Она скрутила спутанные волосы в тяжёлый узел, накинула на плечи плащ и, мягко ступая, подошла к двери.

— Куда вы, госпожа Белинда? — снова испуганно взметнулась Вивиана.

— Ты не спишь? — недовольно спросила Белинда. — Спи. Я хочу пройтись.

— Тогда я с вами! — Вивиана резво вскочила.

— Ты что, боишься оставаться одна?

— Ну… — Вивиана замялась. — Немного. И потом, господин Магус велел мне всегда быть рядом с вами.

— Тоже мне, телохранитель! — фыркнула Белинда. — Впрочем, правильно, дядюшке Магусу нужно подчиняться. Тебе, по крайней мере. Я-то давно сама себе хозяйка. Хорошо, так и быть, пойдём вместе, но не вздумай ничего пугаться. Интересно, и зачем я взяла тебя с собой? Пока от тебя одно беспокойство.

Они прошли через тёмный коридорчик, где в углу, свернувшись клубком на кресле, как настоящая кошка, спала Клотильда. Белинда толкнула одной ей известную тайную дверь в замшелой стене. Та засипела и заскулила, неохотно поддалась, и Белинду овеял дурманящий сладко-ядовитый аромат.

Сад окутывал серый муаровый сумрак, в который уже незаметно вплетались пунцовые нити рассвета. Белёсо мерцали стволы деревьев, возникавших точно ниоткуда. В призрачном сиянии близкого восхода их тугая пышная листва отливала багрово-красным.

Белинда шла стремительно, не разбирая дороги, — в этом саду она выросла, в нём обрела свою силу, и поэтому знала каждую тропинку, каждую ветку — так же, как линии на собственных ладонях. Она словно забыла о Вивиане; и та едва поспевала за госпожой, то и дело спотыкаясь об изгибы искорёженных корней, похожих на руки коричневых мумий.

Наконец, Белинда замедлила шаг и опустилась на скамью — вернее, остов, того, что когда-то было скамьёй, еле видный под глянцевито-рассыпчатой сетью плюща.

Вивиана осторожно присела на краешек, зевая и ёжась от утреннего холода.

— Ты замёрзла, — сказала Белинда, не глядя. — Возьми мой плащ.

— А вы, госпожа Белинда?

— Мне никогда не бывает холодно, — отчеканила Белинда. — С тех пор, как… Возьми и не спорь.

— Знаете, так странно, госпожа Белинда, — протянула Вивиана. — Этот мир совсем не кажется мне чужим. Тут почти такие же запахи, растения, свет…

— Тебе просто повезло, — заметила Белинда. — Если бы ты знала, какие есть миры во Вселенной… И ты могла попасть куда угодно, я уже не раз тебе говорила. Когда инквизитор повесился, мы были заранее готовы, и, тем не менее, понадобилась вся сила Рода, чтобы он попал именно сюда, к нам.

— Госпожа Белинда… — девочка тревожно покосилась на неё.

— Ну, что тебе ещё?

— Вы так и не сказали мне… насчёт инквизитора… Кто он такой?

— Ты слишком любопытна, Вивиана. — Белинда нахмурилась. — Он меня сжёг… когда-то… этого тебе довольно?

— Но как? Почему?

— Почему, почему! — Белинда не на шутку рассердилась. Что ей сказать? Что она в ту пору была самой младшей и слабой из Рода? Что была влюблена? Что порвала все связи с родом и не желала просить о помощи, пока не стало слишком поздно? Что попала в лапы инквизиции, прежде чем Энедина соизволила выйти из транса и обратить свой взор в сторону дочери — обезображенной пытками и наголо обритой перед казнью?

— Это не важно, — сказала она недовольно. — Главное то, что он был труслив и глуп. И не знал, что мы после каждой смерти рождаемся вновь — и обретаем ещё большую силу…

Она замолчала, вспоминая, как это было. Как с дымом от костра, испепелившего её, она ворвалась в этот мир. В их родовой замок, — тот, что возвышался сейчас за спиной спящим драконом, застывшей лавиной ночной темноты. Как вошла в огонь, разожжённый в камине Энединой и тётушкой Лавинией. Дядюшка Магус стоял тогда рядом и бормотал заклинания, нервно теребя руками бороду. Её тело стало огнём во время казни, а затем огонь вновь обратился в её тело. И она родилась из камина, из пылающей алой утробы, — обнажённая, юная, сильная, как никогда. Её волосы отрастали прямо на глазах, — и горели, искрились, завивались огнём, — с тех пор в них навек поселился огненно-рыжий отлив.

