– Кто желает чай, кофе или шоколад, – спохватился Шахт, – просите, вам сразу подадут. Торты, пирожные, печенье – всё берите сами…

Так, за чаепитием и спокойными разговорами, незаметно протекло часа два. Наконец хозяин поднялся.

– Что ж, думаю, мы набрались сил и можем вернуться в дом…

Все послушно последовали за Шахтом, но теперь он шагал быстрее, по-деловому, насупившись. Рейтер, как и прежде, шёл рядом.

– Значит, вы полагаете, Карл, что экранизированные ритуалы на самом деле могут служить нам источниками получения новой энергии?

– Убеждён, что достаточно один раз сделать качественную реконструкцию, чтобы с её помощью вызывать у зрителя нужные нам психические вибрации и аккумулировать их, чтобы в дальнейшем пользоваться накопленной энергией. Кинематограф, если им пользоваться умело, позволяет вырабатывать любую энергию.

– Посмотрим, что вы там наваяли… Кстати, почему вы до сих пор не показали этот материал?

– Мне показалось, что мало принести киноматериал с хорошей реконструкцией… Мы занимались совместно с отделом прикладных военных исследований методикой выявления интересующей нас энергии.

– Есть результаты?

– Вы же знаете, что оберфюрер Хейден любит тянуть резину.

– Я уже устроил ему взбучку за медлительность. И вот что я вам скажу, Карл: я всё больше склоняюсь к мысли отстранить Эрхарда от руководства Институтом.

– Кого же вы хотите поставить вместо Хейдена?

– Вас, мой друг. Не вижу лучшей кандидатуры.

– Благодарю за доверие.

– Не стройте из себя скромника, Карл. Уж вы-то понимаете, что никто лучше вас не справится с задачами Института. Будь у меня десяток таких, как вы, мы бы давно совершили прорыв космического масштаба!

– Боюсь, что в ближайшее время нас ждут только трудности, – нахмурился Рейтер.

– На что вы намекаете, старина?

– Вы слышали, что Борман инициировал преследование всех, кого можно было отнести к категории гипнотизёров, астрологов и им подобных?

– Нас это не касается, Карл. Борман – примитивный материалист. Он возглавляет НСДАП, но что он может противопоставить реальным силам оккультизма? – мрачно ухмыльнулся Шахт. – Гитлер позволит ему закручивать гайки лишь там, где это не касается серьёзных дел. Ведь, несмотря на всю истерию, устроенную партийным руководством, Борман не посмел замахнуться на таких оккультистов, как, скажем, Феликс Кестрнер, потому что к Феликсу ходят лечиться Гитлер и Гиммлер. Уверяю вас, Карл, нам не о чем тревожиться. Борман против нас – клоп, которого мы раздавим, как только он сунет голову дальше, чем ему разрешается. У него за спиной – только аппарат партии.

– Это не так мало в нынешних политических условиях.

– А у нас вся машина СС и сила «Анэнэрбе»! – Шахт покровительственно похлопал Рейтера по плечу.

Они вошли в дом, пересекли гостиную. В глаза Марии в первую очередь бросились огромные напольные часы с мрачным бронзовым орлом, раскрывшим острый клюв и расправившим могучие крылья. Над часами виднелось окошко, через которое проецировалось кино. Пока киномеханик заряжал проектор, гости расположились в мягких креслах с красной обивкой. У противоположной стены стоял величественный тёмно-коричневый комод с вмонтированными в него динамиками, а на нём – внушительных размеров бюст Рихарда Вагнера. На стенах висели в восхитительных рамах крупные полотна кисти Тициана, Паннини, Бордона. С потолка медленно опустился, закрыв собою комод, большой киноэкран. Тибетский монах застыл в дальнем углу комнаты.

– Можно начинать! – разрешил Шахт.

Погас свет, брызнули лучи света из кинопроектора, появилось чёрно-белое изображение.

Мария заворожённо смотрела на экран, где возле древних стен юкатанских храмов двигались люди, облачённые в пышные наряды индейцев. Они танцевали, исполняли какие-то песни, сходились вместе в плотную массу, собираясь вокруг большого квадратного камня, украшенного причудливыми изображениями. И вдруг кто-то положил на этот камень мёртвого ягуара. Появился жрец и, ловко взрезав кошке грудь, достал из неё сердце. Поначалу Мария думала, что это игровой фильм, но затем ей пришло в голову, что съёмки были документальными. Когда же на жертвенный камень швырнули живого человека и его крик ударил в уши Марии, она сжалась от ужаса, поняв, что сейчас на её глазах произойдёт убийство. Жрец поднял каменный нож и, размахнувшись, всадил его в грудину голому человеку.

