Ник заметил, что на ее избитом лице отразились гнев и ярость. Пэт хрипло произнесла, цедя слова сквозь сжатые зубы:

— Кто дал вам право делать грязные намеки?! Я не знаю никакого Джо Мак-Эри.

— Я видел, как он входил в этот дом.

— Мне плевать, что вы там видели. Мало ли к кому он мог прийти!

— Я видел, как он звонил в вашу квартиру. Я даже записал номер.

— Видел!.. Следил!.. Ублюдок, ищейка паршивая! Любой человек может позвонить в любую квартиру, и ему откроют... Это ничего не значит... Может быть, ко мне звонили, стучали, а я не слышала. Ну и что? — Пэт не могла остановиться.

— А я думал, что вы его знаете.

— Я уже сказала вам, меня не волнует, что вы обо мне думаете.

— Может быть, вот это поможет вам что-нибудь вспомнить? — Ник вытащил из бумажника двадцатидолларовую банкноту. Пэт выхватила ее у него из рук.

— Нет, это не поможет! Можете выложить хоть все содержимое вашего кошелька. — Она спрятала банкноту в бюстгальтер. — А теперь убирайтесь из моего дома!

— Мисс Янг, я прошу вас...

— Убирайтесь, или я вызову полицию.

— Мы не желаем ему ничего плохого. Мы просто хотим помочь ему. У него могут быть большие неприятности.

— Мне это безразлично. Я уже сказала вам, я его не знаю.

Позже Ник позвонил Энн из телефонной будки в Бервине. Сказал, что Пэт Янг что-то знает, но не хочет ни о чем говорить. Он попытается не упускать ее из вида.

— Рано или поздно Джо придет к ней. У меня такое предчувствие, и я знаю, что я прав.

Из дневника Джо Мак-Эри (без даты):

«Он жаждал крови. Весь мир внезапно стал кроваво-красным. Его преследовал этот цвет, он повсюду видел льющуюся кровь. Она потоком лилась из лампы, горевшей в витрине мебельного магазина, она рвалась вверх, подобно некому кровавому извержению. Маленький мальчик остановился у фонтанчика, чтобы напиться воды, внезапно у него пошла носом кровь. Он склонился над упавшим мальчиком и стал жадно сосать и слизывать его кровь с подбородка и щек, кровь капала на рубашку. Все животные в Линкольнском зоопарке выставляли напоказ свои открытые раны. Из некоторых ран кровь лишь сочилась, из других, где были повреждены артерии, била струей. Звери не боялись его, он перепрыгивал через ограду: звук льющейся крови казался ему песней сирены.

Он должен напиться крови.

По улицам текла кровь. Падающий снег смешивался с кровью и становился розовым. Кирпичи домов тоже казались обрызганными кровью. Он остановился поблизости от городского вокзала. Здание кровоточило, линия стыка фундамента с первым рядом кирпичей набухла кровью. Он удивлялся, что многие пассажиры, заметив его, отскакивали в сторону и начинали ловить такси. Им хотелось поскорее добраться до дома. Как странно — он все время старался спрятаться в тень, но они замечали его и в тени. Он наблюдал за теми, кто шел по туннелю, ждал, когда кто-нибудь подойдет ближе. И дождался: к нему подошла женщина.

Он разглядел ее. Негритянка. Пушистая кофта из искусственной шерсти, стоячий воротничок блузки. Копна темных волос, как будто слегка припорошенных снегом. Мини-юбка и туфли на высоком каблуке. Даже в темноте он разглядел безупречную форму ее ног, которую подчеркивали тонкие чулки. Приятная тяжесть в брюках подсказала ему: это ОНА. Он никогда еще не пробовал негритянской крови, хотя и знал, что она горячее, чем у белых.

...Она идет одна, ее губы чуть-чуть подрагивают. Он ждет, когда она войдет в темноту туннеля, а со станции уйдут несколько пассажиров, опоздавших на поезд и задержавшихся на вокзале. Он ощущает в кармане ледяную сталь складного скальпеля. Резать, резать!.. Он улыбается. Некоторое время она стоит неподвижно, а потом оглядывается на него через плечо. Он замечает в ее глазах страх. И замечает еще кое-что, белки ее глаз краснеют, наливаясь кровью. Она уже готова!

