К огорчению Исии, Рихард отказался от завтрака, выпил только чашку крепкого чая. Сказал, что поест позже, в посольстве. Вечером сговорились встретиться в «Рейнгольде»: в сутолоке дел Рихард так и не отметил дня своего рождения и годовщины их знакомства — уже шесть лет… А теперь Митико пусть извинит, у него очень срочное дело…

Зорге попросил еще Исии убрать цветы на веранде, они уже завяли. Нет, нет, свежих тоже не нужно. Пусть ваза останется пустой — та, что висит со стороны улицы…

Рихард Зорге делал это, чтобы предупредить товарищей — он объявляет в своем доме «карантин»…

Исии ушла, он слышал, как в передней она надевала свои гета, как захлопнулась дверь и уже за окном деревянно простучали подошвы ее башмаков.

Рихард сел за работу — надо было зашифровать последнее сообщение Одзаки. После тройной перепроверки оно, как всегда, оказалось совершенно точным. Этот человек, вращавшийся в избранном кругу видных японских политиков, был просто незаменим. Рихарду порой казалось, будто он сам присутствовал на заседаниях Тайного совета в императорском дворце, сам слышал наисекретнейшие разговоры о государственных делах Японии.

На днях Одзаки сообщил о заседании в резиденции премьер-министра. Собрались в воскресенье совершенно секретно — принц Коноэ заранее распорядился отпустить всех слуг. Ходзуми Одзаки пришлось самому устраивать чай. Поэтому он несколько раз выходил из кабинета.

На совещании военно-морской министр адмирал Нагано сказал:

— Мы стоим на перекрестке дорог и должны решить вопрос в пользу мира или войны.

Все высказались в пользу войны. Только Коноэ несколько заколебался.

— Я несу очень большую ответственность за войну в Китае, — медленно произнес он, — война эта и сегодня, через четыре года, не дала результатов. Мне трудно решиться на новую большую войну… Премьеру резко возражал военный министр генерал Тодзио. Он сказал, что война нужна хотя бы для поддержания боевого духа армии. Военный министр напомнил чьи-то слова, сказанные в начале века, перед нападением на Россию: «Начните стрелять, и выстрелы объединят нацию…»

На совещании пяти министров решили: Япония наступает на юг. По отношению к России сохраняется враждебный нейтралитет.

Одзаки обещал Рихарду сообщить на другой день дальнейшие новости, однако почему-то не пришел вчера на условленную встречу.

Зорге зашифровал телеграмму, в которой изложил сложившуюся политическую обстановку. Из-под его торопливого карандаша бежали вереницы цифр — строка за строкой. Группы цифр говорили:

«…В течение первых недель подготовки выступления против СССР командование Квантунской армии распорядилось призвать три тысячи опытных железнодорожников для установления военного сообщения по Сибирской магистрали. Но теперь это уже отменено».

Свое донесение Зорге заключил фразой: «Все это означает, что войны в текущем году не будет».

Шифрограмма и так получалась несколько больше обычной, но Зорге, подумав, приписал еще:

«Наша миссия в Японии выполнена. Войны между Японией и СССР удалось избежать. Верните нас в Москву или направьте в Германию. Я хотел бы стать рядовым солдатом, чтобы сражаться за свое Отечество — Советский Союз, — или продолжать свою разведывательную деятельность в фашистской Германии. Жду указаний. Рамзай».

Было около семи утра, когда Зорге поднялся из-за стола. Голова продолжала болеть, тело ломило. Конечно, начинается грипп. Как это не вовремя! Рихард рассеянно взглянул на часы и заторопился: посол Отт уже ждет его к завтраку.

Он вывел из гаража свой потрепанный «опель» и отправился в посольство. Но по дороге завернул к парку Хибия, где напротив «Империала» стоял цветочный магазин, подобрал букет хризантем для фрау Хельмы и около восьми был в посольстве.

Он прошел на веранду, примыкавшую к квартире Оттов. Стол был накрыт, но посла еще не было. Зорге положил цветы рядом с прибором Хельмы и отправился в шифровальную комнату.

