Знакомый, низкий голос плакал и звал. Хин никак не мог понять, чей он, пытался отмахнуться от наваждения, только оно не исчезало. Раздражённый, человек терялся в догадках, и вдруг словно вырвался из трясины, едва не захлебнувшись холодным воздухом.

Пляски кончились. Пела виолончель,[38] рассказывая летням о понятной им дикой свободе и раздолье земли, у которой, кто бы ни называл её своей, хозяин один — ветер.

Отблески пламени ложились на лица притихших слушателей, погружённых в себя, почти напуганных. Хин знал, чей голос чудится им в недоверчивой, изломанной, пропитанной неизбывным страхом и робкой надеждой музыке чужого времени. Знал и то, что её болезненную искренность они замуруют в ночь, словно в глухую стену.

Луны ярко озаряли крепость и окрестности, словно высмеивая разведённый людьми костёр. Двое медленно шли по дороге. Одезри первым нарушил молчание:

— Не могу отделаться от неприятного чувства: в детстве я мог тебя удивить, мог — во всяком случае, мне так казалось — угадать твои мысли, если бы захотел. С годами я не лучше, а всё меньше тебя понимаю. Почему?

— Потому, что мир мудро устроен, — легко отозвался Сил'ан. — Пусть мы живём в одном времени и даже идём рядом, всё равно мы из разных историй.

Келеф прислонил виолончель к стене. Проблеск молнии возник в его ладонях и обратился в дрожащий огонёк тонкой белой свечи.

— Я думаю, — сказал он, передавая её Хину, — что знаю трагедию летней.

— Давно?

— Возможно, — задумчиво проговорил Сил'ан. — Пение воинов сегодня — я узнал слова и мотивы. В Весне на праздниках в деревнях и даже небольших городах играют их вариации. И зимни, и осены при всей разности культур находят их понятными, почти знакомыми. Эта музыка и ритмы у них в крови. Ты говоришь, древние Боги очень похожи на нас. Он сумел этим воспользоваться, обманул людей, следуя замыслу Дэсмэр.

— Кто: он? — не понял наследник.

— Колдун. Первый из нас, оказавшийся здесь. Ему одному достоверно известно, что случилось в ту самую важную сотню лет. Ты слышал о нём: Основатель Гильдии, провидец, ныне спящий. Регент Весны, — уан коротко вздохнул. — Тот, у кого никогда не попросит помощи моя кёкьё.

— Враг? — предположил Хин.

— Кукловод. Достаточно о нём, — Келеф выдержал паузу. — Люди Лета превратили давнюю историю в миф, но, в отличие от прочих, помнят, что Бог их предал. С тех пор и разучились верить друг другу.

Лятхи высыпали в коридор, сгрудились у двери в комнату с инструментами. Переглянулись, прислушались, снова посмотрели друг на друга.

— Два голоса, — недоверчиво отметил Бекар.

Оба его брата молча хлопнули себя хвостами по головам.

— Невероятно, — наконец, изрёк Синкопа. — Он же сказал: нет.

— Когда? — озадачился Ре.

Паук замахал на него лапами.

— Он вроде не отказывался петь дуэтом. Не соглашался, конечно, тоже, — вмешался один из червей. — Но…

— Другое «нет», — прервал его Синкопа. — Зачем петь с тем, кто не подходит?

— А с теми, кто подходит? — удивился высокий драконикус.

— Тоже мне критерий, — поддержал его мелкий злодей. — Они, ну, скажем, кусты с ягодами. Оборвёшь их все, и зачем тебе петь в кустах?

Взгляд Сил'ан то затуманивался, то обретал пронзительный блеск, словно Келеф ступал по грани между сном и явью, желая отдаться во власть наваждения, но опасаясь в одиночку даже на зов не найти пути обратно. Неосознанно, он прижимал руки к груди, но пальцы, длинные, цепкие и ласковые, всё тянулись вверх, будто пытаясь поймать голос человека.

