– Но я всегда так делаю. Вы же меня не предупредили. Зажечь снова газ, мосье Конрад?

– Нет, давай быстрее сюда.

– Le beau petit monsieur![65] – воскликнула Аннет, останавливаясь в темноте у кровати. – Как его скрутили! Поймали птенчика! – Веселая насмешка в ее тоне больно уязвила Томми, но в ту же секунду он с удивлением почувствовал, что ее рука легко скользнула по его путам и вложила в его ладонь что-то маленькое и холодное.

– Пошевеливайся там, Аннет!

– Mais me voila[66].

Дверь захлопнулась. Однако Томми услышал, как Конрад сказал:

– Запри и дай мне ключ.

Их шаги вскоре замерли в конце коридора. Томми никак не мог прийти в себя от удивления. Непонятный предмет оказался открытым перочинным ножичком. То, как Аннет старательно на него не глядела, и то, что она погасила газовый рожок, навело его на мысль, что комната просматривается. Где-то в стене должен быть замаскированный глазок. И, вспомнив, с каким нарочитым отчуждением всегда держалась Аннет, он понял, что все время находился под наблюдением. Может, он чем-нибудь себя выдал? Вроде нет. Да, он говорил, что хочет сбежать и что ищет Джейн Финн, но ни словом не обмолвился о том, кто он на самом деле. Правда, из его разговора с Аннет запросто можно было понять, что он никогда не видел Джейн Финн. Но ведь он этого и не утверждал. А что, если Аннет все-таки что-то знает? И отнекивалась только потому, что их подслушивали? Что тогда?

Правда, гораздо больше его волновал другой вопрос: сумеет ли он перерезать шнур, ведь руки у него обмотаны так, что ими не пошевелишь. Он попытался осторожно водить лезвием по шнуру, стягивавшему его запястья. Дело почти не двигалось. Раза два он приглушенно вскрикивал от боли – нож полоснул по коже. Но он, не щадя запястий, упрямо продолжал пилить шнур. Наконец тот лопнул, теперь его руки были свободны. Дальше все было проще. Через пять минут он с трудом поднялся на затекшие ноги и перевязал кровоточащие запястья. Потом присел на край кровати, обдумывая положение. Конрад забрал ключ от двери, так что рассчитывать на помощь Аннет больше не приходится. Выйти из комнаты можно только через дверь, и, значит, остается одно – ждать, когда Конрад и его дружок явятся за ним. А когда они войдут… Томми улыбнулся. С величайшей осторожностью он нащупал в темноте знакомую картину и снял ее с крючка. Приятно было сознавать, что он не напрасно обдумывал этот вариант с картиной. Теперь оставалось только ждать, и он ждал.

Ночь тянулась медленно – целую вечность, как показалось Томми. Но наконец он услышал шаги. Он поднялся с кровати, глубоко вздохнул и поудобнее перехватил картину.

Дверь открылась. Из коридора в комнату проник слабый свет, и Конрад направился прямо к газовому рожку. Томми почувствовал легкое разочарование, оттого, что первым вошел Конрад. Было бы приятно посчитаться именно с ним. Но пришлось довольствоваться Номером Четырнадцатым. Как только тот переступил порог, Томми изо всех сил ударил его картиной по голове. Номер Четырнадцатый рухнул на пол под оглушительный звон бьющегося стекла, а Томми выскочил за дверь и закрыл ее. Ключ был в замке, он повернул его и выдернул из скважины как раз в ту секунду, когда Конрад начал биться плечом в дверь, пересыпая удары ругательствами.

Томми остановился в нерешительности. Снизу донесся какой-то шум, потом раздался голос немца:

– Gott im Himmel![67] Конрад, в чем дело?

Томми почувствовал, как его руку сжали тонкие пальцы. Рядом с ним стояла Аннет. Она указывала на приставную лестницу, которая, видимо, вела на чердак.

– Туда, быстрее! – Она потащила его за собой, и через секунду они очутились на пыльном, заваленном всяким хламом чердаке. Томми огляделся.

– Какой смысл? Это же ловушка. Отсюда нет выхода.

– Ш-ш! Минутку. – Аннет прижала палец к губам, тихонько подошла к люку и прислушалась.

