Подобного фанатизма Чейну не приходилось прежде видеть. Даже самые отпетые галактические разбойники преследовали в своих рейдах прежде всего материальную выгоду. Никто из них и пальцем бы не пошевелил, чтобы уничтожить на чужой планете хотя бы одно здание. А уж тратить на это сотни тонн взрывчатки, тысячи снарядов и ракет, не стал бы даже самый последний безумец.

Чейн не раз вспоминал в эти дни свои опасные путешествия на планету Хланн, тайную обитель расы каяр. Эти высокие, златоволосые существа отличались редкой жестокостью — и он не раз ощущал это, что называется, на своей шкуре. И тем не менее, каяры являлись фанатичными коллекционерами. В их многочисленных музеях были собраны десятки тысяч самых чудесных произведений искусства с разных миров Галактики.

Озэки отнюдь не выглядели отъявленными негодяями и человеконенавистниками. В их лагере царили суровые нравы, стражники беспощадно пресекали любые беспорядки, и никого не щадили при малейшей попытке бунта, но и не более того. Чернорабочих обильно кормили, им давали достаточно времени для отдыха. Никто не подвергался пыткам. Никого не истязали просто так, ради удовлетворения садистких инстинктов. Не ощущалось и обычной для людей даже самых цивилизованных миров расовой неприязни к негуманоидам.

И тем не менее Орден Звездных Крестоносцев без всякого сомнения, ненавидел Талабан. Что-то в этой ненависти было личное, словно в прошлом между озэками и древними королями Границы уже случались серьезные конфликты. Похоже, Орден потерпел тогда, много веков назад, жестокое поражение. И теперь, волей случая оказавшись в далеком будущем, старался отомстить своим врагам, методично стирая все следы их деятельности. Уничтожалось все, включая древние кладбища, расположенные возле поселений. Они уже и без того густо заросли кустарниками и деревьям и, но озэкам этого было мало.

Особенное впечатление на Чейна произвела гигантская арка, куда по приказу магистра Андерса была направлена группа подрывников из бригады Шверса. Там уже работало несколько таких же групп из других бригад.

Арка номер 47 располагалась прямо в океане, неподалеку от берега. Могучая дуга, сделанная из какого-то удивительно прочного бетона, поднималась в небо почти на пятьсот метров, и имела в ширину не менее двух километров. Концы арки, подкрепленные множеством дополнительных опор, уходили в синие воды на глубину в многие десятки метров.

Арка состояла фактически их семи арок, между которыми имелись просветы шириной почти в десять метров. На верхней поверхности каждой дуги располагались тысячи круглых возвышений метрового диаметра. Их назначение было совершенно непонятно.

Самым загадочным являлось изменение цвета арки. По утрам и вечерам она выглядела белоснежно белой, а днем почему-то обретала цвета радуги. Особенно ярко светилась арка в те часы, когда на небо набегали густые облака, и начинался дождь.

Гигантский мост из ниоткуда в никуда поражал воображение даже самых недалеких существ. Зачастую многие из них внезапно прекращали работу, подходили к краям арочных дуг и словно зачарованные смотрели в сторону материка. Панорама действительно выглядела завораживающей: желтые песчаные пляжи, густые зеленые леса, редкие серые скалы самых причудливых видов. Особенно впечатляли десятки храмов, видневшихся то там, то здесь среди изумрудного ковра леса.

По вечерам, когда солнце уходило в море, подрывники предпочитали уходить на противоположную сторону арки, и любоваться удивительным закатом. Золотое солнце медленно тонуло в синих водах, окрашивая западную часть неба фантастическими переливами цветов — от ярко-розового зеленого всех оттенков. Особенно красиво было, когда в момент заката в небе появлялись перистые облака.

Словно небесные корабли, они величаво плыли над угасающим солнцем, распустив по ветру свои упругие паруса.

Ночь подрывники проводили здесь же, «на объекте». С самого детства Чейн отвык любоваться звездами. Уж чего-чего, а этого добра он навидался в своей жизни под завязку! Но на Талабане и звезды выглядели иначе, чем на других планетах, и даже в открытом космосе. Особе великолепие небу придавали частные метеоритные дожди. Каждую ночь они создавали впечатление чудесного фейерверка. Трудно было поверить, что все это было создано руками природы… Да и природы ли?

