А как летает свет, что он ни обо что не обцарапывается? Если это понять, то наверное, можно будет провести какую-нибудь потрясающую параллель с повседневной жизнью и понять, как жить самому.

Я давно заметил, что у природы есть много чему поучиться на таких параллелях… В учебнике написано: «свет обладает волновой и корпускулярной природой одновременно». То есть он как бы и вещество, и движение одновременно. Устремлённое такое вещество. Значит, если я научусь постоянно устремляться, то из меня тоже получится что-то вроде света?.. Эх, знать бы ещё, куда именно устремляться. Фёдор прав: это ведь ещё надо правильно себе вообразить!

Я думал, а ветерок бережно колыхал три берёзовых листочка, пробившихся в щели камня, касался моих волос и лба. Я думал: странно устроен мир, в нём переплетаются самые различные природы. Вот человек и вот каменные горы. Человек как будто двигается и думает. А горы стоят себе и стоят. Но почему у меня в душе рождается нешуточное почтение к горам, особенно когда я созерцаю их в тишине? Им много-много лет. Когда-то они вышли из кипящей земной магмы, отвердели, потом их обмывали дожди, сушили ветра. И вот они стоят, древние, молчаливые, тысячелетние, повидавшие множество поколений. Каждый год на них вырастают новые юные травы, наивные и несмышлёные, и это не мешает им быть вместе — юным и древним. А я, человек, мешаю горам или нет?

Когда я не кричу грубых песен, когда ничего не ломаю и не топчу, то наверное, я не сильно мешаю горам. Ведь живут же в природе животные, и тоже бегают и едят, и всё это не страшно. Меня тоже вот сейчас укусил один комар — я на него даже внимания не обратил, потому что он всего один. Если я буду хорошо вести себя, я, может быть, не помешаю. Но могу ли я сделать что-то полезное, нужное горам?

Ведь я всё-таки человек. Ведь я всё-таки зачем-то родился на этой земле, ведь я, человек, всё-таки сын Божий, а не ошибка и не мутант. Только я никак не догадаюсь, чем же я могу быть выше мудрых гор? Что такое я могу иметь, чтобы поделиться, чего нет у них?

…Пока я так лежал, из-под камней кто-то как выскочит у меня рядом с ухом! Сначала я очень испугался в темноте, подскочил и махнул рукой, и у меня очень быстро мелькнула со страху мысль, что если зверёк на меня набросится, например, на шею, которая не защищена, то как его можно будет сбросить и убить. Но зверёк на меня не набрасывался, а нырнул под камень. Возможно, это была местная мышка. Маленькая и беззащитная. Она убежала, но скреблась где-то поблизости.

И тут мне не шутя захотелось завыть на луну. Я чувствовал себя грубейшим чужаком, который забрался куда не позволено и воображает, что он тут хозяин. Чужаком, который не умеет не только вести себя, но даже мыслить по-человечески. А если я полечу на Марс и встречу марсианина, который идет ко мне с любовью, то я ведь тут же вскину от страха парабеллум! И с чем бы я ни сталкивался в темноте, там, где я не вижу всего и не знаю, я первым делом думаю: опасность! Опасность! Почему у меня такое наоборотное воображение?! Ведь я же не в тюрьме и не в притоне, я же в горах, под звёздами, почему я принес сюда свои тёмные мысли?

У меня на глаза навернулись слёзы, я встал на колени и долго просил у гор, чтобы они пришли в мое сердце и чтобы они научили меня воображать красоту и гармонию. И чтобы мне открылось, зачем нужен на земле человек! Чтобы я мог стать гражданином космоса, чтобы я не был чужим этим прекрасным звёздам, чтобы я стал им помощником, а не неуклюжим уродцем, которого с сожалением и состраданием кормят и держат в клетке.

Я злился на Розу — ну за что? Может, она правда детям каким-то там помогает, может, она тоже прекрасный человек, не хуже Ленки… И ничего я вообще не знаю. А может, Фёдор ни в кого не влюблен вообще, и пускай таким остаётся, каким хочет. Правильно он говорит, что я на месте топчусь. Почему я такой неумелый на земле? О чем я воображаю день и ночь? О том же самом, что крутится вокруг меня, вся эта суета сует! Когда же я начну думать о звёздах, когда захочу стать гражданином моей планеты, чтобы выстраивать её жизнь по часам Солнца? Ведь если я этого не воображу и не захочу, и если никто другой этого не захочет, то кто же будет наводить порядок в моём дворе, в моей стране, нашей Солнечной системе, в нашем Млечном пути?

