А не откушать ли мне пока бутерброд? Любовь, конечно, любовью, но с голодного мужика какой толк? Но разве во сне мучает чувство голода? Собственно, почему нет, меня же мучает.

– Привет. Не скучал?

На Кате был надет короткий черный халатик, высоко открывавший стройные загорелые ноги. Мысли о еде тут же вылетели из головы.

– Не успел.

Катя неслышно прошла босыми ногами, устроилась на матрасе, поднос поставила между нами.

– Кроме шампанского, к сожалению, ничего другого нет. Так что – действуйте, граф.

Как будто всю жизнь только тем и занимался, я сдернул с края подноса салфетку, с легким хлопком откупорил бутылку, разлил шипучий напиток по бокалам.

– Будем счастливы, граф…

Поставив бокал, Катя выбрала сочную грушу и впилась в нее острыми зубками. Я же, опасаясь, как бы шампанское не ударило в голову раньше времени, все-таки подцепил бутерброд с куском мяса потолще. Пообедать сегодня я не успел, а съесть завтрак был не в состоянии. Хотя, если я сейчас сплю, то какая разница, буду при этом еще и пьян или нет.

– Тебе нравится музыка, Володя?

Катя шевельнулась, халатик слегка распахнулся.

– Очень.

Я положил недоеденный бутерброд, вкуса которого так и не почувствовал, одним глотком выпил оставшееся в бокале шампанское и плеснул из бутылки еще.

– Волшебный напиток… – Катя пригубила золотистое вино, поставила бокал и сдвинула поднос на пол.

«Извините, очень хочется», – мелькнула в голове фраза из «Никиты», пока я падал на спину под натиском сильного гибкого тела. Больше мы ни на что не отвлекались.

Мы занимались любовью в спальне, в ванной, снова в спальне. Я никогда не жаловался на потенцию, но наличия у себя такой сексуальной энергии даже не предполагал. Музыка играла постоянно, создавая своеобразный фон. Я засыпал на короткое время, просыпался, занимался сексом, снова засыпал. Через несколько минут (часов? секунд?) просыпался, разбуженный то легким нежным, то требовательным прикосновением…

– Ты мое наваждение… – шептал я, задыхаясь от страсти и окончательно теряя грань между сном и явью.

– Вставайте, граф, – на этот раз Катя просто тронула меня за плечо.

– Нас ждут великие дела? – пробормотал я спросонья, с трудом выбираясь из липкого, тревожного сна.

Музыка продолжала негромко играть. Катя полулежала на некотором расстоянии от меня, облаченная в халатик, свежая и прекрасная, словно лесная нимфа. Надо же, а ведь я не видел, чтобы она спала. Тем не менее прошедшая ночь явно пошла ей на пользу. Чего нельзя было сказать обо мне. Чувствовал я себя в общем-то великолепно. Почти. Еще бы соснуть часиков эдак несколько. Но нельзя. Сквозь неплотно прикрытые шторы пробиваются солнечные лучики, следовательно, пора на работу. Вспомнив о работе, я подскочил.

– Сколько времени?!

До начала смены оставалось чуть больше часа. А я даже не знал, в какой части города нахожусь. Плохи мои дела. Ничего себе, день начинается…

– Не волнуйся, успеешь. Везде, куда надо. Умывайся, завтракай и ни о чем не беспокойся. Внизу тебя ждет машина.

Катин голос подействовал на меня успокаивающе, хотя смысл сказанного я уловил не сразу.

– Какая машина?

– Чтобы отвезти тебя на работу.

– А-а-а…

Катя поняла мой возглас по своему.

– Черная «девятка», «ноль-восемь-шесть».

– А кто отвезет?

– Брат, – Катя сдержанно улыбнулась.

Она легко поднялась, потянулась, грациозно изогнувшись, как кошечка. Как дикая кошка, поправил я себя, притягательная, загадочная и… опасная. К собственному изумлению, я снова почувствовал желание. И впрямь наваждение какое-то.

Я уже стоял у входной двери, когда «русалочка» спросила:

– Когда освободишься? – она провела пальчиком по моей груди.

– В два, – млея, пробормотал я. Вот черт, я же дежурю! – Только завтра.

– Почему завтра?

– У меня дежурство.

– Хорошо, тогда до завтра, граф. Жду. – Последнюю фразу Катя подкрепила долгим поцелуем.

