— Вы думаете, что это ревизия?
— Точно, — полковник хлопнул по столу ладонью. — Уверен, что там у них что-то случилось. А что? Одному богу известно.
Валерий с самого утра засел за письменный стол. Предстояло вычитать две последние главы диссертации, а времени было в обрез.
Вчера у него состоялся долгий разговор с Меэдриковским, который наконец прочитал последний вариант диссертации и долго высказывал Кушниру свои соображения, рисуя радужные перспективы. Валерий слушал молча. Он понял, что лучше с профессором не связываться, а прикидываться «шлангом», изредка многозначительно кивая головой. Под конец Мездриковский сказал:
— А в целом, любезнейший Валерий Борисович, работа у вас получилась вполне диссертабельмая. Поздравляю.
— Спасибо, — Валерий улыбнулся. — Вам большое спасибо, Евгений Павлович…
— Ну, ну… — по лицу Меэдриковского заструилась улыбка, он снисходительно положил тонкую кисть на руку Кушнира, — это мой долг, Валерий Борисович. Впрочем, как долг каждого ученого помогать молодежи становиться на ноги.
«Выполнил бы ты свой долг, — неожиданно зло подумал Кушнир, глядя на своего научного руководителя, — если бы ученый совет не одобрил диссертацию».
Ученый совет был в пятницу, и на него, кроме множества основных вопросов, вынесли и обсуждение двух диссертаций — Гилярова, который уже прошел предварительную защиту и готовился выходить на основную, и Кушнира.
В шесть часов вечера здание института быстро опустело. Валерий, устав от беспрерывного хождения, присел к журнальному столику и стал читать «Комсомольскую правду».
— Валера, здорово, — протянул ему руку Гиляров.
— Привет, Серега, — Кушнир обрадовался, что теперь будет не один. — Ты тоже не выдержал мук ожидания?
— Да, — просто ответил Сергей и улыбнулся. — Валера, ты читал мой реферат?
— Читал… — Кушнир хотел соврать, но, глядя в озабоченное лицо Гилярова, не смог.
— Твое мнение?
— Знаешь, — Кушнир опять хотел покривить душой и опять не смог, — по-моему, здорово. Коротко и ясно. Отзывы собрал?
— Ну!..
За двустворчатыми дверями послышался шум, хлопанье стульев. Парни мигом отошли в угол коридора. Распахнулись двери, и из конференц-зала стали выходить члены ученого совета, громко переговариваясь и что-то обсуждая. Первым появился Володя Медведев — начальник Серегиной лаборатории.
Увидев Кушнира и Сергея, он остановился и весело на них посмотрел:
— Ну что, молодая поросль? Трясутся поджилки?
— Володя, не тяни резину, — взмолился Валерий, — что решили?
— Ну, по Сереге без нареканий… защита через месяц. А вот по тебе, юный гений, был бой… — Медведев взял Кушнира под руку и отвел к окну. — Извини, Сергей, на два слова…
— Пока, мужики, я пошел потихонечку.
Заворачивая к лестнице, Сергей обернулся: Кушнир и Медведев оживленно говорили, вернее, говорил Володя, а Кушнир стоял, опустив голову.
— Валера, — начал Медведев, — как у тебя взаимоотношения с Евгением Павловичем?
Кушнир непонимающе приподнял плечи.
— Я вот к чему… Мездриковский не хотел тебя выпускать на предварительную защиту, мотивируя тем, что работа еще недостаточно отшлифована.
— Да он что, с ума сошел — пятый раз переделываю! — в сердцах выкрикнул Кушнир. — Были бы замечания путевые, а то — по стилю, по расположению материала…
— Вот и мне показалось, что он излишне придирчив, — задумчиво обронил Медведев, — я был оппонентом по твоей диссертации… Правда, некоторые выводы можно оспаривать, но то, что мысли в работе есть и мысли свежие, неоспоримо. Я так и сказал:
— А Мездриковский?
— Демагог. Ты меня извини, но большие вы мастаки словесами бросаться! Это касается всей вашей лаборатории. Слово скажешь, а в ответ — поток, захлебнуться можно.
Медведев замолчал, вспоминая перепалку при обсуждении диссертации Кушнира. Молчал и Валерий, ожидавший чего угодно, только не такого поворота.
— Не дрейфь, — Володя улыбнулся, — выпускают тебя на предварительную защиту в конце месяца. Скажи спасибо Григорию Александровичу: он тебя отстоял. — И Медведев направился к лестнице.
