Самым изнурительным маршрутом в Ницце была Мадонна («Col dela Madone»). Это знаменитый своей крутизной 13-километровый подъем над городом. Его можно было видеть чуть ли не с крыльца дома, за чередой холмов, окаймляющих линию горизонта. Все время тренироваться на Мадонне было слишком тяжело, но этот маршрут служил отличной проверкой на выносливость. Большинство ребят проходили его раз или два за сезон. Я делал это раз в месяц.

Тони Ромингер, который в течение многих лет был одним из ведущих гонщиков мира, использовал Мадонну как тренировочный маршрут, когда жил в Монако, и установил на ней рекорд- 31 минута 30 секунд. Кевин Ливингстон, лучший в нашей команде «Postal Service», однажды одолел ее за 32 минуты. После своего возращения в 1998 году я прошел Мадонну за 36 минут. Но, чтобы выиграть «Тур», мне нужно было значительно сократить это время.

— Я выйду из 31 минуты, — как-то раз заявил я Кевину.

Это была очень серьезная заявка для того, кто в тот момент не мог добраться до вершины даже за 35 минут.

— Ты спятил, — отозвался Кевин.

Но я довел время до 34, а потом до 33 минут. Затем однажды я показал 32:30. Накануне «Тура» мы с Кевином решили подняться на Мадонну в последний раз.

День был влажным, почти безветренным очень душным и жарким. Мы рванули к покрытой облаками вершине высотой 900 метров над уровнем моря. За километр до финиша у Кевина случился прокол, и он остановился, чтобы сменить шину. Я продолжал жать на педали. Добравшись до вершины, я взглянул на руль, где был закреплен секундомер.

Я дождался Кевина. Он подъехал совершенно запыхавшимся и расстроенным по поводу проколотой шины. Я показал ему время на моем компьютере. Мы сразу подумали, какое значение это может иметь для победы в «Type». «Ну, парень, ты даешь, — сказал Кевин. — С ума сойти».

Кик знала, что каждая тренировка на Мадонне была для меня серьезным испытанием. В такие дни я завтракал с каменным лицом, с самого утра думая только о том, что мне предстоит. На этот раз, когда я вернулся домой, она ждала у входной двери, желая узнать, как все прошло, и посмотреть на мое настроение. К нам как у аз приехал Очович и тоже с нетерпением ждал, что я скажу.

Я ввалился в прихожую е угрюмым выражением на лице.

— Как успехи? — спросила она.

— Погода была паршивая, — ответил я.

Она только вздохнула.

— Да, — продолжил я. — Все, что я смог это 30:47.

Она бросилась ко мне и обняла. Оч хлопнул меня по спине.

— Джимми, я готов, — с уверенностью произнес я.

Через несколько дней Оч вернулся в Штаты и всем говорил, что я собираюсь выиграть «Тур де Франс».

На «Тур» я собирался с маниакальным, нервирующим вниманием к каждой мелочи. Мы с Кик разложили все мои вещи и аккуратно размести — ли их в чемодане. Я настаивал, чтобы они были уложены особенным образом. Велотрусы следовало сложить так, чтобы они образовали совершенно прямую линию. Крепления педалей должны были лежать в строго определенном месте. Перчатки следовало положить в один угол, а теплые нарукавники — в другой. Вещи следовало разложить в строгом порядке, чтобы я с первого взгляда мог убедиться, что полностью экипирован для любой погоды.

Мы прибыли в Париж на предварительную подготовку, которая включала медицинские анализы, допинг-пробы и обязательные лекции организаторов «Тура». Каждому гонщику вручили «библию» — справочник «Тура», в котором были расписаны все этапы гонки, профили маршрутов и расположение пунктов питания. Мы возились с велосипедами, меняя рули и подгоняя крепления велотуфель к педалям. Некоторые гонщики относились к своим велосипедам не так внимательно, но я подгонял снаряжение с невероятной дотошностью. В команде меня прозвали мистер Миллиметр.

