Новый командующий сухопутными войсками Вальтер фон Браухич потребовал реабилитации своего предшественника. Гитлеру пришлось сделать это в присутствии всего руководства вермахта. Рейхсфюрер СС запаниковал и отдал Гейдриху приказ расстрелять шантажиста Шмидта. Вражда между армией и «Черным орденом» предельно обострилась. Гиммлер, как водится, подставил подчиненных, заявив, что ничего не знал о подготовке материалов на Бломберга и Фрича. Возникший на почве этого скандала конфликт двух силовых структур продолжался до самого конца Третьего рейха.

12 марта 1938 года немецкие войска вошли в Австрию. На страницах всех газет мира появилось слово «аншлюс». Вялая реакция западных держав резко контрастировала с эйфорией ликующего торжества, звучавшей в заявлениях нацистских лидеров. Германия вернулась на арену большой политики! Фюрер заставил Лондон, Париж, Вашингтон и Москву инимательно следить за каждым словом, произнесенным в Берлине.

Благополучный исход очередного, теперь уже «австрийского кризиса» позволил немцам вздохнуть спокойно. Каких-то два дня назад страшное напряжение охватило страну. Австрийские и немецкие власти обменивались резкими нотами. По обе стороны границы были приведены в готовность войска. Накануне вторжения Гитлер выступил с откровенно ультимативным заявлением: «Либо Шушнигу снова удастся оправдать в глазах мирового сообщества свою кровавую систему, проведя очередные мошеннические выборы, либо народ поднимется на борьбу за свои права и сметет его режим!»

Спустя двадцать четыре часа немецкие гренадеры маршировали по улицам Вены. На стенах домов холодный мартовский ветер трепал знамена со свастикой. Гремели военные оркестры. Многотысячные толпы жителей австрийской столицы, надсаживаясь, ревели: «Хайль, хайль!», как самые настоящие немцы. Одуревшие от восторга люди пожимали руки солдат в серо-зеленых шинелях. Ливень букетов превращал броню немецких танков в цветочные клумбы. Местные нацисты в форме СА и СС бросали по сторонам высокомерные взгляды. Все были безмерно счастливы. Всех опьянял старый имперский дух.

Гитлер не отказал себе в ностальгическом удовольствии проехаться по улицам города, где прошла его молодость. Одетый в простую солдатскую шинель и фуражку с кокардой, он стоял в открытой машине и важно поднимал руку в ответ на восторженные вопли уличных толп. Рейнгард Шпитце, один из сопровождавших вождя партийных чиновников, вспоминал: «День, когда мы вошли в Австрию, был самым счастливым в моей жизни. Я ехал в машине с Гитлером, и у меня в глазах стояли слезы. Сбылась моя мечта о воссоединении Австрии и Германии».

В тот же день фюрер впервые опробовал на австрийцах свой ораторский талант. На огромной площади Балльхаусплац, перед дворцом свергнутого канцлера Шушнига, волновалось и кипело казавшееся бескрайним людское море. На торжественный митинг собралось более 200 тысяч человек. Все ждали речи фюрера. Наконец, пропели фанфары. Как только Гитлер появился на трибуне, толпа пришла в неистовство. Руки вскинулись в нацистском приветствии. Кто-то начал скандировать: «Зиг хайль, зиг хайль, зиг хайль…», и вся площадь подхватила этот крик, нараставший подобно снежному кому.

С высоты трибуны Гитлер молча наблюдал из-под козырька фуражки за бесновавшейся внизу толпой. Он был давно пресыщен всеми этими восторгами. Небрежный взмах руки. На площади мгновенно воцарилась тишина. Гитлер бросил быстрый взгляд на бумагу с текстом речи, сжал правую руку в кулак и начал говорить: «Немцы! Мужчины и женщины! Я возвещаю, что отныне старинные восточные земли немецкого народа станут самым прочным бастионом германской нации и германского рейха!» Толпа вновь взорвалась иосторженным ревом.

