Мейсон глянул на часы и добродушно улыбнулся.

– С позволения суда, хочу напомнить, что сейчас наступило время перерыва.

Судья Сидгвик, раскусив тактику Мейсона, покачал головой и улыбнулся.

– Да, действительно, – сказал он, – время прервать заседание.

– Мне кажется, – сказал Гамильтон Бергер, – что если защита проведет краткий допрос, то это позволит окончательно сформулировать обвинительное заключение.

– Вы предполагаете, что перекрестный опрос защиты будет кратким, – ответил судья Сидгвик, – но суд не разделяет этого мнения. Наступило время перерыва, мистер окружной прокурор, и суд объявляет о прекращении сегодняшнего заседания до завтра.

Перри Мейсон, Делла Стрит и Пол Дрейк проводили совещание в личном офисе Мейсона. Настроение у них было подавленное.

– Черт возьми, Перри, – сказал Дрейк, – может, тебе надо было все-таки провести перекрестный допрос Элкинса? Подловил бы его…

– Мог бы, конечно, – ответил Мейсон. – Но это не тот путь, которым надо вести этот процесс. Присяжные подобрались смышленые, Пол. Как только начнешь нудно и мелочно подвергать сомнению вещи, про которые всем все ясно, жюри тут же начнет думать, что ты боишься правды. Посмотри, что произошло в нашем деле. Гамильтон Бергер обложил меня со всех сторон, не оставив ни щелочки. Поражение на предварительном слушании его многому научило. Он понял, что к этому процессу он должен подготовиться тщательно, полно и всесторонне, чтобы для меня не оставалось ни малейшей зацепки. И, конечно же, он надеялся, что я разобью себе лоб о кирпичную стену, выдвигая мелочные возражения и проводя занудные перекрестные допросы. Таким образом я, конечно, мог бы выиграть два-три технических очка, но потерял бы симпатии присяжных. В этом деле все факты так хорошо ложатся в общую картину, так согласованы и плотно пригнаны, что никаких проволочек и мелкого ковыряния просто быть не может. Конечно, моя клиентка заверяет, что из револьвера, который она положила в «бардачок» своей машины, не стреляли и что это был тот самый револьвер, который она позже из этого «бардачка» достала. Она говорит, что отправилась домой на такси, чтобы сменить чулки и обувь, ибо после пробежки по холму они были так заляпаны грязью, что ей было стыдно в таком виде появиться на людях. Это может быть правдой. Но она уже лгала мне. И может, без сомнения, солгать снова. Женщина в отчаянном положении почти всегда будет стремиться приукрасить факты, чтобы они казались более благоприятными для нее.

– Будь я адвокатом, – заявил Дрейк, – я никогда бы не защищал клиентов, которые мне лгут.

– Тогда у тебя почти не было бы клиентов, – возразил Мейсон, – особенно в уголовных делах. Только в одном случае из пятидесяти клиент говорит тебе всю правду. А так почти все, независимо от того, насколько они виновны и насколько честны, пытаются приукрасить факты и утаить те из них, которые говорят не в их пользу.

– Что ты намерен делать? – спросил Дрейк.

– Боюсь, мне придется поставить все на одну-единственную карту – на подбитый глаз Езекии Элкинса, – ответил Мейсон. – Если я как следует потрясу его на перекрестном допросе и внушу присяжным, что этот подбитый глаз имеет громадное значение, может, мне удастся представить его убийцей Латтса. В противном случае придется вызвать для допроса подзащитную, а как только она выйдет, Бергер вытрясет из нее душу, распнет, разотрет в порошок и размажет по стенке.

– Других вариантов нет?

– По крайней мере, сейчас я их не вижу.

– Вот что я тебе скажу, Перри. Я не могу доказать, что Элкинс попал в какую-либо аварию, но я также не могу доказать, что ничего подобного с ним не случилось.

Мейсон задумчиво сказал:

– Особенность ведения дела таким образом, каким я веду нынешнее, заключается в том, что необходимо снискать симпатии присяжных. Они понимают, что я не желаю напрасно тратить их время. Они чувствуют, что, если уж я приступаю к интенсивному перекрестному допросу, значит, у меня есть на это серьезные основания, и они будут следить за каждым задаваемым вопросом с пристальным вниманием. Вот моя стратегия. Во всяком случае, она должна быть такой. После того, как я пропустил всех свидетелей без задержек, рассматривая их показания как вводные и второстепенные, сам факт, что я крепко вцеплюсь в Элкинса на перекрестном допросе, произведет на жюри огромное впечатление.