Тщательно заперев дверь, Катя сбежала вниз по ступеням, вынула из сумочки телефон. Томность в движениях и соблазнительный блеск в глазах исчезли, уступив место холодному, деловитому выражению. Голос тоже изменился.

– Он выходит. Не пропусти, если задумает слинять, – жестко сказала она. – Ты – мой брат. Попусту не болтать. Задачу знаешь. Вопросы? Тогда все.

Она вышла на крохотный полукруглый балкончик. Такой балкончик имел специальное название, то ли французское, то ли… Какое именно, Катя никак не могла вспомнить, и это ее немного злило. Она очень щепетильно относилась к своей памяти.

Ладыгин – его фамилию она прочла на странного вида затертом пропуске, единственном документе, обнаруженном в вещах гостя, пока сам он полоскался под душем – вышел из подъезда, потоптался в нерешительности и свернул на аллею, ведущую к дороге. «Девятка» коротко, чтобы не перебудить жильцов, просигналила. «Брат» выскочил из машины, призывно махнул рукой. Ладыгин нехотя, как показалось Кате, направился в его сторону.

Черноволосая красавица довольно усмехнулась, дождалась, пока «девятка» не скрылась из виду, и только тогда вернулась в квартиру, набирая на ходу следующий номер. В ожидании, когда абонент возьмет трубку, она прошлась по квартире, остановилась перед большим зеркалом.

– Алло? – теперь вся до последнего жеста и слова она соответствовала образу вышколенной секретарши, умной, но знающей свое место. – Это я. Да. Да. Все под контролем. Пока не знаю, а давить не хочу. Возможно, случайный лох, но он только что попытался слинять. Нет, не догадывается. Уверена. Дня два, может быть, три – этого будет вполне достаточно, он уже у меня в руках.

В умелых и чутких руках. Катя улыбнулась своему отражению, послала в зазеркальное пространство воздушный поцелуй, выждала несколько минут и набрала третий номер.

– Приветствую, – произнесла она отрывисто и властно. В черных глазах застыли льдинки. – Узнал, это хорошо. Какие новости? Так. Так. Передай мальчикам, что это – их проблемы. Сами в дерьмо вляпались, сами пусть и отмываются. И чтобы не светились. Все, отбой.

Вот так. И только так. Молодая женщина небрежно бросила телефон в кресло, обтянутое плюшем, – какая пошлость, ну и вкусы у некоторых! – И, беззаботно напевая какой-то полузабытый шлягер, отправилась спать.

Вчерашний неприветливый водитель за ночь не стал более разговорчивым. Но сейчас меня это вполне устраивало. Вел он машину уверенно и быстро. Сначала я пытался следить за дорогой. Но дрема накатывала волнами, я перестал сопротивляться и закрыл глаза. Из динамиков лилась «космическая» музыка Жана Мишеля Жарра, навевая фантасмагорические образы. Думать ни о чем не хотелось. Впрочем, как раз это было для меня привычным состоянием.

– Куда дальше?

Я очнулся. Машина стояла недалеко от станции «Тверская», холодные бледно-голубые глаза водителя равнодушно изучали мое отражение в зеркале заднего вида. Почему-то мне не верилось в его родство с «русалочкой». Но это не мое дело. Ни любопытства, ни ревности я не испытывал. Довезли – и на том спасибо.

– Это кому как, – неопределенно отозвался я, с облегчением выбираясь из машины. – Спасибо, братишка. Бывай.

До клиники я собирался дойти пешком, время еще позволяло. Почему-то мне не захотелось, чтобы «росинант» домчал меня до самых ворот. На углу я обернулся. «Братишка» стоял, опершись на дверцу машины, и мрачно смотрел мне вслед. Странный тип.

Весь день меня пошатывало от слабости и недосыпа. Вчерашнее приключение уже не казалось мне ни забавным, ни романтичным. Я злился. Злился на ненасытную «русалочку», на свою распутную натуру и, естественно, на обстоятельства, приведшие меня в объятия этой ведьмы.

Точно ведьма, подумал я почти с ненавистью. Возможно, у Колесова действительно были с ней какие-то отношения. В этом случае его состояние было вполне объяснимо – пара недель с этой женщиной кого угодно, будь он трижды Казанова, до сумасшествия доведет. Одно слово – ведьма.