– Я надеюсь заслужить это право, – сказал Кин, тем самым признавая ее правоту в оценке их прежних взаимоотношений. – Но давай прекратим наказывать меня за былые ошибки, Николь. Я пришел сегодня не для того, чтобы требовать что-то от тебя. Просто хотел дать тебе понять, что быть с тобой для меня важнее всего другого, что я не хочу терять ни одной минуты из тех, которые ты обещала быть со мной. Я хотел, чтобы в этот раз все было по-другому.

Николь покачала головой, пытаясь не обращать внимания на то, как болезненно сжимается сердце, а на глазах вскипают слезы.

– Я не верю, что ты изменился, Кин.

– Изменились обстоятельства.

– Да, ты вдруг узнал, что у тебя есть дочь. Но ты поторопился признать свое отцовство, Кин. Надо было прежде подумать, как это скажется на маленькой девочке, которая по наивности с радостью поверила тебе.

– Я не дам ей никакого повода не верить мне, – тут же, не колеблясь, возразил Кин. От возмущения Николь наконец перестала дрожать. Она со стуком поставила кружку в раковину.

– Сомневаюсь. Отец всегда должен быть рядом, когда это нужно ребенку, а не когда удобно папочке и если не создает ему неудобств…

Прервав ее речь, полную сарказма, Кин вернул их разговор к сути проблемы:

– Зоя хочет видеть меня завтра. Ты готова к этому, Николь? Или это создаст неудобства для тебя?

Вызов в его глазах не оставлял ей шанса на протест. Если она не позволит, то окажется, что это именно она препятствует общению отца и ребенка.

– Это будет возможно только утром, – произнесла она воинственным тоном, зная, как Кин ценит свое рабочее время. – Днем Зоя идет со мной в танцевальную школу, и мы пробудем там довольно долго.

– Жди меня завтра утром к семи часам. Думаю, к этому времени наша дочь проснется.

Кин коротко кивнул Николь и направился к выходу.

– И ты не останешься, чтобы получить положенную порцию секса? – бросила ему вслед Николь, удивленная его решением уйти сейчас от нее, чтобы вернуться рано утром. К Зое.

Кин задержался в дверном проеме кухни и посмотрел на нее долгим, испытующим взглядом.

– Я всегда брал только то, что ты сама давала мне, Николь, – ответил он негромко.

Она смотрела ему вслед и не ощущала ничего, кроме болезненной пустоты.

Кин пренебрег ею этой ночью, а она все еще хотела его. Самообладание покинуло Николь. Может быть, она себя просто обманывала, используя сделку, чтобы получить то, что только Кин был в состоянии дать ей? А теперь, когда он узнал о дочери…

Николь заставила себя пройти через гостиную и закрыть входную дверь. Завтра утром она должна будет отпереть ее снова, чтобы Кин навсегда вошел в жизнь Зои.

Только бы он не разбил сердце ее дочери! Этого она никогда не простит ему.

Никогда!

Кин подъехал к дому Николь раньше времени. Припарковавшись у тротуара на узкой улочке, он остался сидеть в машине, ожидая семи часов. Николь не понравится, если он придет раньше. Согласившись с ее горькой оценкой его поведения в прошлом, он больше не был уверен в том, что сможет легко завоевать ее снова. Но он не отступит, особенно теперь, когда узнал о дочери.

Зоя… Четыре года ее жизни прошли без него. И беременность Николь. И все из-за обстоятельств, отодвинувших для него их с Николь отношения на второй план. Он понимал, почему она не чувствовала серьезности его отношения к ней, но утаить от него ребенка… Это оказалось для него таким ударом, с которым он не мог примириться. Он должен был быть рядом с Николь. Но очевидно, она не хотела этого, предпочтя растить их ребенка одна, без его участия. Это нужно изменить. Он должен это изменить! Вопрос в том – как?

Кин посмотрел на часы – почти семь. Он взял с сиденья пакет с голубой бабочкой и направился к дому.

Входная дверь открылась сразу, как только Кин поднялся на крыльцо. Николь поспешно вышла и, потянув за собой дверь, закрыла ее, тем самым давая понять Кину о своем нежелании позволить ему войти. Ее прекрасные зеленые глаза потускнели от утомления, лицо без макияжа выглядело бледным и измученным. Мало спала, если вообще спала, подумал Кин.