– А потом ты все-таки вызовешь Сибил Харлан?

– Это зависит от того, что мне удастся выжать из Элкинса, – ответил Мейсон. – Если я смогу вызвать в мозгах присяжных серьезные подозрения против Элкинса, может быть, мне удастся отвертеться от того, чтобы вызывать на свидетельское место подзащитную. Шанс, конечно, один из ста.

– Не хотел бы я оказаться на твоем месте, – сказал Пол Дрейк. – Не нравится мне это дело.

– Мне тоже, – признался Мейсон. – Но если ты играешь в карты, то тебе часто приходят взятки, которые тебе не по душе. Но это еще не повод, чтобы с отвращением бросать карты на стол, даже не пытаясь их как-то разыграть. Надо извлекать все возможное из каждой ситуации… Ты раскопал что-нибудь относительно стрелкового дела, Пол?

– Что ты имеешь в виду?

– Я просил тебя разузнать, кто из вовлеченных в дело лиц умеет хорошо стрелять, а кто нет.

Дрейк открыл блокнот.

– Если тебе нужен список лиц, способных промахнуться по Джорджу Латтсу с расстояния в три метра, то вот он. Причем очень короткий. Пальцев одной руки хватит, чтобы перечислить.

– И кто в нем?

– Во-первых, Езекия Элкинс. Он вообще никогда не стрелял из револьвера. Во-вторых, твоя клиентка. Одной из своих подруг она как-то сказала, что закрывает глаза, когда давит на спусковой крючок. Ну и, если ты захочешь включить в список подозреваемых Рокси Клаффин, то она тоже плохой стрелок или, по крайней мере, считается таковой. Предполагалось, среди всего прочего, что Энрайт Харлан должен был обучить ее стрельбе. По всей видимости, у нее со стрельбой было плохо. В другом списке – Реджерсон Неффс, который, как он хвастал, прекрасно стреляет из ручного оружия или, по крайней мере, стрелял в юности. У нас есть Энрайт Харлан – действительно отличный стрелок. Мы имеем Герберта Докси, который нахватал кучу медалей за пистолетную стрельбу. Ну и Клайва Ректора, заявляющего, что он отменно стреляет.

Мейсон вскочил на ноги и принялся мерить комнату шагами.

– Как?.. – сказал он. – Каким образом Латтс узнал, что меня наняла миссис Харлан? А, Пол?

Дрейк пожал плечами.

– Это один из самых темных моментов в деле. Очевидно, Латтс получил информацию от своего человека в банке. Когда он отправлялся на ленч с Докси, он не имел об этом ни малейшего понятия. То есть до тех пор, пока они не сели за столик. А потом его вдруг озарило, он отправился в телефонную кабинку здесь же, в ресторане, и кому-то позвонил – предположительно тому типу из банка.

– Мне это не нравится, – угрюмо заявил Мейсон. – Это нарушение банковской этики.

– Знаю. Но такое временами случается.

Мейсон продолжил нервно расхаживать по комнате.

– Шеф, – жалобно сказала Делла Стрит, – я вижу, ты намерен расхаживать всю ночь, пытаясь свести концы с концами.

С непроницаемым, как гранитная глыба, лицом Мейсон ответил:

– У нас есть куски мозаики. Одни куски стыкуются с другими, некоторые выпадают… Я буду подбирать их до тех пор, пока не получу ясную и цельную картину. Что там слышно от твоих ищеек, Пол? – спросил он Дрейка. – Что делает Рокси Клаффин?

– Злорадствует. Она сейчас на вершине мира, а Энрайт Харлан при ней, как баран на заклание. Возможно, Рокси планирует сдать свой дом внаем. Она проводит генеральную уборку и чистку. Собрала всякий старый хлам, вывезла его на свалку и выбросила.

Глаза Мейсона сузились.

– Что за хлам?

– Старые пустые банки из-под краски, сломанный чемодан, табуретка, несколько старых шин, несколько порванных брезентовых мешков и ящик всякого железного лома…