В это помещение, в святая святых германского посольства, могли свободно входить только четверо: посол Отт, военный атташе Крейчмер, особый уполномоченный имперского управления безопасности Майзингер и… Рихард Зорге. Рихард даже не позвонил в шифровальную комнату. Он достал из кармана связку ключей, нашел нужный ему замысловатый ключ и вставил в замочную скважину. Вошел и плотно притворил за собой тяжелую дверь, облицованную старым дубом. Зорге всегда проверял, хорошо ли заперты двери… Так советовал Отт.

В стороне от окна, затянутого стальной решеткой, стояла шифровальная машина. Было еще рано, но за машиной уже сидел Эрнст. Зорге поздоровался.

— Доброе утро, господин Зорге! — радушно ответил Эрнст.

Рихард небрежно глянул через плечо шифровальщика: как раз то, что нужно, телеграмма о последних событиях:

«Срочно. Секретно. Шифром посла. Хранить только в сейфе. 15 октября 1941 года.

Военных действий японцев против все еще сильной в боевом отношении дальневосточной советской армии нельзя ожидать раньше будущей весны, если не произойдет падения коммунистического режима. Упорство, которое показал Советский Союз в борьбе с Германией, заставляет предположить, что японское нападение, если бы его начать в августе или в сентябре, не открыло бы в этом году дороги через Сибирь».

— Это я уже знаю! — сказал Зорге. — А нового ничего нет?

— Нет, господин Зорге, пока ничего. Может быть, принесут позже…

Посол Отт и его жена фрау Хельма уже сидели за столом, когда Зорге снова поднялся на веранду.

— По какому поводу сегодня цветы? — протягивая руку для поцелуя, спросила Хельма. — Ради какого события?

Зорге склонился перед фрау Отт, чуть дольше обычного задержал ее руку в своей большой ладони.

— Какое событие? — переспросил он. — То, что вы снизошли позавтракать с нами…

— Но это бывает почти каждый день.

— И каждый раз для нас это бывает событием… Разве не так, Эйген?

— Конечно, конечно! — шутливо подтвердил посол.

Завтракали втроем. На столе стоял четвертый прибор: ждали полковника Крейчмера.

Заговорили о Тэо Кордте, советнике посла, которого еще весной прислали из Берлина. Это был неприятный субъект, всюду совавший нос. Посол не любил его.

— Уверен, что его прислали подсматривать за мной, — раздраженно сказал Отт. — Он следует за мной всюду, как тень…

— Ты знаешь, Эйген, — рассмеялся Зорге, — должен тебе признаться, меня тоже просили охранять германского посла…

— Ну, Ики, — воскликнул посол, — мне бы доставило большое удовольствие, если бы ты, а не кто-то другой сделался моим «телохранителем»!

Крейчмер опоздал к завтраку и появился на веранде когда пили кофе.

— Извините за опоздание, — пробасил Крейчмер, — но в городе происходит что-то непонятное. Говорят, принц Коноэ подал в отставку.

Отт удивленно вскинул брови.

— По какому поводу?

Крейчмер замялся, бросил взгляд на фрау Хельму. Хельма поняла.

— Господа, — сказала она, — я покидаю вас, вы уже начали свой рабочий день… Спасибо за цветы, Ики.

Она вышла, метнув сердитый взгляд в сторону Крейчмера.

В кабинете посла, куда мужчины перешли после завтрака, военный атташе сказал:

— Тодзио и его партия требуют немедленно начинать военные действия на юге.

— Но ведь Коноэ тоже за «дранг нах Зюйд», — возразил Зорге, — он бредит Сингапуром. Это не повод для отставки. Может быть, из-за России?

Рихард Зорге не подозревал, что именно он был виновником падения кабинета Коноэ. Несколько дней назад кемпейтай, так и не заполучив никаких улик, все же арестовала художника Мияги. Его доставили в полицейский участок района Цукидзи. На первом же допросе он выбросился из окна, но самоубийство не удалось, художник упал на ветви густого дерева, пытался бежать, однако полиция его снова арестовала. При обыске в доме Мияги нашли какое-то странное письмо о Маньчжурской железной дороге, о запасах угля, бензина, стали. Часть материалов была написана по-английски.

Еще арестовали Джима Кокса, английского корреспондента из агентства Рейтер. Он тоже выбросился из окна и погиб.