Довольно долго она молча смотрела на него, и Кин понял, что она воспринимает его, в его сером деловом костюме, как пришельца из другого мира. Он причинил ей боль, и Николь не хотела, чтобы все повторилось снова. Ведь пять лет назад он не оправдал ее надежд.

– Я уже не тот, Николь, – сказал Кин порывисто, как бы успокаивая ее. – Да, мне надо идти сегодня на работу. Я должен управлять своим бизнесом так же, как и вам с матерью необходимо заниматься танцевальной школой. Но деньги мне больше не нужны так отчаянно, и я могу тратить на работу значительно меньше времени. Теперь у меня иные жизненные приоритеты.

Николь покачала головой, в усталых глазах плескалось недоверие.

– Я понимаю, Кин, что, узнав о Зое, ты был потрясен. И отреагировал импульсивно, совершенно не подумав о многочисленных обязательствах, которые накладывает на человека отцовство.

– Мне не надо думать об этом, Николь. Мы обсуждаем не отвлеченную проблему. Зоя – это реальность.

– Этого не должно было случиться, – горько возразила Николь, полная тревоги и беспокойства. – Я могла бы вчера объяснить Зое, что все это ей просто приснилось. Она же еще не совсем проснулась тогда. А ты мог бы уйти, и все осталось бы, как было.

– Нет! – Каждый мускул в теле Кина напрягся, готовясь к борьбе. – Я не позволю устранить меня из жизни моей дочери.

– В тебе говорит самолюбие, Кин, но не любовь. – Николь смотрела на него с отчаянием. – Я не думаю, что ты вообще знаешь, что такое любовь. И будет несправедливо по отношению к маленькой девочке, если ты оставишь в ее сердце пустоту, не оправдав ее ожиданий.

Она с мольбой протянула к нему руки.

– Пожалуйста, подумай об этом. По крайней мере, повремени с решением до пятницы, когда я должна буду прийти к тебе.

– Время не изменит моего решения. Ты вчера согласилась с тем, чтобы я пришел сегодня утром. И я не уйду.

– Вчера ночью я не могла ясно мыслить.

– А я мог. И этим утром я тоже ясно мыслю. – Кин посмотрел на часы. – Времени уже больше семи, и если ты не рада видеть меня, может быть, увидев меня, обрадуется моя дочь.

Николь смотрела на него, и в ее глазах отражалась смесь досады и страха.

– Тебя не волнует, как твои поступки отражаются на других. Должно быть только по-твоему, и точка!

– А ты уверена, что твои поступки правильны? – отразил Кин ее атаку. – Ты хочешь, чтобы Зоя принадлежала только тебе, и тебя не волнует, что она может хотеть, чтобы у нее был отец.

Кин шагнул к Николь, излучая агрессию, которую она сама спровоцировала в нем.

– Позволь мне войти, Николь. Мы решим этот вопрос миром, или ты получишь распоряжение суда на право посещения. Ты хочешь, чтобы наша дочь была вовлечена в конфликт такого рода?

Николь отступила к двери, напуганная этой угрозой. Кин несколько умерил свой натиск и заставил себя говорить спокойно:

– Давай наконец расстанемся с прошлым, Николь, и подумаем о будущем. Для Зои мир намного лучше, чем конфликт между родителями, разве не так?

Николь прижала руку к горлу, как будто ей что-то мешало говорить. В ее глазах отразились уязвимость и беспомощность. Кину удалось смять все ее защитные барьеры, и теперь она не знала, как их восстановить.

– Все будет хорошо. Я обещаю тебе, – серьезно произнес Кин.

Она глубоко и прерывисто вздохнула.

– Это первое действительно важное обещание, которое ты дал мне, Кин, – с дрожью в голосе сказала Николь. – И я надеюсь, что оно будет выполнено.

Он остановился рядом и, взяв за подбородок, заставил Николь повернуть к нему лицо. Ему было очень важно, чтобы она увидела искренность в его глазах.

– Позволь мне сопроводить обещание поцелуем, Николь.

Он не стал ожидать ответа. Было достаточно того, что она продолжала смотреть на него, не делая попыток вывернуться. Потребность быть с ней и с их дочерью ощутимо заявила о себе. Ему было важно дать понять Николь, что он испытывает к ней глубокие чувства и что сексуальное влечение – не единственная причина, по которой они должны быть вместе.