– Давайте присядем. И вы расскажете мне все, что хотели.

– А вы знаете о чем?

– У меня предчувствие плохого. Это ведь что-то плохое, да? Что-нибудь о Дике?

– Он перенес небольшую операцию – в целом удачную. Но, видно, у него было слабое сердце. Он умер под наркозом.

Что он ожидал увидеть на ее лице, он и сам толком не знал, но только не этот взгляд, полный отчаянной бесконечной усталости. Он услышал, как она прошептала: «Опять ждать, долго, так долго…»

Она взглянула на него:

– Да, а что вы хотели сказать?

– Только это. Кто-то предостерегал его от операции, какая-то медсестра. Он думал, то были вы. Это правда?

Она покачала головой:

– Нет, то была не я. Но у меня кузина – медсестра. При плохом освещении нас даже можно спутать. Наверное, так все и было. – Она снова взглянула на него. – Но это совсем не важно, так ведь? – Вдруг глаза ее широко раскрылись. Она глубоко вздохнула. – Ах, – сказала она, – ах как странно! Вы не понимаете…

Макферлейн был озадачен. Она продолжала глядеть на него.

– Я думала, вы поняли… Вы должны были… И выглядите так, будто тоже обладаете этим…

– Чем – этим?

– Даром, проклятием… назовите как угодно. Я верю, что вы можете тоже… Посмотрите внимательно вот на это углубление в камне. Ни о чем не думайте, просто смотрите… Ага! – Она заметила, что он чуть вздрогнул. – Ну, видели что-нибудь?

– Должно быть, воображение. На миг мне показалось, что камень наполнился кровью.

Она кивнула:

– Я знала, что вы увидите. На этом самом месте в старину солнцепоклонники приносили жертвы. И я знала об этом до того, как мне рассказали. Временами я понимаю даже, что именно они тогда ощущали, так, как будто я там была сама… И подхожу я к этому месту с таким чувством, словно возвращаюсь в свой дом… В общем-то, вполне объяснимо, что я обладаю даром. Я из семейства Фергюссон. В нашей семье есть то, что называют ясновидением. И моя мать была медиумом, пока не вышла замуж. Ее звали Кристина. Она довольно известна.

– Под словом «дар» вы понимаете способность предвидеть?

– Ну да, видеть прошлое или будущее, все равно. Например, я поняла, что вы удивлены, почему я замужем за Морисом. О да, вы удивились! Но это просто: я всегда чувствовала, что над ним тяготеет злой рок. Мне хотелось спасти его… Это чувство присуще женщинам. С моим даром я могла бы предотвратить… если кто-то вообще может… Я не сумела помочь Дикки… Но Дикки и не смог бы понять… Он испугался. Он был слишком молод.

– Двадцать два.

– А мне тридцать. Но не в этом дело. Близкие души могут быть разделены многим – всеми тремя измерениями пространства… Но быть разделенными во времени – вот самое плохое… – Она замолчала, глубоко задумавшись.

Низкий звук гонга, доносившийся из дома, позвал их. За обедом Макферлейн наблюдал за Морисом Хавортом. Несомненно, тот безумно любил свою жену. В его глазах была безоговорочная собачья преданность. Макферлейн отметил и ее нежное, почти материнское отношение к мужу. После обеда он поднялся.

– Я думаю остановиться внизу, в гостинице, на денек-другой. Вы позволите мне еще раз навестить вас? Может быть, завтра?

– Да, конечно, только…

– Что?

Она быстро провела рукой по глазам:

– Я не знаю… Мне вдруг подумалось, что мы не встретимся больше… Вот и все… Прощайте.

Он медленно спускался по дороге. Вопреки собственному разуму, он чувствовал, будто холодная рука медленно сжимает его сердце. Конечно, в ее словах не было ничего такого… но все же…

Автомобиль выскочил из-за угла неожиданно. Макферлейн успел прижаться к изгороди… и очень вовремя. Внезапная бледность покрыла его лицо.

– О господи, мои нервы ни к черту! – пробормотал Макферлейн, проснувшись на следующее утро.