Марию пронзил жгучий холод. В животе что-то свернулось в тугой узел. Голова закружилась. Но отвести взгляд Мария не смогла. Происходившее на экране не отпускало её.

«Как же так? Откуда? Каким образом им удалось заснять эти древнейшие ритуалы? Неужели где-то ещё можно встретить эти ужасы? Отдел регулярно снаряжает экспедиции во все концы света… Но церемонии, где убивают людей! Не может быть, чтобы это происходило на самом деле. Однако я вижу, что тут не фокус, а настоящая смерть, настоящие вырванные сердца…»

Дышать стало трудно. Мария скосила глаза на Рейтера и увидела, что он внимательно смотрит на неё.

«Следит за мной. Изучает мою реакцию… Разве я подопытная крыса? Ах, Карл! Как он может!»

Когда на экране стрелами убили привязанного к столбу индейца, Мария почувствовала подкатившую к горлу тошноту. Она осторожно поднялась и вышла из гостиной. Никто не обратил внимание на её исчезновение, кроме Рейтера. Полчаса спустя из гостиной донеслись дружные аплодисменты.

«Они в полном восторге. Им понравилось. Они не раз заводили разговор о выявлении энергии ритуалов… Боже, Карл ведь занимается реконструкцией древних церемоний. Неужели это всё – дело его рук? Неужели он убивает людей ради того, чтобы на киноплёнке всё было правдоподобно? Неужели…»

Она ткнулась лбом в стену и закрыла глаза.

– Мария! – Рейтер подошёл беззвучно, и от его голоса Мария вздрогнула.

Она не могла найти в себе сил посмотреть на него.

– Вам нехорошо? – спросил он мягко.

Она молча покачала головой.

– Это из-за увиденных сцен?

– Да, – процедила она.

– Вас испугал вид смерти?

– Меня испугало всё!

– Пойдёмте, вам надо немного выпить.

– Мне надо уехать отсюда. Уехать как можно скорее. У меня нет сил, ноги не держат, голова раскалывается.

– Это нервы. Но вы привыкнете.

– Привыкну? К чему, штандартенфюрер?

– Вы опять обращаетесь ко мне официально. Ещё утром вы называли меня по имени…

– Вы хотите, чтобы я привыкла к… убийствам ради того, чтобы маскарад выглядел правдоподобным? За кого вы принимаете меня?

– Мария, возьмите себя в руки! Немедленно!

– Оставьте меня. Я ухожу!

– Стойте! Отсюда нельзя уйти!.. Ладно, подождите меня несколько минут, поедем вместе.

– Я не хочу ехать с вами.

– Выбора у вас нет.

– Нет выбора?.. – Она закрыла лицо руками, пальцы тряслись, всё тело её содрогалось.

Рейтер коснулся её плеча:

– Мария, успокойтесь. Я сейчас…

Когда они сели в машину, Мария не произнесла ни единого слова. Она сидела с закрытыми глазами, прикусив губу и сжав кулаки с такой силой, что пальцы побелели. В давящей тишине они доехали до Берлина.

– Мы поедем ко мне, – сказал Рейтер.

– Нет, я хочу домой.

– Мы поедем ко мне, – повторил он, и снова воцарилось тягостное молчание.

Он оставил автомобиль возле подъезда и, взяв женщину за локоть, повёл за собой. Она не сопротивлялась, двигаясь будто в полусне.

– Проходите. – Он отпер дверь.

Мария повиновалась и зашла в прихожую. Рейтер снял с неё плащ.

– Идите в кабинет. Я принесу выпить.

Она опять пошла, ступая неуверенно, медленно.

В длинном кабинете стены были до потолка закрыты книжными полками с книгами на любой вкус, но преобладали философские и исторические трактаты, а также литература по оккультизму и истории магии. Перед окном стоял массивный письменный стол, а справа от входной двери большой диван, обтянутый чёрной кожей. В кабинете царила атмосфера библиотечного покоя и вместе с тем какой-то необъяснимой тяжести, словно теснившиеся на полках фолианты утомились нестерпимо держать в своих недрах богатство знаний, и дух усталости просачивался из них наружу, понемногу заполняя комнату и нагнетая напряжение.