Проникнуть в окружение Рори Гранта оказалось не так уж и сложно, как вначале казалось Бобу Ронсону; здесь все решили такие вещи, как стильная одежда, стильный автомобиль, бездонный карман и репутация хорошего дилера.

Дело заключалось в том, что Рори был, в сущности, простая душа. Наделенный от рождения более физически, нежели умственно, он, к тому же, от природы отличался добродушием. И не задавал лишних вопросов. Ты заявляешь, что знаешь такого-то и такого-то, который знает такого-то и такого-то, ты появляешься достаточно часто в престижных местах, и вот ему уже кажется, будто он знает тебя тысячу лет. И, кроме того, думал Боб, затягивая шнурки на своих «найках» и готовясь к партии в теннис с Рори, этот парень выглядит физически вне экрана столь же привлекательно, как и на нем. У него был торс атлета, он и был им на самом деле – будьте уверены, он разделает Боба сегодня на корте под орех. Рори двигался как хищное животное и когда танцевал, и когда просто прогуливался по улице, к тому же, у него были скульптурные черты лица и широкая улыбка только что помолвленного невинного птенчика. Пока еще он не перебирал кокаина, и паранойя не взяла над ним верх.

Кокаин всегда действовал на него таким образом – старые друзья вмиг становились заклятыми врагами, люди на студии подозревались в «шпионаже» за ним и в заговоре против него. Большие голубые глаза Рори тогда сужались и беспрерывно шарили по сторонам, словно пытались выглядеть врагов именно в тот момент, когда они злословили о нем. И, конечно, новые друзья становились тут же его доверенными лицами. Не было никакого сомнения в том, что пристрастие Рори к кокаину облегчило Бобу его задачу.

Боб поднял свою теннисную сумку от «Гуччи» и обследовал ее содержимое. Там, рядом с ракеткой, полотенцем, козырьком от солнца, чистой рубашкой и шортами, лежал аккуратный, небольшой сверток – тщательно завернутый подарок. Пора идти к Рори.

– Хорошая игра, Боб, – бросил Рори, подбегая трусцой, чтобы пожать руку.

Боб мысленно воздал ему за то, что он хотя бы не перепрыгнул через сетку.

– У меня руки отваливаются, – усмехнулся он, – мне с тобой не совладать, Рори.

– Побольше практики, только и всего. – Рори вытер полотенцем взмокшие волосы, когда они присели на скамью возле корта, чтобы отдышаться. – Может, поплаваем, чтобы остыть?

– Я предпочитаю пойти в клуб и пропарить свои натруженные мышцы. – Боб сунул ракетку в сумку и закрыл молнию. – Что собираешься делать вечером?

– Ничего особенного, а почему бы тебе не причалить к нам? Позовем пару девушек, устроим вечеринку.

– О'кей. Это напомнило мне… – Боб снова расстегнул сумку, – у меня есть для тебя маленький подарок. Вечером можешь сказать мне, что ты думаешь об этом. – Он встал и небрежно набросил на плечи свой белый свитер, в духе Рори, и улыбаясь направился к воротам.

– Эй, – окликнул его Рори, разглядывая с легкой довольной улыбкой симпатичный, перевязанный ленточками пакетик. – Это очень мило с твоей стороны. Но что это?

Боб помахал ему рукой.

– Открой, – предложил он, – и посмотри.

Чудеса, думал Рори, никто никогда подобным образом не делал ему никаких подарков, если не считать всякой дребедени на Рождество, которую он и подарками-то не считал, просто взятки от тех, кто делал деньги за его спиной. Он раскрыл пакет и уставился на маленькую баночку с белым порошком. Черт побери, здесь было не меньше половины унции! Он даже невольно присвистнул. Черт побери, этот Боб – малый что надо, и он готов держать пари, что порошок хорош. Спрятав пакетик в карман, он направился к подъездной аллее, где ждал его черный «феррари». Да, хороший малый этот Боб, настоящий друг. Они славно погуляют сегодня, он уверен. Он позвонит Марги – ведь он не видел ее тысячу лет – и, может быть, Джоан, точно, так он и сделает. Довольно улыбаясь, Рори швырнул сумку на заднее сиденье и сел в машину. Что еще нужно такому парню, думал он, выезжая на дорогу, кроме черного «феррари» и половины унции лучшего порошка?