Первым эту давно созревшую у многих подрывников мысль высказал, как ни странно, Даззар. Этот ювенал отличался от своих собратьев не только чрезвычайно развитым разумом, но и необычным, порою парадоксальным мышлением. Внешне он выглядел точно таким же радостным дебилом, как и его соплеменники. Но когда он раскрывал свой широкий рот, все невольно прислушивались.

На третий день пребывания команды Шверса на арке, Даззар, как обычно, сидел во время обеда на крае арки, свесив с нее длинные ноги, и, непрерывно жуя, тупо глядел на панораму Побережья. Вдруг он поднял руку и, по-идиотски ухмыльнувшись, сказал:

— А ведь красиво!

Ангорянин Итор приоткрыл еще шире раковины на своих двух плоских головах и повернул глаза-шарики в его сторону.

— Конечно, красиво, — буркнул он. — Даже ювеналу ясно!.. Прости, Даззар, это я не нарочно сказал. Просто поговорка есть такая…

Даззар спокойно кивнул.

— Я понимать… Мы, ювеналы — теперь есть дикий народ. Многие мои братья и разговаривать не уметь. Я уметь разговаривать, но плохо. Но я обязательно научиться! Когда я вернуться на родной Буррахар, то рассказать разным детям, что здесь видеть. Если бы они видеть это, они бы сразу умнеть!

Чейн, меланхолично жевавший кусок баночной ветчины, встрепенулся.

— Как это — умнеть? Даззар, не говори глупости. Да, вид на Побережье отсюда, с арки, открывается чудесный. Но не ради же этого ее создали… Пьяное небо! Уж не хочешь ли ты сказать, что эта арка специально построена, как огромная смотровая площадка?

Даззар залился идиотским смехом и энергично потер руки.

— Так я сказать! А эти штуки (он указал на круглые бетонные наплешины) — есть стулья. То есть сидения. Или насесты — ведь здесь быть птицы. Они взлетать на арку и смотреть глазами на красоту. Умные — радоваться и мыслить. Глупые — умнеть. Так я думать!

Подрывники озадаченно переглянулись. Ящероподобный миддарец по имени Цунгуг приоткрыл пасть и высунул свой синий раздвоенный язык, что у него означало презрительную улыбку.

А затем он произнес несколько шипящих фраз, состоящих почти из одних согласных

Даззар кивнул, а затем взглянул на Чейна, и сразу же стал переводить на галакто:

— Цунгуг говорить, что я есть дурак. Никто не строить такой большой арка, чтобы просто сидеть и смотреть. Цунгуг говорить, это мост. Море подняться, и затопить дорогу к мост.

Один из чораннцев, Жорх, взлетел в воздух и стал носиться в воздухе, издавая гукающие звуки. Его белая шерсть поднялась дыбом — видно, у разумного шара родилась мысль.

— Нет! — свистящим голосом пропел Жорх. — Даззар прав! На моей родной планете, в отроге Алламара, люди со Скеретха построили много рудников. Я работал на одном руднике, носил камни и бревна. У нас в лагере были люди с желтой кожей. Они называли себя джапы, и сторонились других. Даже одежду носили другую, цветную, яркую. По выходных они брали длинные мечи и устраивали между собой бои, веселя других людей.

— Джапы? — Чейн удивленно пожал плечами. — Никогда не слыхал про таких. Они что, тоже стоили арки?

— Нет! Но они заставили меня носить на большую поляну много больших камней. Я сначала не понял, зачем просто класть камни на траву. Но потом понял. Каждое утро и каждый вечер после работы джапы расстилали на траве коврики, становились на них коленями, и часами смотрели на камни. Они называли это «сад камней». А потом они посадили рядом несколько деревьев с Терры, вырыли маленький прудик, и часто любовались на все это. Остальные люди смеялись над джапами за то, что те сохранили древние обычаи своего народа.

Шар совершил в воздухе головокружительный кульбит, а затем завопил:

— Я все понял! Птицелюди тоже были как джапы. Им нравилось любоваться на море, и на Побережье. У них тоже был свой сад камней — только вместо камней они любовались на свои храмы!