Но с тех пор каждое утро Уинифред встречала сиделку, направляющуюся на дежурство к Дону, и давала ей необходимые распоряжения.

Женщина средних лет, сестра Прингл уже много лет проработала сиделкой в частных домах. Ей и раньше приходилось встречать людей типа Уинифред. Поэтому она лишь улыбалась и отвечала ей: „Хорошо, миссис Кулсон", – а сама делала все по-своему.

Отдав распоряжения сиделке, Уинифред обыкновенно отправлялась завтракать. И, казалось, никакое бедствие не смогло бы оторвать ее от еды. На самом же деле чем больше она волновалась, тем больше ела. Только закончив завтрак, Уинифред шла навещать сына. Ей приходилось подавлять в себе желание прямо в ночной рубашке, едва проснувшись, сразу бежать вниз к нему – только потому, что она боялась увидеть Аннетту рядом с Доном, а то и на одной постели.

За прошедшие недели Уинифред пришла к выводу, что Аннетта Эллисон изменилась так сильно, что в ней не осталось ничего от той тихой воспитанницы женского монастыря, которая была обручена с Доном. Как будто, выйдя за него замуж, она сразу достигла зрелости.

Ей приходилось ограничивать себя и еще кое в чем: она теперь не могла целовать и ласкать своего сына. После свадьбы ее близость, казалось, обижала Дона. Она не хотела признаться себе, что его протест против этой близости начался еще задолго до того рокового дня.

Уинифред уступила мужу и Джо право следить за сменой постельного белья Дона. Но когда она узнала, что сиделка не будет заниматься купанием Дона, она сказала Аннетте, что возьмется за это сама. На это Аннетта ответила: „Он и мне-то не разрешает купать его, значит, и вам не разрешит". Уже несколько раз за последние пять дней Уинифред так и подмывало ударить по этому юному уверенному лицу. Она не считала его красивым. Для нее Аннетта даже не была хотя бы просто хорошенькой.

И теперь, пересекая залу на пути к сыну, она, как обычно, пыталась обуздать себя. Вдруг Уинифред услышала смех, доносящийся из его спальни. Зубы ее сжались. Она открыла дверь и обнаружила причину смеха. Ее старший сын Стивен – хоть ей это и было неприятно, тем не менее он являлся ее сыном – стоял спиной к кровати и, улыбаясь во весь рот, кричал:

– Давай, Дон, давай! Похлопай меня по спине. Давай! Мэгги всегда так делает, когда я хорошо себя веду. Я ведь хорошо себя вел! С тех пор как ты вернулся домой, я был хорошим мальчиком. Так что давай!

Ни сиделка, ни Аннетта не обернулись, когда вошла Уинифред. Обе они смеялись, глядя на Дона. Как тот вытягивает руку и хлопает брата по спине.

– И еще разок, за сегодняшний день!

– Да, Дон, сегодня я тоже буду себя хорошо вести. И, знаешь, завтра я помогу поднимать тебя. Я попросил папу, и он мне разрешил, ведь я сильный как бык. Я перетаскивал кровать вместе с Джо. Да, я…

– Стивен!

Парень притих и выпрямился, тело его напряглось.

– Да, мама.

– Иди наверх в свою комнату.

– Но ведь я… Я только что спустился, мама. И Дон радуется, когда я прихожу. Я его развлекаю.

– Иди, иди наверх к себе.

Стивен посмотрел вниз, на Дона. Тот кивнул ему и сказал:

– Ты сейчас иди и приходи попозже. Мы будем пить кофе с шоколадными пирожными.

– Вот здорово, Дон. Шоколадные пирожные! – Стивен отошел от кровати, сделал крюк, обходя мать, и вышел.

Уинифред повернулась к сиделке.

– С ним нужно обращаться строже. Он не должен приходить и уходить, когда ему вздумается. Дон устает от него.

Она перевела взгляд на сына, как будто и не ожидала никакого ответа. Сиделка и не ответила, зато отозвался сам Дон. Тихим голосом он проговорил:

– Я совсем не устаю от него, мама. Мне хочется его видеть.

Уинифред пропустила это мимо ушей и спросила:

– Ну, как ты себя чувствуешь? – Она подошла к изголовью кровати и склонилась над сыном.

– Я хорошо спал. В сто раз лучше, чем в больнице. Скоро я пересяду в кресло, о котором вчера говорила сестра. Ведь правда, миссис Прингл?