Он идет, стараясь ступать как можно тише, и как бы слышит ее мысли: «Проклятые туфли».

Время! Он догоняет ее неожиданно легко. Она оборачивается к нему, замирает.

— Что вам надо? — спрашивает она с вызовом, но это показная храбрость. Он не отвечает, да и она уже сама понимает, что обречена, что от него нечего ждать пощады. Он подкрадывается к ней сзади, одной рукой внезапно хватает за горло, а другой зажимает ей рот. Скорее туда, где сгустилась тень! Он тащит ее в горячую красную темноту. Почему-то люди считают, что темнота черная, но он знает правду: она ярко-малинового цвета. Это — цвет запекшейся крови. Она пытается сопротивляться, но он гораздо сильнее. Одной рукой он достает складной скальпель, другой — продолжает держать за горло. Тонкая как луч улыбка появляется у него на лице, когда стальное лезвие входит вглубь. Она задыхается, кашляет, разбрызгивая кровь. Он целует ее. Она падает. Он перерезает ей горло».

В вечернем выпуске «Чикаго трибюн» была опубликована статья под крупным, набранным жирным шрифтом заголовком: «ВБЛИЗИ ЧИКАГСКОГО ВОКЗАЛА УБИТА ЖЕНЩИНА» В этой статье подробно описывалась очередная трагедия. Убита Элизабет Роулингс, двадцати шести лет. Возвращаясь домой с работы (она служила в одной из контор окружной дороги), Элизабет шла по Коттедж-Гров-авеню. На станции метро, прежде чем спуститься вниз, к поездам, она зашла в находящийся там магазин и купила пачку сигарет. Кассир был последним, кто видел ее живой. Женщина зарезана тем же способом, какой уже известен чикагской полиции по ряду других убийств, совершенных в городе минувшей зимой.

Заголовок в «Чикаго сан таймс» кричал: «ЗВЕРСКИ УБИТА ЖЕНЩИНА, МАНЬЯКА ИЩУТ». В газете также давалась фотография женского тела, накрытого простыней. Этот снимок был сделан на месте преступления перед тем, как убитую перенесли в прибывшую санитарную машину. Кроме того, на вкладном листе была помещена фотография заплаканной матери убитой.

Ближе к вечеру того же дня чикагские сыщики уже не сомневались, что оба убийства в Бервине и это чикагское убийство — дело рук одного и того же человека. Специалисты подтвердили, что раны всем трем жертвам нанесены одним и тем же орудием, хотя они и не могли сказать точно, каким именно. Большинство считало, что убийца использовал лезвие бритвы. Частицы кожи, обнаруженные под ногтями всех трех жертв, были идентифицированы и сопоставлены: они принадлежали одному человеку. Каждая из убитых женщин потеряла очень много крови, но на месте преступления ее почти не было. Этот факт более всего озадачил чикагский департамент полиции — куда девалась кровь? А сыщики, занимавшиеся этим делом, — будь они честны друг перед другом и перед прессой, — могли бы признаться, что боятся даже думать о том, чем все это кончится.

В полночь, во время пресс-конференции, мэр Чикаго заявил, что при департаменте полиции Чикаго сформирована специальная следственная группа и что убийца будет арестован прежде, чем успеет совершить новое преступление. Он разослал официальные уведомления всем своим службам; в этих уведомлениях говорилось о том, что, если у кого-либо возникнет малейшее подозрение, он должен как можно скорее связаться с департаментом полиции Чикаго или Бервина. Для этого установлена специальная «горячая линия», ее номер будет подключен к сети утром следующего дня.

Белла, мать Элизабет Роулингс, пристально смотрела на двух малышек своей дочери, на двух внучек. Они жили все вместе в маленькой двухкомнатной квартирке, которую Элизабет снимала на свой ничтожный заработок. Что теперь будет с девочками? Я слишком стара, думала Белла, у меня не хватит ни сил, ни средств, чтобы поднять их на ноги. Где же тот добрый человек, который смог бы о них позаботиться?..

Плача, она тяжело опустилась на стул. Дети недоуменно взглянули на нее. Они играли на полу бутылочками из-под оливкового масла, строя из них небоскребы и дома для маленьких игрушечных человечков. Баба — она всегда помогала им строить. Их темные глаза смотрели удивленно, непонимающе. Они не могли понять, почему мама все никак не придет с работы и почему баба все время плачет.