В предварительных прогнозах наша команда «U. S. Postal» котировалась невысоко. Никто даже не предполагал, что у нас есть шанс на выигрыш. Победу прочили Абрахаму Олано, действующему чемпиону мира. Называли имя Микаэля Богерда, который обошел меня в гонке «Амстел». Оценивали шансы швейцарца Александра Цулле и испанца Фернандо Эскартина. Говорили о тех, кто не попал на гонку, став жертвой допинг-контроля. Обо мне упоминали исключительно в связи с чудесным избавлением рт рака. Похоже, только один человек считал, что я способен выиграть. Вскоре после начала гонки кто-то спросил Мигеля Индурайна, у кого, по его мнению, хорошие шансы на победу. Возможно, он помнил наш давешний разговор в лифте и знал, как я тренировался. «У Армстронга», — ответил он.

«Тур» открывался коротким прологом, 8-километровой индивидуальной гонкой с раздельным стартом в Пюи-дю-Фу, городе с замком пергаментного цвета и средневековым тематическим парком. Пролог — это гонка критериум, цель которой в том, чтобы произвести отсев, выделить скоростных гонщиков и определить, кто поедет в голове пелотона. Несмотря на то что дистанция составляла всего 8 километров, она представляла собой серьезное испытание и не давала ни малейшего права на ошибку. Каждый гонщик должен был выложиться на полную катушку и развить максимальную скорость, чтобы не проиграть еще до начала гонки. Те, кто рассчитывал бороться за победу в генеральной классификации, должны были войти в тройку или четверку лучших.

Трасса начиналась с 5 — километрового равнинного участка, после чего поднималась на высокий холм, длинный 700-метровый подъем, который нужно было пройти на максимальной скорости. Затем следовал крутой поворот и ровный участок для финишного спринта. Трасса как нельзя лучше подходила для массивных гонщиков вроде меня, а также для великого Индурайна, который однажды показал на ней рекордное время — 8:12.,

На все про все» отводилось меньше девяти минут. Ключевым участком являлся холм. Никому не хотелось потратить все силы на первых 5 километрах, а потом умереть на подъеме. Кроме того, нужно было принять стратегическое решение: брать подъем на самой большой звездочке или переключиться на меньшую? Мы спорили на эту тему битых два дня.

Йохан сохранял спокойствие и распланировал нашу стратегию в мельчайших деталях. Он рассчитал объем работы и время, необходимые для прохождения каждого участка, а затем выдал мне совершенно точные инструкции. Он даже знал, какой у меня будет пульс после первого спринта- 190.

Гонщики стартовали с 3-минутным интервалом. С трассы начали приходить первые сообщения. Фрэнки Эндрю, мой коллега по команде, пожертвовал собой ради эксперимента, когда попытался проскочить подъем на большой звездочке. Такой вариант оказался неправильным. К вершине холма он совершенно выдохся и не смог восстановиться до самого конца гонки.

Олано побил рекорд трассы с результатом 8:11. Затем Цулле улучшил это время до 8:07.

Пришла моя очередь. Когда я еду в оптимальном режиме, мое тело почти не движется на седле, только ноги работают, как поршни в цилиндрах. Ехавший сзади в техничке Иохан видел, что мои плечи почти не шевелились, а это значило, что я не тратил энергию понапрасну и она полностью передавалась велосипеду, разгоняя его на дороге.

В наушнике раздавался голос Йохана, который сообщал время прохождения контрольных точек и давал советы.

— Ты поднялся с седла, — сказал Иохан. — Сядь на место.

Сам не осознавая того, я выкладывался слишком сильно. Я опустился на седло и сосредоточился на технике педалирования. Я не имел ни малейшего понятия, на какой результат иду. Я просто крутил педали.

Когда линия финиша осталась позади, я посмотрел на секундомер.

Он показывал 8:02.

Я подумал: «Этого не может быть».

Я еще раз взглянул на секундомер. 8:02.

Я стал лидером «Тур де Франс». Впервые за всю свою карьеру я надену желтую майку, легендарную maillot jaune, которая выделит меня среди остальных гонщиков.

Возле наших трейлеров меня ожидали медвежьи удары по спине от товарищей по команде, и самый сильный — от Йохана. Съемочная группа телекомпании ESPN приехала брать интервью, но не смогла почти ничего от меня добиться. Язык мгновенно прилип к небу, и я боялся показаться в эфире круглым идиотом. Слова застряли в горле. «Я просто в шоке, — только и смог выдавить я внезапно охрипшим голосом. — Я просто в шоке».