С тех пор Мирон считал себя лишенным милости священной реки. Он был уверен, что Нерш его всего лишь терпит. И мальчик очень боялся, как бы терпимое отношение Нерша к нему и к его отцу вдруг по какой-либо причине не прекратилось.

А чтобы этого не случилось, мальчик стремился быть послушным. Он старательно учился у Шепа и никогда не перечил ни взрослым лешим, ни даже Цьеву. А это было так невыносимо трудно!

Мироше хотелось подольше жить в доме отца в деревне, ему нравились те редкие, но умопомрачительно интересные и праздничные поездки с отцом в город… Он желал, чтобы его друзья-лешата навещали его в деревне. Он мечтал, чтобы отец как-нибудь тоже перезимовал в Логове, чтобы не разлучаться с ним на много меяцев каждый год. Но Шеп говорил «нет, нельзя», и Мирон молча сглатывал слезы и, спрятав поглубже горькое разочарование и печаль, безропотно прощался с отцом тогда, когда этого требовал Хранитель, послушно изучал те лешачьи премудрости, которые Шеп считал нужным ему преподавать, и не позволял себе показывать взрослым, что он с чем-то не согласен.

Наверное, во всем мире, ни среди людей, ни среди леших не было более покладистого и покорного ребенка!

Но страх оказаться отвергнутым священной рекой не проходил, а крепчал в душе Мирона. Наверняка беда с Мироном случилась только потому, что кому и попадать в ямы-ловушки, как не лешонку, у которого никогда в жизни не было амулета, и отец которого каждый день бреет усы и бороду…

Мирон не очень-то верил, что Нерш услышит его молитвы. Зачем священной реке неправильный лешонок, когда у Нерша столько родных детей, которым все время угрожает опасность? И говорить тут нечего: совершенно неудивительно, что Мирон оказался в этой сырой яме…

Мальчик перестал молиться и горько заплакал. И это уже не были пустые слезы от вечного страха перед неизвестностью. Неизвестности больше не было. Он знал, над чем плачет: дурной исход был теперь для него совершенно очевиден. Он не нужен великому Нершу, лешим тоже теперь не до него, им бы Кшана спасти… Вот только отец будет сходить с ума.

– Папочка… Папочка, родной, приди за мной, пожалуйста… – прошептал Мироша, закрывая лицо ладонями.

Цьев стремительно вошел в мансарду и поставил у диванчика огромный полиэтиленовый пакет со все теми же мясистыми продолговатыми листьями.

Сергей встал ему навстречу и вопросительно взглянул на пакет:

– И что мне со всем этим делать?

– Будешь менять траву в ране каждые два часа, а если Кшан пожалуется на боль, то и чаще, – приказным тоном бросил Цьев. – Ты уяснил? Видел, как я это делал? Справишься?

– Я все понял, – кивнул Сережа.

– И никаких повязок-перевязок! – грозно добавил лохматый лешонок.

– А вот этого не пойму, хоть убей! – проронил Сергей.

– Вот именно, – недобро усмехнулся Цьев. – Убью, если не поймешь. Ты ничего не смыслишь в этом, человек, поэтому не задавай вопросов, а делай то, что я тебе говорю!

– Ладно, парень, все будет, как ты скажешь, – покорно вздохнул Сергей, глядя на пакет с травой. – Только все равно мне не верится в то, что невесть откуда взявшаяся травка настолько хороша, что можно оставить на теле необработанную рваную рану…

– Ну и ну? Да где твои глаза, человек? – поразился Цьев. – Да чтобы я оставил рану необработанной? Я же вылизал ее!

– Кхм, – многозначительно кашлянул Сергей и пожал плечами.

Цьев мрачно насупился, но потом, видимо, решил не обращать внимания на такого бестолкового человека и его вопросы. Сергей по-прежнему изображал из себя покорно внимающего слушателя, и поэтому Цьев серьезно продолжил:

– От потери крови лешак всегда сильно мерзнет, поэтому нужно будет подтапливать! Смотри мне, ни в коем случае не заморозь Кшана! И все время будь рядом, потому что его придется очень часто поить, но давать всего по несколько небольших глотков. Если все же боли усилятся, нужно будет отжать лунную траву в стакан примерно на треть и дать ему выпить… После ночного дождя листья очень сочные, отжимать будет довольно просто. Все понял?

– Понял, все сделаю, как надо, – согласился Сережа.

