— Из-за пустяков не станут бросаться из окон, — решил полковник Осака.

Японская контрразведка насторожилась.

Через три дня был арестован советник и секретарь японского премьер-министра Ходзуми Одзаки.

В правительственных кругах арест Одзаки произвел впечатление разорвавшейся бомбы: советник и личный секретарь принца Коноэ — советский агент!.. Нарастал грандиозный политический скандал. Генерал Тодзио не преминул воспользоваться выгодной ситуацией и столкнул скомпрометированного премьера. Вместе со всем кабинетом принц Коноэ подал в отставку.

Даже дзусины — члены Тайного совета старейшин далеко не все знали о всех происходящих событиях. Новый премьер — Тодзио попросил императорского адъютанта Сигеру Хондзио ограничить информацию престарелых дзусинов. Даже им не следует доверять некоторых тайн, в том числе и причину отставки кабинета Коноэ. Хондзио выполнил просьбу премьера, с которым его связывали десятилетия совместной военной службы.

Это осталось их тайной, хотя адъютант императора брал на себя громадную ответственность, нарушая придворные обычаи Страны восходящего солнца. Члены совета взбунтовались, потребовали представить им все секретные документы, недоумевали по поводу отставки Коноэ, но ничего не могли сделать. Пожаловались императору. Однако адъютант генерал-лейтенант Хондзио успел заранее поговорить с ним. Император молча выслушал дзусинов и… ничего им не ответил.

Что же касается принца Коноэ, то ему предложили экстренно заболеть и лечь в госпиталь. Это был негласный арест, и следователь по особо важным делам явился к нему в палату для допроса по делу Одзаки — Зорге.

Беседа у посла Отта продолжалась. Военный атташе Крейчмер сообщил еще одну новость. Полковник Мацумура из разведывательного отдела генерального штаба сказал, что на советско-германском фронте отмечено появление сибирских частей. Об этом телеграфировал посол Осима. По другим данным, советские дивизии покидают Дальний Восток и воинские эшелоны движутся по Транссибирской магистрали в сторону Москвы. Такие же сведения поступали из немецкого генерального штаба.

Зорге прикинул: прошел месяц, как он передал в Москву первое сообщение об изменении путей японской агрессии. Рихард ликовал. Вслух он сказал:

— Этого не может быть, Крейчмер! Русские физически не смогут так быстро перебросить войска из Сибири. Это сразу выключит единственную их дорогу в Сибирь. Транссибирская магистраль не рассчитана на подобные экстренные перевозки. Нужна по меньшей мере неделя, чтобы перевезти на фронт даже одну дивизию.

— Согласен, но факт остается фактом, — настаивал Крейчмер. — Все происходит так, будто русские сидят в японском генеральном штабе и прекрасно знают, что на востоке им теперь не грозит опасность.

— Вот это возможно, — согласился Зорге с военным атташе. — У русских неплохая разведка… Впрочем, это по его части, — Зорге кивнул на вошедшего Маизингера, который сразу заполнил собой кабинет посла. — Ты слышал, Иозеф, шутливо продолжал Зорге, — говорят, русские агенты проникли в японский генеральный штаб… Что же ты смотришь?..

— Если бы я работал в кемпейтай, этого бы не случилось, — отпарировал эсэсовец. — Ты, вижу, все не можешь простить мне свой проигрыш в покер… Скажи лучше, когда ты намерен отыграться?..

Но доктор Зорге уже перешел на серьезный тон:

— Не рано ли ты, Эйген, сообщаешь в Берлин, что японцы не ударят теперь по советскому Дальнему Востоку? Я сегодня читал шифровку.

— К сожалению, нет, — ответил Отт, — надежды привлечь Японию на нашу сторону не оправдались.

— Японцы просто оказались дальновиднее, чем думали в Берлине, — сказал Зорге.

— То есть? — спросил Крейчмер.

— Номонганские события, или Халхин-Гол, как называют русские, показали упорство советских войск. И нынешняя война тоже. В оценке событий нужна трезвость, и, по-моему, японцы проявили ее. Они не хотят очертя голову лезть на север, имея в Квантунской армии семнадцать дивизий против тридцати советских.

— Да, но японские дивизии удвоенного состава, значит, их тридцать четыре.

