Раскаленный песок пляжа сильно обжигал босые ноги. После прохладной воды океана чувство достаточно приятное, но долго стоять на одном месте становилось больно. Пройдя несколько метров, Джил и Моррис не удержались и побежали к спасительной тени большого камня.

— Классно! — выдохнула Джил и опустилась на расстеленное в тени полотенце.

Небольшой пляж располагался между нагромождений громадных обломков, когда–то отколовшихся от скалистого берега. Образовавшаяся бухточка очаровывала живописностью и труднодоступностью. Берег круто уходил в гору и тропинка, ведущая на пляж, быстро терялась между деревьев.

— Как ты только нашел это место?! Ни единой души, прямо секретный пляж.

— Э, не совсем секретный, но здесь редко бывает больше нескольких человек. На машине сюда не подъехать, и мало кто хочет идти пешком так далеко от стоянки.

— И совсем не далеко, мы шли минут двадцать, не дольше.

— Сюда, да, — Моррис посмотрел в гору и с усмешкой добавил. — Посмотрим, что ты скажешь, когда мы будем карабкаться обратно вверх к машине. Сейчас они постепенно улучшают тропинку. Помнишь ступени, вырезанные в камнях? Еще год назад их не было и по камням приходилось скакать, как придется.

Ни ветра, ни волн. Кристально чистая вода медленно и лениво едва шевелилась между камней. При отсутствии прибоя не было привычного шума океана и стояла необычная тишина. Джил села, обхватила колени руками, положила на них голову и некоторое время молча смотрела на воду. Моррис попытался что–то сказать, но передумал. Почему–то не хотелось нарушать тишину. Казалось, что каким–то непонятным образом остановилось даже время, весь мир остался где–то там, далеко, далеко, со всей его суетой, а здесь совершенно другое измерение. Здесь некуда спешить, здесь не волнуют мелочные проблемы, мысли теряют словесные формы и странным образом увлекают сознание в мир спокойствия и созерцания. Джил повернулась к Моррису и ниоткуда сказала:

— Все–таки, какие мы счастливые.

Он даже не сразу сообразил, что это были слова, произнесенные Джил, а не его собственные мысли.

— Ты это к чему?

— Как бы объяснить? — Джил на секунду задумалась. — Я почему–то подумала, что обычно мы все время чем–то заняты, часто все это кажется нужным и неотложным, большинство людей вязнут в этой трясине, а на самом деле вся жизнь поглощена мелочами, которые не имеют значения. У них нет возможности или даже желания сделать что–то действительно значимое. Я имею в виду не для себя лично, не ради денег или известности, а просто… Э, просто потому, что мы все часть этого огромного мира. Ну, вот всего этого, — и Джил неопределенно провела по воздуху рукой.

— Ну–у, я не знаю… Ты понимаешь, о чем я говорю?

— В общем, да, но почему это делает нас счастливыми? — в принципе, Моррис тоже так считал, но причем здесь счастье?

— Как раз наоборот, если бы все так думали, вот тогда, наверное, мир был бы гораздо счастливее.

— Да нет! Ничего ты не понял! — Джил засмеялась и легко пихнула его ногой. — Я же говорила не обо всех людях, а о тебе, о себе. К примеру, ты постоянно что–то придумываешь, занимаешься своими микробами. Я имею в виду не ту работу, которую ты обязан делать, чтобы зарабатывать деньги на жизнь, а вообще. У тебя есть цель и желание. Не мелочные, не для себя, по крайней мере, в большей степени не только для себя. Кстати, за это тебя и пинают с ра–бо–ты, — заключила она с усмешкой.

— Ага, именно последнее обстоятельство делает меня особенно счастливым, — отозвался Моррис.

— Да ну тебя! — шутливо отмахнулась Джил и надула губки.

— Хорошо, хорошо, согласен, буду счастливым.

— Будешь, если тебя опять не попросят «покинуть помещение». Ничего там еще не натворил? Харри рассказывал, ты опять что–то затеял, а мы знаем, чем это заканчивается.