Они сидели вчетвером на подушках вокруг огромной плиты из черного с прожилками мрамора, покоящейся на четырех каменных львах, которая служила для Рори кофейным столом. Широкие окна, выходившие на небольшую террасу, откуда открывался морской пейзаж Нью-порт-Бич, были закрыты из-за тумана, который появился из-за неожиданного понижения температуры после жаркого дневного солнца, реостаты были установлены так, чтобы света от ламп хватало для освещения лиц, в то время как эти четверо пили белое вино из хрустальных бокалов и зачерпывали время от времени белый порошок, выложенный, как икра, в серебряной вазе. Делали они это двадцатидолларовыми купюрами, сложенными вдоль. Рори всегда говорил, что это самый удобный способ. Так все и поступали, кроме Боба.

Марги уже поплыла. Она лежала на спине на подушке, ее хорошенькое восемнадцатилетнее личико размякло, глаза ярко блестели, губы кривились, она беспрерывно болтала ни о чем. У нее была чудесная кожа и прямые белокурые волосы, челка аккуратно подстрижена, на ней были пурпурные джинсы от Гэсси и рубашка от Ральфа Лорена… Она ведь, грустно подумал Боб, чья-то дочка, «произведение» какой-то хорошей семьи из среднего класса в Энчино. Родители давали ей все – кредитные карточки, чтобы она могла сама покупать себе все в Галерее по субботам, автомобиль к шестнадцатилетию, потому что у других детей уже есть машины – ну сколько еще можно мириться, что мама подвозит тебя в школу, она уже взрослая! Марги получила свободу и пустилась во все тяжкие!

Джоан вновь наполнила бокалы вином и глубоко затянулась сигаретой «Мальборо». Эта девушка другого типа, старше, возможно, ей года двадцать четыре. Джоан сказала ему, что она актриса, и серьезная. Она обязательно бросит этот захолустный городишко на следующей неделе и отправится в Нью-Йорк, чтобы участвовать в постановке Шекспира в Центральном парке на летний сезон. Исполнять роль няни Джульеты – это все же лучше, чем в дюжине «также участвуют» на телевидении, когда кадры мелькают так быстро, что никто, кроме тебя, не успевает понять, что это ты, а кино слишком жестокая штука, чтобы там добиться успеха. Она – бродвейская пташка, и вот чего она хочет – ярких юпитеров и аплодисментов. «Реализм! – Джоан подчеркнула это слово, – с меня хватит этой чепухи, Рори. О, для тебя тут все в порядке, ты другой – ты нужен таким, какой ты есть, ты создан для экрана прямо по заказу. А мое лицо нефотогенично, оно нестандартное».

– А ты, Боб? – Рори приготовил четыре безукоризненно ровные грядки – линии кокаина.[10]

Боб пожал плечами.

– Ничего особенного. По возвращении на Восток меня ждет паше семейное дело – торговля одеждой, предполагалось, что я осмотрюсь здесь в смысле бизнеса, но тут слишком легко отвлекаешься. – Он улыбнулся Рори. – Я потерял много времени, играя в теннис с такими ребятами, как ты, или шляясь по вечеринкам. Мне нужно что-нибудь быстренько придумать, иначе мои примутся за меня всерьез.

– Если твое занятие – то, что обеспечивает деньги, – сказал Рори, подвигая порошок Марги, – не бросай его, Боб. Я ведь мог остаться бедняком… Но теперь…

– Ты, кажется, собираешься выложить свою историю-о-том-как-Рори-был-бедняком? – нахально спросила Марги. Она весело втянула носом порошок и разразилась визгливым хохотом. – Ты никогда не был бедным, – сказала она под пристальным взглядом Рори и перегнулась через стол, чтобы потрепать его по щеке. – Всегда находилась какая-нибудь старушка, которая следила, чтобы ты не голодал. Вроде Дженни.

– Дерьмо! – В сузившихся глазах Рори сверкнул гнев. – И заткнись о Дженни!

– Почему? Чувство вины? – Взрывы хохота Марги разносились по комнате, и Боб с интересом наблюдал, как накалялся Рори.

– Эй, вы, двое, хватит ругаться, займитесь лучше-ка этим. – Джоан взяла банкноту со своей линией и передала Бобу. Боб осторожно передвинул ее через мраморный стол к Рори.