлось в ней участвовать. Мы с Ричардом вместе соперничали с младшими мальчиками и добыли столько, что хватило нам и Стивену.

Был конец июля, но последующие дни выдались пасмурными, с низко нависшего неба то и дело сыпался дождик. Я ужасался, предвидя, как такие дни последуют чередой и как в конце концов я сломаюсь от голода и издевательств. Нужно было бежать. Но что делать с Ричардом и Стивеном, ведь один инвалид, а другой ослаблен болезнью и недоеданием?

Следующую неделю или две мы то лущили стерню, то собирали камни, что тоже было изнурительным занятием, поскольку их приходилось выцарапывать из земли граблями, грузить в ящики и нести туда, где предстояло построить стенку. Светало рано, и мы, чтобы сберечь время, брали завтрак в поле. Я никак не мог привыкнуть к кормежке, состоявшей из гороха, овсянки, пахты, обрезков репы, овсяных лепешек, зачастую густо заплесневевших, и изредка куска бекона. И вечно этот черный ржаной хлеб. Я знал, что ослабею на таком рационе, к тому же, по рассказам других мальчиков, впереди было еще более тяжелое время: зимой мы будем молотить зерно и мастерить плетеные изгороди в промозглом амбаре.

Бригады составлялись каждый день разные, но я заметил, что Стивен всегда попадал в распоряжение Роджера. Вскоре обнаружилось, что Хэл не так жесток, как остальные Квигги, и я всегда радовался, попав под его начало. Когда, к примеру, мы работали вдалеке от фермерского дома и нашу дневную «жрачку» приносила маленькая служанка (сгибавшаяся под тяжестью ведра с картошкой или корзины с хлебом), Хэл всегда сам, довольно справедливо, распределял еду, в то время как его отец и брат неизменно заставляли нас драться.

На ферме мне впервые приснился кошмар, часто повторявшийся и в дальнейшем. Мне снилось, что ко мне приближается искривленная тень, я пытаюсь убежать, но тень безжалостно наваливается, растет. С ужасом я осознаю, что это гигантский паук, а он произносит знакомым голосом, нежным и испуганным: «Помоги мне. Помоги мне, Джонни». Я отпрядывал назад, рвался бежать, но члены не слушались. Содрогаясь, наблюдал я шевеление ножек и щупальцев; мне не хотелось узнать лицо, которое я опасался обнаружить в середине. Душераздирающим тоном она произносит: «Я не хочу быть такой».

Я пробудился в холодном поту — рядом мирно спали мои товарищи. В голове у меня ожили сомнения и страхи, и на следующий вечер я вновь заговорил о бегстве.

— И не думай, — отозвался Ричард. — Ты сам видел, ферма со всех сторон окружена торфяными болотами, они тянутся на многие мили. Деревень нет, лишь там и сям попадаются овцефермы.

— Если даже сумеешь выбраться с фермы, — продолжил Маленький Том, — никто в округе не даст тебе пристанище: все знают, сколько платят Квигги тем, кто нас вернет. А если никто тебя не спрячет, с торфяников надо выбираться сломя голову, иначе Квигги тебя схватят. Учти еще, что дорога только одна, что они пустят по твоему следу собак и что верхом они догонят тебя в два счета.

— А не махнуть ли рукой на дорогу и не пуститься ли прямиком через торфяники; тогда что Квиггам толку от лошадей?

— Ага, — проговорил Ричард, — только идти будешь медленно, и поди найди прямой путь, так что собаки тебя живо прихватят.

— Это в сухую погоду — а в дождь им не учуять следа.

— В дождливый день там слишком опасно, — мотнул головой Стивен.

— Да глупости это все, — фыркнул Ричард, — с фермы и то выбраться невозможно. Днем Квигги сторожат, а ночью нас запирают и спускают с цепи собак.

— Выходит, бежать отсюда еще никому не удавалось?

Похоже было, что никто не хочет отвечать.

Наконец Маленький Том прошептал:

— Пытались только двое. Один погиб на болотах, его похоронили рядом с Дейви. А вот Том едва не ушел. — Заметив, что я удивлен, он пояснил: — Он тогда не был дурачком. Они его так отходили, что он потерял соображение.

— А почему его поймали?

Все молчали и как будто избегали смотреть друг на друга.

— Кто-то на него донес, — сказал наконец Маленький Том. — Мы так и не дознались кто.

— Так что, если я попробую бежать, история может повториться?

Никто из троих не поднял глаз.

— Если я решусь, кто-нибудь со мной пойдет?

Маленький Том мотнул головой.

— Посмотри, что случилось с Томом.

— Куда мне? — Ричард коснулся своей ноги.

— А ты, Стивен?

Он взглянул на меня печально:

— Мне не к кому бежать.

Он произнес это очень уныло, и вечером, когда мы готовились ко сну, я, хотя мы уже кратко рассказывали друг другу о себе, попросил его поведать остальное.

— Я сирота, — начал Стивен. — Папа умер, когда я был совсем маленьким, а через несколько лет умерла и мама. У меня на свете только двое родственников. Во-первых, мой сводный брат Генри. Видишь ли, до папы мама была замужем за другим человеком, но отец Генри умер. Генри намного меня старше, и мы мало знакомы. Он изучает в Лондоне право. Я знаю, что денег у него очень мало: его папа и моя мама были бедны. Мой собственный папа оставил мне немного денег, отданных в доверенное управление.

— Денег? Тогда тебе есть на что надеяться.

Он покачал головой:

— Ими ведает моя тетя, единственная, кроме брата, родственница. Она моя опекунша, но после маминой смерти она мною не занималась, так что я остался в школе в Кентербери, на пансионе. Пусть бы она и не брала меня оттуда, потому что там мне было очень хорошо, но в прошлом году на Рождество она внезапно приехала меня проведать. Спросила, не хотел бы я перебраться в другую школу. Я не хотел, и так и сказал. Но тетя была очень добра и привезла мне солдатика. Прусского солдата с настоящей саблей. Ты бы видел, Джонни! Сказала, она меня заставлять не станет и даст мне время подумать. Через неделю или две явился Генри. Он тоже был очень добр и посоветовал поступить так, как желает тетя. Вот я и согласился, чтобы меня отправили сюда.

— С чего бы это тетя пожелала тебе зла?

— Не знаю. Разве что, если я умру, она унаследует доверенные деньги. Но там совсем мало, каких-нибудь несколько сот фунтов, а у нее денег куча, у нее муж был богатый.