…С тех пор инквизитору не было покоя ни днём, ни, тем более, ночью. Они все забавлялись, как только могли, доводя его до самоубийства. Своеобразное состязание в изобретательности. Даже Ульрика принимала в этом участие, несмотря на то, что их отношения с Белиндой уже тогда были прохладными. У неё весьма эффектно получалось появляться перед инквизитором, держа в лилейной руке свою отрубленную голову с пустыми глазницами и губами, почерневшими от крови… Неудивительно, что не прошло и двух недель, как он принял на свою бессмертную душонку сей тяжкий грех. И вместо ожидаемой геенны огненной вновь оказался в их обществе, бедняжка!

От этих приятных воспоминаний Белинду отвлёк шум полёта. Она вскинула голову.

— Люций!

Он приземлился и осчастливил безупречным поклоном каждую из дам.

— Значит, всё-таки, ты летал? — задала Белинда явно риторический вопрос.

— Ну, кузина! — Люций жеманно склонил голову к плечу. — Из-за этого дурацкого семейного сборища я и так потерял половину удовольствия! Не могу же я сидеть в замке безвылазно! Впрочем, — он пристально взглянул на Вивиану, — теперь, когда у нас поселилось столь прелестное создание… я, пожалуй, подумаю. О, какая нежная белая шейка!

— Прекрати, Люций! — одёрнула его Белинда. — Эта шейка не для твоих зубов, запомни раз и навсегда! И хватит пугать бедную девочку.

— Ну, что ты, милая! — Люций одарил Вивиану обольстительной улыбкой. — Зачем же пугаться? Не думай, я никого не убиваю! Это глупые сказки для маленьких детей! На самом деле я дарю юным девушкам вроде тебя немного страсти… приобщаю их к тайнам сокровенного. А взамен прошу лишь немного …Что в этом плохого?

— Плохо то, что ты лжёшь, мой бесценный кузен.

— Грешен, увы! Каюсь, кузина! — он передёрнул плечами, откинул со лба чёрные локоны, и попытался принять смиренную позу; но кающийся грешник из него был никудышный. — Мы все безнадёжно грешны и лживы, не так ли? Но мы просто такие, какие есть. Верно, кузина?

— Верно, — ответила коротко Белинда.

— Забавно. Мы все очень разные, — продолжал Люций. — Ты, я, Ульрика, Энедина, Лавиния, дядюшка… Но все одинаково служим Тьме…

Белинда пристально взглянула на него.

— Уже светает, — заметила она. — Тебе пора в замок, Люций. Поспеши.

— Ты права, — вздохнул он. — Надеюсь, Ульрика ещё крепко спит. До свиданья, кузина. До свиданья, недоступное создание с бесподобной белой шейкой.

Он усмехнулся и тут же рассеялся тенью.

Когда рассвело окончательно, Белинда вернулась к себе в комнату и всё же заснула, — а вернее, снова провалилась в транс. Когда она очнулась, перед ней стояла неизменная Клотильда, держа в руках поднос с завтраком и с чёрной розой в бокале. Вивианы в комнате не оказалось.

— Где девочка? — резко спросила Белинда, беря у служанки поднос. Та закатила глаза, демонстрируя своё полнейшее неведение.

— Как это ты не знаешь! — Белинда нахмурилась, глотая то кофе со сливками из полупрозрачной фарфоровой чашечки, то кровь из высокого гранёного стакана. Ей не хотелось признаваться в этом даже себе самой, но она волновалась за эту девчонку. Куда её вдруг понесло? Ведь она до колик боялась даже одна оставаться в комнате!

— Клотильда! Дай мне хрустальный шар! — приказала она.

Клотильда подчинилась.

— Какой пыльный! — возмутилась Белинда. — Сколько раз я тебе говорила, — протирай его каждый день! Из-за тебя он вот-вот придёт в негодность.

Она повертела шар, деловито сощурилась.

— Я же говорила, почти ничего не видно… А, вот она, Вивиана! В саду! Но она не одна… Кто это с ней? Мартин?

Вивиана действительно была в саду с Мартином, хотя и против собственной воли. Когда Белинда впала в транс, она тоже задремала, но очень скоро сквозь сон ощутила, что куда-то летит. Она завопила и… пробудилась окончательно, больно свалившись на что-то твёрдое и колючее. Открыв зажмуренные было от ужаса глаза, Вивиана обнаружила себя лежащей на голой земле в уже знакомом ей саду. Рядом стоял Мартин и в буйном восторге восклицал, пританцовывая и потирая шестипалые руки: