Анабель, наивная девочка. Глупое упрямое дитя. Такие твёрдые, острые зубы, такие чуткие уши, спрятанные в гуще огненных волос. Такая сила в каждом вздохе, в каждом взгляде, — и такое слабое, почти человеческое сердце. Нет, в этом она на меня совсем не похожа.

Луна забилась на небе, как пойманная птица. Её длинный луч сверкающей саблей ударил в лицо Анабель. Она запрокинула горло; веки слегка приподнялись; трепещущие белые белки отразили ядовитое лунное сияние.

Да, Анабель. Да, дорогая. Пей лунный свет, пей его силу, пей, сколько сможешь. Глазами, губами, всем существом. Пей, Анабель.

Анабель застонала. Луна бесновалась, окружённая растерянными звёздами. Лунный свет плясал и клубился по комнате, угасая лишь в её непроницаемых тёмных глазах.

Вдруг за окном послышался шум полёта и в лунном свете стремительно, как чёрная комета, пронеслась знакомая фигура. Она сердито нахмурила брови. Какая досада. Вот уж с кем ей совсем не хотелось встречаться. Что же, пора уходить. Она в последний раз провела холодной рукой по лицу Анабель, на котором блестела тонкая плёнка из пота и лунного свечения. Затем скользнула в свою темноту.

Анабель заметалась, вздрогнула, села на постели. Сон и ночная мгла слетали с неё хлопьями серого пепла. Она обвила руками колени, потёрла влажный студёный лоб.

— Белинда, — позвала она звонким шёпотом. — Белинда!

Она огляделась, яростно протёрла глаза. Но комната была пуста. Только летучая мышь с писком пролетела к окну, зарешеченному лунными лучами.

Анабель медленно спускалась вниз по крутым ненадёжным ступеням, тонущим во мраке и в мякоти истлевшего от времени ковра. Она жмурилась и тёрла глаза, но на самом деле сон покинул её в эту ночь безвозвратно. Поэтому она и отправилась в странствие по замку, прислушиваясь к шорохам и скрипам, сопровождавшим каждый её шаг.

Ведомая своим безошибочным чутьём, она вступила в огромную тёмную залу с высоким сводчатым потолком и гротескно изломанными стенами. Бывала ли она здесь прежде? Воистину, только в их замке можно прожить столько долгих мучительных лет — и задавать себе этот вопрос.

На полу плескалось и пенилось лунное озеро. У Анабель закружилась голова. О, Тьма. Можно ли хоть куда-то скрыться в этом замке от луны, от её всепроникающей магической отравы?

У окна чернела изящная тень.

— Белинда, — прошептала Анабель, хотя и понимала, что это не она.

Тень обернулась. Это был Люций. Его глаза взглянули на неё с язвительной усмешкой — как всегда. Анабель вдруг показалось, что глаза у него не чёрные, а красные, багровые до черноты. Она сплела на груди задрожавшие руки.

— А, это ты, маленькая Анабель, — Люций лениво полуобернулся и, словно невзначай, провёл рукой, унизанной кольцами, по тщательно уложенным завиткам волос. И как он умудряется сохранить их в идеальном состоянии после ночных полётов и охоты?

— Я не маленькая, — вслух сказала Анабель, забираясь с ногами в какое-то кресло и кладя подбородок на спинку — естественно, пыльную. — Ты же знаешь, Люций, я прошла обряд вступления в силу. И я, между прочим, такая же дважды рождённая, как ты или Белинда.

— Во имя Тьмы, дитя! — Люций возмущённо взмахнул руками — при этом его многочисленные кольца вспыхнули кровавым фейерверком. — Как ты можешь сравнивать? Где твой вкус?! Твоя смерть… нет, и не напоминай. Какая пошлость! Умереть в младенческом возрасте от яда сумасшедшей приёмной матери. И ты можешь сравнивать подобное убожество с великолепной гибелью Белинды на костре! Опомнись, дитя!

— Я не дитя, — огрызнулась Анабель. — И вообще, не пора ли тебе к Ульрике? Она, наверное, уже заждалась!

— Какая, ты, однако, злая девочка, — пробормотал удручённо Люций. — Кстати, о Белинде. Почему ты назвала её имя, когда зашла? Разве она появляется в нашем замке?

— Белинда… — Анабель запнулась. Она не знала, стоит ли это говорить — но ей вдруг захотелось поделиться с Люцием, — хотя она не понимала, почему. В конце концов, разве не сама Белинда учила её во всём и всегда следовать своим желаниям?

— Белинда… она часто приходит ко мне по ночам… когда я сплю, — неуверенно произнесла она, словно ступая по тонкому льду. — Когда я просыпаюсь, её уже нет — но я всегда знаю, чувствую, что она приходила. Не знаю, как. И я не знаю, зачем она приходит. — Анабель замолчала, чувствуя себя предательницей. И, чтобы это предательство не приняло совсем безобразные формы, торопливо добавила:

— Ты ведь не скажешь об этом Ульрике… правда?

— Во имя Тьмы, Анабель! — Люций с достойной восхищения лёгкостью изобразил на лице смертную муку. — Разве я похож на безумца? Обсуждать с Ульрикой Белинду!

— Ты похож на безумца, — заявила Анабель, вздыхая с облегчением — и вдруг широко улыбнулась, совершенно неожиданно для себя самой. Это почему-то смутило её. Она покраснела и отвернулась. Люций с усмешкой следил за ней дочерна раскалёнными глубокими глазами. Чтобы скрыться от этого взгляда, Анабель занялась своими волосами — машинально скрутила их в пушистый жгут и подняла наверх.

— Маленькая Анабель, — томно усмехнулся Люций. Он упруго шагнул в её сторону, кривя губы и небрежно поигрывая пальцами, — Это что же тонкий намёк? Ты любезно облегчаешь мне задачу, открывая свою прелестную белую шейку?

Анабель вся вздрогнула, вспыхнула, как пожар, выпустила волосы, которые упали ей на плечи с сухим шорохом — ворох золотых осенних листьев.

— Перестань, Люций, — резко и беспомощно воскликнула она. — Что за глупые шутки! И, я полагаю, тебе действительно пора к Ульрике.

— Злая, злая девочка. — Люций вздохнул и направился к выходу из зала. На пороге он обернулся; его губы вспыхнули кровью, глаза откровенно смеялись. — Прощай, жестокая маленькая Анабель, — произнёс он манерно, слегка поклонился и исчез, оставив после себя удушливый запах крови, духов и ночного ветра.

Анабель сжала губы и беспокойно завертелась в кресле.

— Я не маленькая, — заявила она шёпотом, обращаясь неизвестно к кому. — Нет, я уже не маленькая!

Несколько тягостных гулких секунд Анабель сидела неподвижно в кресле. Затем решительно соскочила. Прошла по залу от одной искорёженной стены к другой, вглядываясь в щели между живописно уложенными камнями кладки. Порывисто прижалась к стене щекой и приняла всем телом упругую пульсацию магической силы.

Вдруг она поняла, что со стеной что-то не так. Странные чужие запахи сочились снаружи. Это не были запахи Чёрного сада. Это было… Анабель прикусила губу и отчаянно толкнула. Сердце её упало и сладко замерцало где-то в глубине. Стена поддалась — или это она прошла сквозь стену? Неважно. Ладони её горели; голова кружилась, а в глазах мельтешили жгучие синие искры.

Она перевела дыхание, поморгала, приходя в себя. Да, это так. Сомнений не было. Пройдя сквозь стену, она оказалась в другом мире.

Анабель огляделась. Вокруг неё возвышались суровые старые стены. Древнее здание — но, конечно, не Чёрный замок. Впрочем, чем-то, пожалуй, похоже, подумалось ей. Тот же мрачный многовековой покой, противостоящий быстротечности и тлению. То же равнодушное величие. Тот же мрак, затаившийся в каждом углу клубком сонных змей.

Но, в то же время, она интуитивно понимала, что есть и различие… огромное различие. Зияющая пропасть пролегала между её замком и этим заброшенным местом. Она до боли ясно ощущала всю мрачную жестокость и непреодолимость этой бездонной расщелины. Ощущала — но не могла осознать, не могла облечь даже в мысли, не то что в слова. Суть этой бездны упрямо и неумолимо ускользала. Она словно видела что-то мельком, краем глаза — но не могла удержать, рассмотреть, пощупать.

Было темно, но Анабель откуда-то знала: в этом мире сейчас не ночь, а поздний угрюмый вечер. Она попыталась хоть что-то рассмотреть и поняла, что стоит в густой тени от стены за каким-то возвышением, накрытым полуистлевшей тканью. Наверху, внутри купола, широкого, как колокол, белели фигуры статуй. Под ними раскинулись окна с цветными треснувшими стёклами, не пропускавшими даже слабого света.