Снизу доносился оглушающий грохот. Немец и кто-то еще пытались выломать дверь. Аннет объяснила шепотом:

– Они думают, что вы еще там. Разобрать, что говорит Конрад, они не могут. Дверь очень толстая.

– А я думал, что прослушивается все до последнего слова.

– Да, в стене есть отверстие. Вы молодец, что догадались. Но они про него забыли. Они думают только о том, как бы взломать дверь.

– Да… но, послушайте…

– Подождите.

Она нагнулась, и Томми с изумлением увидел, что она привязывает длинную бечевку к ручке большого покрытого трещинами кувшина. Кувшин она осторожно поставила на край люка и обернулась к Томми.

– Ключ от двери у вас?

– Да.

– Дайте его мне. – Он отдал ей ключ, и она продолжала: – Я сейчас спущусь. Как вы думаете, вам удастся незаметно спуститься до середины лестницы и затем спрыгнуть так, чтобы оказаться под лестницей?

Томми кивнул.

– Там в глубине стоит большой шкаф. Спрячьтесь за ним, а конец бечевки держите в руке. Когда я выпущу этих двоих из комнаты, дерните за нее.

Он не успел ни о чем ее расспросить, потому что она бесшумно спустилась по лестнице и, подбежав к двери, начала кричать:

– Mon Dieu! Mon Dieu! Qu'est-ce gu'il y а?[68]

Немец с проклятием обернулся к ней:

– Убирайся отсюда! Ступай к себе в комнату!

Томми бесшумно соскользнул с перекладины под лестницу. Только бы они не обернулись… Но все сошло благополучно, и он скорчился за шкафом. Негодяи загораживали ему путь к лестнице, ведущей вниз.

– Ой. – Аннет как будто споткнулась и подняла что-то с пола.

– Mon Dieu, voilа la clef![69]

Немец вырвал ключ у нее из рук и отпер дверь. Из нее с ругательством вывалился Конрад.

– Где он? Вы его схватили?

– Мы никого не видели, – сердито сказал немец.

Он побледнел.

– О ком ты говоришь?

Конрад снова разразился ругательствами.

– Значит, смылся!

– Не может быть! Мы бы его увидели.

И тут с ликующей улыбкой Томми дернул за бечевку. С чердака донесся грохот рухнувшего кувшина. В мгновение ока его тюремщики, отталкивая друг друга, взлетели по шаткой лестнице и исчезли в темноте чердака.

Томми молниеносно выскочил из-за шкафа и, волоча за собой Аннет, бросился вниз по лестнице. В прихожей никого не было. Трясущимися руками он отодвигал засовы и цепочку. Наконец дверь распахнулась. Он оглянулся, Аннет исчезла.

Томми прирос к месту. Неужели она опять умчалась наверх? Это же безумие! Зачем? Он скрипнул зубами от нетерпения, но продолжал ждать. Не мог же он оставить ее здесь!

Внезапно сверху послышались крики, сначала что-то проорал немец, а затем раздался звонкий голос Аннет:

– Ma foi[70], он сбежал! И так быстро, кто бы мог подумать!

Томми все еще не двигался. Это приказ ему бежать? Да, наверно.

И тут она крикнула еще громче:

– Какой страшный дом! Я хочу вернуться к Маргарите! Маргарите! К Маргарите!

Томми бросился назад к лестнице. Она хочет, чтобы он бежал один, но почему? Любой ценой он должен увести ее с собой. И тут сердце у него сжалось. Вниз по лестнице бежал Конрад. Увидев Томми, он издал торжествующий вопль. Следом за Конрадом неслись остальные.

Томми встретил Конрада мощным ударом в подбородок, тот рухнул, как бревно. Второй споткнулся о его тело и упал. Томми увидел вспышку, и ухо ему оцарапала пуля. Нет, прочь из этого дома, и поскорее! Аннет он помочь не может, но хотя бы рассчитался с Конрадом. Отличный удар!

Томми выскочил наружу, захлопнув за собой дверь. На площади не было ни души. Перед домом он приметил хлебный фургон. Видимо, в нем его собирались вывезти из Лондона, и потом его труп нашли бы за много миль от Сохо. Шофер выскочил из кабины и попытался его задержать. Он тоже получил молниеносный удар кулаком и растянулся на асфальте.