Люди много веков мечтали о космосе и наконец сделали аппараты для полётов. Но ведь это еще первые шаги, только самые первые. Потому что самое главное — это научиться воображать и мыслить в правильную сторону. Не как отбросить и убить, а как сотворить и привести в гармонию!

Потом мы собрались ложиться спать, и я долго изгонял из палатки скопившихся там комаров — убивать их мне нынче совсем не хотелось. Справившись с ненужными гостями, я запаковался в спальник, а Ленка при свечке принялась читать перед сном какую-то маленькую книжицу стихов. Я глядел на неё, глядел, не выдержал и спросил:

— Ленка, а ты веришь в рай на земле?

— Трудно сказать… Я на это смотрю так: смысл не в том, чтобы забраться на конкретный Эверест. Если угодно — мне Эвереста мало и рая мало. Мне нужна жизнь, которая будет постоянным восхождением внутри себя самого. А поскольку я верю в бесконечность жизни, то сам понимаешь — границ нет, всё в моих руках…

— Ну да, в твоих! Не всегда и не всё. Вот сейчас что ты делать-то будешь, а?

— Ты про Фёдора? — спросила она. — Вадь, я знаю одно: я ему нужна. Я ему нужна потому, что мы делаем вместе одно дело. Потому что я его понимаю.

— Да она же даже не местная! — воскликнул я. — Она же увезёт его в какую-нибудь Караганду, и будут они там беспризорниками заниматься. Ты ему нужна, ну что же, что же, это может быть! А ей ты будешь нужна? В Караганде? Ленка, да ты же ведь просто ему всю жизнь свою отдала, это что же за такая несправедливость?

— Смешной ты, Вадька, — сказала Ленка. — Это он мне целую жизнь подарил. Такую, о какой я и не знала никогда, что такие бывают. Это большое счастье — встретить на пути чистого светлого человека. Живого. Он мне на многое глаза открыл и маршрут наметил. И теперь я уже не заблужусь в жизни.

— Мне он тоже много открыл. Ленка, но я же видел, как ты иногда ревёшь у себя… в окне! Мы один раз когда шли с ним от тебя, мы даже оба видели.

— Какой кошмар, отныне буду реветь только в ванной, — улыбнулась Ленка, отложив книжечку и затушив свечу. — Ну что тебе сказать? По-человечески трудно… испытывать привязанность к такому, как Фёдор. Но я бы не хотела, чтобы он был другим. Понимаешь? Я бы не хотела. Он всё время меня зовёт куда-то вперёд. За это он мне и нравится. А если бы жили мы вместе, вечером он приходил бы, приносил зарплату, целовал бы меня в щёчку и садился телевизор смотреть — Вадька, для меня это пошлость.

— Ты прекрасно понимаешь, что этот человек приходит с работы не так, — горячо возразил я. — Ты прекрасно знаешь, чем он занят после работы и до работы. И если бы вы женились, то вы бы делали это вместе! Ничего бы он не перестал звать тебя вперёд. Это не такой человек.

— Не знаю. Всё-таки он человек, а не ангел, — сказала она. — И у него есть свои недостатки, только ты почему-то его представляешь всё время этаким идеальным. А я тебе скажу, что когда человек один, ему есть куда стремиться. А когда ему тепло и хорошо с кем-то рядом, возникает соблазн сидеть, сидеть, сидеть, глядеть на звёзды…

— Чепуха, что-то я ни разу не видал, чтоб вы сидели-сидели просто так, — усмехнулся я.

— Да, потому что я бегу от этого, как от худшей заразы, — ответила она. — Вадь, я для себя вот что решила: если он будет со мной, то только для того, чтобы мы могли ещё больше отдавать себя миру. Я сама не согласна ни на что другое. Такой человек не имеет права быть мужем обычной тётки.

— Но им-то он и будет, — мрачно прогнозировал я. — Потому что у него есть недостатки и потому что он, кажется, способен в такую тётку влюбиться. А она его похоронит в Караганде и все его таланты закопает. Ленка, да ты словно сама его от себя отталкиваешь! Вот когда ты сегодня села на небо поглядеть, а он рядом сел, так что в первый момент твою ладонь своей рукой накрыл почти, а ты же ведь тут же возьми и сядь по-другому! Ты понимаешь вообще, что ты натворила? Тебе нельзя не замечать таких вещей! Да он, может быть… он, может быть, как раз тебе хотел что-то сказать!