Он спокойно припомнил все происшествия минувшего вечера. Автомобиль, спуск к гостинице, неожиданный туман, из-за которого он чуть не потерял дорогу, сознавая, что опасное болото совсем рядом. Потом угольное ведерко, упавшее с окна, и тяжелый запах гари ночью от тлеющего на ковре уголька. Ничего особенного! Вовсе ничего особенного, если бы не ее слова и не эта глубокая непонятная внутренняя убежденность, что она знала…

С внезапной энергией он отбросил одеяло. Прежде всего ему надо пойти и увидеть ее! И он избавится от наваждения! Избавится… если… пойдет. Господи, ну что за глупость!

Он едва притронулся к завтраку. И в десять утра уже поднимался по дороге. В десять тридцать его рука нажимала кнопку звонка. Теперь, и только теперь, он позволил себе вздохнуть с облегчением.

– Миссис Хаворт дома?

Дверь ему открыла все та же пожилая женщина. Неузнаваемым было только ее лицо, изменившееся от горя лицо.

– Ах, сэр! Ах, сэр, вы разве не слышали?!

– Не слышал чего?

– Миссис Элистер, наша козочка… Это все тоник. Каждый раз на ночь она пила его. Бедный капитан вне себя от горя, он чуть не сошел с ума. Он перепутал бутылки на полке в темноте… Они послали за доктором, но было поздно…

И Макферлейн тут же вспомнил слова: «Я всегда чувствовала, что над ним тяготеет злой рок. Мне хотелось спасти его… если кто-то вообще может…» Да, но разве можно обмануть судьбу! Странная ирония – трагедия пришла оттуда, откуда, казалось, ждали спасения…

Старая служанка продолжала:

– Моя милая козочка! Такая добрая и ласковая, и вечно она за все переживала. Не могла спокойно видеть, что кто-то страдает. – Потом помолчала и добавила: – Вы подниметесь наверх взглянуть на нее, сэр? По тому, как она говорила, я поняла, что вы давно ее знаете… Она сказала, очень давно…

Макферлейн поднялся вслед за женщиной по лестнице и прошел через гостиную, где еще вчера раздавался поющий голос, в другую комнату с цветными верхними стеклами в окнах. Красный отсвет витража падал на голову лежащей… Цыганка с красным платком на голове… «Чушь какая, опять разыгрались нервы!» Он долго смотрел на Элистер Хаворт, в последний раз.

– Сэр, вас спрашивает какая-то леди.

– Что? – Макферлейн отрешенно взглянул на хозяйку гостиницы. – О, простите, миссис Роуз, мне почудились призраки.

– Только почудились, сэр? Я знаю, на болоте с наступлением сумерек можно увидеть диковинные вещи. Там и дама в белом, и чертов кузнец, и моряк с цыганкой…

– Как вы сказали? Моряк с цыганкой?

– Так говорят, сэр. Эту историю рассказывали еще в дни моей юности. Они любили друг друга много лет назад… Но уже давненько их здесь не видели.

– Не видели? Хотелось бы знать, появятся ли они вообще когда-нибудь теперь…

– О боже, о чем вы говорите, сэр! Да, а как же с молодой леди?

– Какой молодой леди?

– Да той, что ждет вас. Она в гостиной. Представилась как мисс Лоэс.

– О!

Рэчел! Его охватило странное чувство мгновенной смены пространства. Будто до этого он глядел в другой мир! Он забыл о Рэчел, Рэчел, принадлежавшей только этой жизни… И снова – эта удивительная смена пространства и возвращение в мир привычных трех измерений.

Он распахнул дверь гостиной. Рэчел с ее честными карими глазами! И внезапно, как это бывает у только что проснувшегося человека, его охватила теплая волна радости, радости реального мира. Он был жив, жив! «Вот она, эта настоящая жизнь! Только одна – эта», – подумал он.

– Рэчел! – произнес Макферлейн и, наклонившись, поцеловал ее в губы.

Вне всяких сомнений, это был старый дом. Да и от всей площади, где он расположился, веяло атмосферой величественной старости, что столь присуще городам со своим кафедральным собором. А дом под номером 19 производил впечатление патриарха в окружении своих соседей: его холодная серая громада надменно возвышалась над остальными. Строгий и неприветливый, с отпечатком запустения, характерным для домов, в которых давно никто не жил, он царил над другими жилищами.

В любом другом городе его давно бы назвали заколдованным, но в Вейминстере недолюбливали призраков и с неохотой делали исключения лишь для графских семей. Так что дом 19 никогда не включался в реестр заколдованных домов, и тем не менее год за годом на нем висела табличка: «Сдается внаем или продается».