– Смотри мне, не перепутай ничего! – сокрушенно сказал Цьев. – Если бы не беда с маленьким Мроном, ни за что не оставил бы я Кшана на попечении человека!

– Я не знаю, рассказал ли тебе Валька обо мне хоть что-нибудь, но надеюсь, что рассказал, – спокойно возразил Сережа, стараясь сделать невозможное: переубедить Цьева и при этом не разозлить его. – Я вообще-то некоторым образом медик!

– Собачий ты медик! – запальчиво отозвался Цьев. – А леший – не собака! Лешего нельзя лечить ни как человека, ни как животное!

– Я же сказал: я обещаю строго следовать твоим инструкциям и ничего не сделаю тебе поперек, – твердо сказал Сережа. – Только прошу тебя, пойди и помоги Вальке найти мальчишку!

Цьев с досадой отмахнулся, поджал губы и взглянул на спящего брата с такой тревогой и нежностью, что Сергею расхотелось язвить. Вместо этого он серьезно и осторожно спросил:

– Как считаешь, может быть, Валька зря так бесится, и с мальчиком ничего не могло случиться?

– Если честно, Валя совсем не зря волнуется… Но… – Цьев низко наклонил голову и сжал кулаки. – О, великий Нерш!.. Ну почему же все беды одна к одной?!

Заскрипела лестница, и в мансарду поднялся Валяй. Его руки тоже были по локоть зеленые. Целый час Валяй и Цьев рвали на реке лекарственную лунную траву, сок которой, как объяснил Сергею сам Кшан перед тем, как уснуть, на некоторое время притупляет боль.

– Цьев, ты готов? – спросил Валяй. – Пойдем же.

Цьев с тоской оглянулся на спящего лешака. Оставлять Кшана ему явно не хотелось.

– Не волнуйся, парень, если с Кшаном случится что-то по моей вине, я приму любое твое наказание, – вставил Сережа.

– Наказание тебе будет одно! – рявкнул Цьев и цапнул Сергея за предплечье. Обожгла боль, как резкий хлесткий удар тонкой хворостины. На коже загорелись выступившей кровью три полоски. А Цьев добавил:

– Это предупреждение, человек! Само наказание будет куда больнее!

Сережа сдержал ругательство и только укоризненно посмотрел на Валяя.

– Зачем ты так, Цьев? – Валяй покачал головой. – Сергей ни в чем до сих пор перед тобой не провинился.

Цьев вздохнул, шагнул к Сергею, взял его за руку, наклонился и медленно провел языком по царапинам. Сергей ожидал, что от прикосновения раны начнут саднить, но влажный горячий язык лешонка неожиданно погасил болезненное жжение.

Потом, не выпуская руку Сергея, Цьев сдержанно сказал:

– Ну извини, что поторопился…

Валяй уже исчез из мансарды, и снизу раздался его озабоченный голос:

– Цьев, ты скоро?

Цьев шагнул к двери, но на пороге остановился, взглянул на Сергея и, недобо прищурившись, предупредил:

– Помни мои слова! Отвести душу мне сейчас не дадут, но если я вернусь и обнаружу, что Кшану стало хуже, тебя ничто не спасет, человек! Даже Валя меня не остановит.

– Я же сказал, что согласен с твоими условиями, – повторил Сережа.

Цьев спустился вниз и сразу же хлопнула входная дверь.

Сережа молча рассматривал свои царапины, которые уже казались почти зажившими. Лида подошла, взяла его за руку и провела по коже пальцем:

– Как странно! – произнесла она. – Тебе не больно?

– Нет, – отозвался Сергей и тоже потрогал ранки. Не чувствовалось даже обычной для свежей царапины припухшей бороздки.

– И как ты можешь объяснить это с точки зрения опытного ветеринара?

– Слюна этих… этих… существ… обладает удивительным заживляющим свойством и действует даже на людей… – неторопливо подбирая слова, высказался Сережа. – Рука совершенно не болит.

– Ты веришь, что это действительно лешие? – усомнилась Лида.

– Да откуда мне знать, что они такое?! – возмутился Сергей. – Не об этом надо сейчас думать. Вот скоро надо будет менять траву в ране. Ничего тут сложного нет, как я понял. Единственная проблема… – Сергей невольно рассмеялся. – Меня, как ветеринара, привыкшего иметь дело исключительно со стерильными салфетками, коробит от одной мысли, что сорванную на лугу траву без всякой обработки нужно мять грязными руками и пихать в открытую рану…