— Э–м–м, — протянул Моррис и задумчиво провел рукой по песку, — да, есть немного. Тут мне не помешало бы твоего счастья. Нет, проблем пока нет, но это правда, я немного переборщил со своими увлечениями и теперь приходиться разгребать кучу дел. Это ничего, разберусь! Знаешь, я наткнулся на очень интересную вещь, а на все времени не хватает. Короче…

— Короче, тебя опять выгоняют? — не дала договорить.

Джил.

— А? Не–е–т, нет. Работу немного запустил и, да, надо все срочно исправить, но в этом смысле все нормально. Никто не возражает, если мы пробуем свои идеи тоже. Конечно, при условии, что основная работа не страдает.

— Понятное дело, кто же будет возражать. Сделай свою работу, а заодно еще что–нибудь за одну и ту же зарплату. А если изобретете что–то стоящее, тогда вообще отлично. Вам скажут «спасибо», а им лишний миллион не помешает. Все права по контракту, наверное, принадлежат компании? — саркастически заметила Джил.

— Нет. Не знаю. Дело не в этом. Вечно тебе везде мерещатся корпоративные заговоры.

— Ладно, шучу я, шучу. Говори, что там у тебя? Моррис вкратце рассказал Джил о том, каким интересным вирусом он занимается, и как он увлекся своими идеями. Увлекся настолько, что скоро предстоит очередной отчет и ему придется все это как–то объяснять. Рассказал он о своих сомнениях, неожиданных результатах и возникшей путанице в его побочных исследованиях, из–за которых все и произошло. К сожалению, сейчас у него по–прежнему все остается только на уровне догадок и идей, а он надеялся представить все в совершенно ином свете. Время до отчета еще есть, и Моррис хотел успеть сначала исправить положение по основной работе и частично нагнать отставание, а потом предложить свои идеи для обсуждения Андрею.

Разговаривать с Джил легко и просто. Она умела слушать, а главное ей было действительно интересно. Джил принадлежала к тому небольшому числу людей, которых искренне интересовало все, и она с удовольствием могла разговаривать на любую тему. Возможно еще и потому, что она также умела естественно, непринужденно, и не обижая собеседника, сменить тему разговора, если ей становилось скучно. Поэтому Моррис любил и спокойно рассказывал ей о своей работе, о проблемах и идеях, не беспокоясь наскучить, что, учитывая специфику его работы, случалось не так часто.

— Что ж, если ты говоришь, у вас такая интересная работа, творческая обстановка и нет противников инициативы, то на первый раз вряд ли сразу выгонят. Конечно, если напишешь приличный отчет, — не удержалась и съязвила Джил.

— Не должны, — согласился Моррис, стряхнул с ладони песок и достал из сумки бутылку с водой. — Пить хочешь?

— Давай, — Джил отпила пару глотков и протянула бутылку обратно. — Я в этом мало понимаю, но почему ты так переживаешь из–за своих образцов? Перепутал, ну и черт с ним.

Ну выжили твои клетки, не удалось тебе их уморить. Ну и что? Ты сам сказал, что это эталонные эксперименты, ничего нового и интересного, сделаешь другие.

— В том–то и дело, что теперь я в этом не уверен. Понимаешь, ерунда какая–то получается. Вместо того, чтобы погибнуть, клетки выживают дольше, чем должны. К тому же, когда я все–таки построил теоретическую временную линию, то она оказалась в несколько раз длиннее, чем я ожидал. Получается, зараженные клетки живут дольше. Понимаешь?!

— Ого! Ты совсем замахнулся! Не хотите ли вы сказать, дорогой алхимик, что вы замахнулись на продление жизни? — с нескрываемой иронией поинтересовалась Джил.

Моррис не обратил никакого внимания на ее иронию.

— Понимаешь, потому я и в сомнениях. Совсем запутался я с этим вирусом, ерунда какая–то.

— Ладно уж, так и быть, в этом вопросе я тебе могу помочь, — Джил дружелюбно, но демонстративно фамильярно похлопала Морриса рукой по плечу. — Изобретением эликсира жизни занимались давно, много и, надо сказать, одинаково безуспешно. Этим лучше не заниматься, а то тогда точно «выпрут». С первого раза.

Моррис по–прежнему не обращал внимания на ее скептицизм.

— Почему же безуспешно? Эликсира нет, а вот насчет результатов ты не совсем права. Есть целый ряд теоретических идей и даже некоторые практические исследования и успехи.