А в это время в Берлине выступал с обращением к нации доктор Геббельс. Он делал ту же работу, заряжая немцев энергией для новых великих свершений. «Наши австрийские товарищи обратились к нам с призывом о помощи! И немецкие войска получили приказ фюрера – вперед! Через несколько часов знамя со свастикой уже развевалось над Веной!… Никто из нас не скрывал своих слез, когда в полночь мы впервые услышали «Песню Хорста Весселя», передаваемую радио Вены. Время величайшей опасности сменилось часом величайшего триумфа!» Приложив руку к груди, Геббельс привел своих восторженных слушателей в эмоциональный экстаз рассказом о суровых испытаниях, которые пережил молодой Гитлер в Австрии: «Какие чувства испытывал этот великий человек, глядя на освобожденную Вену? Ведь еще подростком он ходил по этим улицам в составе демонстраций, требуя создания великого германского рейха. Тогда прислужники режима Габсбургов преследовали и мучили его!» В заключение своей яркой речи Геббельс уверенно заявил, что два великих германских народа никогда и никому не позволят больше разорвать скрепляющих их уз вечной дружбы.

Ялмар Шахт абсолютно не разделял всеобщего оптимизма. Он был одним из немногих, кто уже в 1938 году ясно видел приближающуюся катастрофу. Прежнее уважение к Гитлеру как к сильному лидеру постепенно исчезло. Фюрер оказался невосприимчив к самым очевидным вещам. Он был всего лишь «богемским ефрейтором» и ничем более. Частые споры с Шахтом наконец надоели фюреру, и он погнал его с должности министра экономики. Министерское кресло занял более покладистый Вальтер Функ, человек из партийной номенклатуры. Шахт сохранил за собой председательский портфель в Рейхсбанке и статус экономического советника фюрера. Но Гитлер все меньше прислушивался к его словам. Соответственно Шахт политически склонялся в сторону оппозиции, открыто критикуя программу вооружений.

Четырехлетний план создал острую нехватку валюты, диспропорцию в распределении рабочей силы и постоянно увеличивал размер суммы государственного долга. Свободное предпринимательство повсеместно вытеснялось административно-командным регулированием экономики. Непрерывно рос бюрократический аппарат, чиновники распределяли драгоценные сырьевые ресурсы по собственному почину. В Германии происходило ровно то, что и в большевистской России, – рост количественных показателей при одновременном снижении качества и эффективности производства. В кругу своих ближайших сотрудников Шахт открыто говорил: «Фюрер доведет страну до экономической большевизации!»

Военная промышленность разрасталась непомерно. Внутренне содрогаясь, Шахт просматривал цифры прибылей промышленных концернов. В период 1934- 1937 гг. валовой доход «Стального треста» возрос на 213%, концерна Клекнера – на 127%, концерна Геша – на 197%. В текущем году Крупп получил 211 миллионов марок чистой прибыли, «И.Г. Фарбениндустри» – 231 миллион. Производствю стали поднялось с 7,4 млн. тонн в 1933 году до 19,2 млн. тонн в 1937 году. При этом военные эксперты довольно скептически высказывались о тактико-технических характеристиках основного серийного танка Т-3 «Лухс»: лобовая броня всего лишь 35 мм – ее легко пробивает любой снаряд, двигатель бензиновый – и машина вспыхивает как спичка, гусеницы узкие, что сильно ограничивает проходимость по болотистой, либо пересеченной местности, да и запас хода слишком мал. Дешевле было бы просто закупить танки в России, возмущался Шахт, и не тратить деньги, время, ресурсы на производство никуда не годных железных коробок!

Между тем военные расходы достигали сумасшедших цифр. На 1938/39 финансовый год было предусмотрено выделение 15,7 миллиарда марок на нужды предприятий ВПК, что по курсу покупательской способности составляло 205 марок 40 пфеннигов на душу населения при средней зарплате 350 марок. От избытка дыр в бюджете правительство пыталось избавиться путем повышения налогов. В 1938 году в рейхе был установлен 21 налог, в том числе 12 поимущественных и 9 коммунальных, не считая местных сборов, с помощью которых муниципалитеты стремились покрыть собственные расходы. Более того, работал дополнительный «насос», энергично избавлявший граждан от лишних денег, – государственная благотворительная программа с обязательными взносами на «зимнюю помощь» и прочие пропагандистские мероприятия такого рода.