— Согласен, — продолжал спорить Зорге. — Эти цифры были верны к началу войны. Теперь на советской границе стоит миллионная Квантунская армия, и все же Япония, думаю, не станет воевать на два фронта — в Южных морях и на севере. Она будет воевать там, где что-то плохо лежит. Вот, смотрите последние данные…

Зорге достал листок из записной книжки и прочитал несколько цифр.

— Откуда у вас такие сведения? — ревниво спросил Крейчмер.

— Из самых достоверных источников — от полковника Сугияма из оперативного отдела генштаба.

— Дайте их мне…

— Пожалуйста!.. Не стану же я публиковать эти цифры в своих корреспонденциях. Меня сразу вышлют за разглашение военной тайны. Берите. Рихард небрежно протянул листок Крейчмеру. — Однако, извините, господа, я должен покинуть вас… Эйген, я заеду попозже, если не разболеюсь.

Прихрамывая, Зорге вышел из кабинета.

Крейчмер посмотрел ему вслед:

— Умеет же человек добывать информацию!.. Посол Отт согласился:

— В Берлине его высоко ценят… Он стоит десятка посольских работников.

Рихарду во что бы то ни стало нужно было теперь увидеться с Вукеличем. Где бы он мог сейчас быть? В агентстве? Дома? Набрав номер, услышал его голос. Спросил, что нового, вставил условную фразу — нужна срочная встреча. Условились съехаться в пресс-центре.

Вукелич ждал. Столкнулись на лестнице, поздоровались и разошлись. Листок с шифрованной записью остался в руке Бранко.

— Очень срочно. Обязательно сегодня, — тихо сказал Рихард. — Пусть Макс держится осторожнее. Ко мне не заходить. Подозреваю слежку…

После полудня Макс Клаузен вернулся со взморья. Он поставил свою машину перед конторой мотором к двери — знак того, что задание выполнено, — и пошел заниматься коммерческими делами.

Вечер того дня Рихард провел вместе с Исии в «Рейнгольде», у папаши Кетеля. Он был грустен и молчалив. Задумавшись, пристально смотрел на молодую женщину.

— Почему вы так на меня смотрите, Ики-сан? Я плохо выгляжу?

— Нет, Митико… Сегодня я буду тебя называть Агнесс… Мы будто вчера только с тобой познакомились. Помнишь, вон у того столика… Но теперь нам не надо встречаться. Уезжай лучше из Токио.

— Я же сказала, Ики-сан, я никуда не поеду… Я хочу дышать тем же воздухом, что Ики-сан, ходить по той же земле, видеть это же небо… Почему же… — Исии отвернулась, скрывая слезы.

— Послушай, Митико, не будем сегодня говорить о грустном…

Зорге сделал над собой усилие и, казалось, повеселел. Но из головы Рихарда не выходила мысль: почему Одзаки сегодня не пришел на встречу?

Через час они вышли из ресторанчика, и Зорге подозвал такси. Они простились на улице. Рихард помог Исии сесть в машину, нежно поцеловал руку и долго еще стоял посреди улицы под фонарем, глядя вслед удаляющейся машине, большой, широкоплечий, с копной непослушных волос. Таким и запомнился он Исии. Накрапывал дождь. Это была их последняя встреча. Исии Ханако никогда больше не видела Рихарда.

Перед тем как вернуться домой, Зорге проехал мимо конторы Клаузена. Машина стояла мотором к двери — значит, все в порядке, шифровка ушла в эфир.

Он так и не справился с гриппом и лежал в постели. Через день к нему все же заехал Клаузен, вопреки «карантину». Решили, что посещение больного не вызовет подозрений. Они раздумывали: почему Одзаки и Мияги не явились на встречу? Рихард высказал предположение: отставка кабинета вызвала много дел у Одзаки.

— Ну, а Мияги? — спросил Клаузен.

Ответа не было. Тревога не покидала разведчиков. Рихард попросил Клаузена приготовить чай. Клаузен вспоминал, как он был моряком. В двадцать пятом году перегонял шхуну из Бремена в Мурманск. Первый раз попал в Советский Союз…

Рихард спросил:

— Значит, ты передал донесение? — Вероятно, он не слушал, что говорил Клаузен.

— Передал, но не все. Закончил тем, что войны не будет. Не хватило времени. Об отзыве нашей группы передам завтра. Теперь можно паковать чемоданы.