Постепенно Травински успокоился. Донован не звонил и не приезжал. В посольстве Гарри узнал, что туристическая группа, в которой прибыл шеф, уехала в Ростов Великий, потом в Кижи, Ленинград и наконец улетела а Европу. Травински долго пытался понять, чем все-таки был вызван приезд Донована в Москву, но ничего толкового так и не придумал. Одно утешало: Макдональд стал беспокоить меньше, но еженедельные доклады не отменил.
Задание, о котором говорил шеф, не давало покоя. Необходима была встреча с «аспирантом», но как ее организовать? Посылать Ирэн он не хотел: еще не было ясно, остался ли ее визит незамеченным. И он решился позвонить Валерию домой.
Гарри не хотел рисковать. Он привык полагаться только на себя, на свои интуицию, опыт.
После обеда он выехал на машине и сначала долго колесил по центру, останавливался около продовольственных магазинов, выходил, делал покупки. Несколько раз неожиданно сворачивал в переулки, которыми так богата старая Москва, тут же разворачивался и выезжал снова на основную магистраль, меняя ряды движения, стараясь определить, есть ли за ним наблюдение, но обнаружить ничего не смог. Около шести вечера Гарри быстро подъехал к почтовому отделению в районе Южного Измайлова, нырнул под арку большого дома, сделал огромный полукруг и наконец припарковал машину около подъезда.
В почтовом отделении никого не было. Гарри купил несколько открыток, не спеша их заполнил. Потом, словно что-то вспомнив, хлопнул себя по лбу и вошел в кабину междугородного телефона-автомата. Опустив несколько монет, быстро набрал код и номер телефона Кушнира:
— Алло, Валерий… Здравствуй. Не узнал?
— Здравствуйте, Гарри Генрихович. Конечно, узнал…
— Как поживаешь? Тыщу лет не видел.
— Спасибо.
— Валерий, как наше предложение? Сможешь ты сделать такой материал?
Кушнир молчал, слышно было лишь его дыхание. Травински вдруг ясно, увидел лицо Валерия с капельками пота на нем. В эту минуту Валерий решал все. Гарри улыбнулся, как охотник, увидавший свою добычу и представивший ее уже у себя на поясе.
— Ну и как, Валерий? — мягко, но настойчиво спросил Травински. — Меня редакция теребит…
— Сейчас много работы, Гарри Генрихович. У меня защита на носу…
— Так это прекрасно. Давайте статью по материалам диссертации. Это, кстати, и вас поддержит.
Опять молчание.
— Алло, Валерий, так как?
— Да я не против, Гарри Генрихович, но, повторяю, времени нет абсолютно.
— А, Валерий, Валерий… — голос Травински вдруг стал отечески добрым и задушевным. — Не мое бы к вам участие — не знаю, что бы было… Пришлите мне реферат диссертации, я сам статью напишу.
— Вы добры ко мне, Гарри Генрихович, даже не знаю, как вас благодарить. Я вышлю реферат.
— Прекрасно. Высылайте на Главпочтамт, до востребования на имя Ирэн. Кстати, она шлет вам огромный привет. Так когда ждать реферат?
— Сегодня вышлю.
Гарри закурил и не спеша двинулся к машине. Настроение у него было прекрасное.
«Курочка по зернышку клюет, — размышлял он, осторожно обходя лужи на асфальте, — ничего… Пусть „старикашка“ потерпит… Лучше, чтобы „аспирант“ поглубже живца заглотил. Недовольство надо у него вызывать, недовольство. И скомпрометировать. Надо просить Центр, чтобы кто-нибудь из наших „яйцеголовых“ написал на работы Кушнира рецензию в солидный журнал. Пусть потешится мальчик. И еще что-то надо… такое… такое, чтобы все от него отвернулись!»
Неожиданно он остановился: около его «Жигулей» стоял милиционер и старательно записывал номер машины. Ноги у Гарри отяжелели, и он, с трудом отрывая подошвы от асфальта, пошел вперед.
— Здравствуйте, лейтенант. Судя по тому, как вы рассматриваете автомобиль, я совершил какое-то злодеяние? — Травински обаятельно улыбнулся. — Заранее сдаюсь.
— Здравствуйте, товарищ водитель. Лейтенант Поляков, сто двенадцатое отделение госавтоинспекции Москвы. Нарушаете, товарищ водитель. — Широкое мальчишеское лицо с мелкой россыпью веснушек и аккуратными рыжими усиками сделалось серьезным. Лейтенант козырнул. — На каком расстоянии от жилых домов можно парковать машины во дворах, товарищ водитель?