– Может, и так. Это зависит от разных обстоятельств. Но, как и вашему брату, вам придется быть хорошим мальчиком. – Сиделка перевела взгляд на Аннетту: – А теперь вы можете снова заниматься мужем. Я пока пойду позвонить. Мне нужны кое-какие лекарства, и еще я должна переговорить с мистером Ричардсоном.

– Что вы хотите сказать мистеру Ричардсону? Сестра Прингл посмотрела на Уинифред и спокойно ответила:

– Хочу доложить о моем больном.

– Вы можете передать мне, и я сама с ним поговорю.

– Извините, миссис Кулсон, но это входит в мои обязанности. Я подчиняюсь распоряжениям мистера Ричардсона.

– Да вы просто нахалка!

– Мне очень жаль, если вы так думаете. Может, у вас есть какие-нибудь жалобы…

– Сестра! – Аннетта стояла по другую сторону кровати и расставляла цветы на столике около окна, но ей пришлось оторваться от своего занятия. – Делайте, что считаете нужным. И я ни в коей мере не считаю вас нахалкой. Мой муж очень благодарен вам за внимание. Правда, Дон?

Нижняя губа Дона задергалась, и он пробормотал:

– Да, да, я очень благодарен… А… а ты должна простить маму. Она не знает заведенного порядка. – Дон выдавил из себя слабую улыбку. – Ей не приходилось застревать в больнице на долгие недели.

Сиделка вышла, оставив всех троих в атмосфере полной враждебности.

– Надо что-то делать. Я больше не хозяйка в собственном доме! – возмущалась Уинифред. Слова ее подкреплялись урчанием в животе.

– Мама! Ради Бога, прекрати это! Если ты опять начнешь, я попрошу, чтобы меня положили обратно в больницу. Нет, не в больницу. – Дон тряс головой так же, как Стивен, когда у того начиналась истерика. – Нет, мы переедем в коттедж. Так мы и сделаем. – Он вытянул руку и, чуть не плача, обнял Аннетту. – Я не могу выносить эти споры и пререкания. Мы наймем сиделку и на день, и на ночь, и еще подручного вроде Джона. Точно! – он повысил голос. – Мужчину-сиделку. Именно мужчину.

– Извини! Пожалуйста, не нервничай. Такого… такого больше не повторится.

Эти слова стоили Уинифред немалого, и оба – Дон и Аннетта – поняли это. Теперь уже Аннетта заговорила в примирительном тоне:

– Пожалуйста, мама, попытайтесь принять жизнь такой, как она есть. Ведь все же может идти гладко. И Дон… Дон хочет вас видеть. Не правда ли, дорогой? – Она посмотрела на мужа и, когда он кивнул, продолжила: – Вот увидите, стоит вам только постараться…

Выражение лица Уинифред сделало бессмысленными все дальнейшие слова. Аннетта только проследила взглядом, как та развернулась и поспешно вышла из комнаты.

– Это не поможет, Аннетта. Не поможет.

– Нет, поможет, дорогой. Она пойдет нам навстречу. Просто это займет некоторое время. В каком-то смысле я даже понимаю, что она чувствует. Я украла тебя у нее. Если бы кто-нибудь попытался забрать тебя от меня, я чувствовала бы то же самое.

– Никогда!

Конечно, Дон был прав. Она никогда не смогла бы чувствовать то же, что и эта женщина. В ней было что-то такое… Аннетта не могла подобрать нужного слова и просто сказала:

– Ты не должен волноваться. Это главное. Ведь в любой день мы готовы переехать в коттедж, ты прав. В любой день, дорогой. Ты же знаешь, что я с самого начала хотела отвезти тебя прямо туда.

– Жалко, что ты не настояла тогда на своем, дорогая. Очень жалко.

Она тоже жалела об этом… Но пока они находились здесь, хоть и ненадолго. И Аннетта знала, что сцена, которая только что произошла, была лишь комариным укусом по сравнению с тем, что им еще предстояло пережить.

И это случилось в тот же вечер, ровно в половине десятого.

Мысли Уинифред смешались. Вот и еще один человек в доме настроен против нее – сиделка.

Теперь только слуги разговаривали с ней вежливо, да и то лишь потому, что им платили за эту вежливость. Даже Джо целиком встал на сторону этой девицы. А почему бы ему, собственно, не поддержать ее?

Уинифред ощутила голод. Прошло уже три часа с тех пор, как она последний раз ела. Уже пора.