Заканчивалась одна ария, оба тотчас начинали другую, словно до свадебной церемонии оставался не месяц, а лишь одна ночь. Хин сделал шаг ближе, потом ещё шаг, краем сознания удивляясь, как много нужно песен, чтобы пройти всего одну айрер. Он боялся, что бежит за смутным видением, как в кошмарном сне, а оно не становится ближе, напротив, тает в тумане.

Келеф не исчез, и человек заключил его ладони в свои. Сил'ан встретился с ним взглядом, не спрашивая, не удивляясь — просто не веря. Забыв о фантазиях, он впервые ответил осмысленно, но так растерянно, что Хин усилил пожатие.

В окно пробрался паук, строго хмыкнул и устроился в углу.

Невеста недовольно морщила нос, пока усталые динозавры тащили повозку мимо деревни, но когда впереди показались горделивые очертания крепости, она радостно всплеснула руками и перегнулась через борт, чтобы лучше видеть.

— Ай, какое чудо!

Её искреннее восклицание вызвало улыбки на лицах суровых охранников. Девушка довольно захихикала, выпрямилась и расправила платье, тихонько напевая. Сад изумил её. Она спрыгнула на землю, даже не глядя, кто подал ей руку, и закружилась на месте, пытаясь сразу всё разглядеть и запомнить:

— Боги! Как удивительно! Как необычно!

— Спасибо, — ответил ей низкий весёлый мужской голос, до того приятный и располагающий, что девушка не удержала улыбку.

Она обернулась к высокому незнакомцу, посмотрела ему в лицо и нежно покраснела. Озорная медь волос горела на Солнце, обрамляя смуглое узкое лицо с благородными чертами. Уголки губ наследника приподнялись, а глаза, тёмно-синие как вечернее небо, потеплели.

Чьи-то руки обхватили девушку за плечи, к ней наклонилась женщина, некрасивая, но ещё не старая, старомодно одетая и нелепо причёсанная.

— Пойдём, дорогая, — торопливым, скачущим голосом забормотала она. — Тебе нужно отдохнуть с дороги. Я покажу комнату.

— Красивая, — негромко заметил Хин, когда дверь на первую половину закрылась.

Воины уана Каогре и стражники крепости вместе суетились, распрягая динозавров и выгружая поклажу. Уан неслышной тенью выплыл из-за деревьев, молодой мужчина последовал за ним. Постепенно стихли шум, стук и резкий говор — только листья перешёптывались с ветром. У беседки наследник остановился, провёл рукой по извивам тонкой каменной колонны.

— Она тебе не понравилась, — заключил он.

— Потому что я молчу? — заинтересовался Келеф.

— Наверное, — человек прошёл в беседку и сел, не сводя вопрошающего взгляда с Сил'ан.

— Я молчу потому, что сейчас мне хочется слушать, — он повернулся к Хину спиной, посмотрел вверх. — У неё плохая кровь. Ваши детёныши не доживут до совершеннолетия или окажутся ущербными. Выход есть: поработать с линиями плода. Тебе придётся тяжело, юный герой.

— А Гебье, Вазузу или Данастос могут помочь?

Келеф коротко рассмеялся:

— Дикое предположение. Даже у тебя времени — всего неделя после зачатия.

Хин нахмурился:

— Дети, — пробормотал он. — Я даже не думал о них. Я не хочу детей.

Сил'ан оглянулся:

— Надо же, — он улыбчиво прищурил глаза. — Как мы похожи.

Человек изумлённо моргнул, в точности как твари.

— Я отказался передать свой поток, — объяснил Келеф, поворачиваясь к беседке боком. — Почему? Не хотел, чтобы какие-то создания, не важно кто они, тянули из меня жизнь. Да, я для того рождён, можно даже сказать предназначен, и не воображаю себя аадъё или высшим существом, не презираю и не смеюсь над теми, кто поступил как должно. Более того, я не раз им завидовал за годы здесь. То, что со мной не так, нельзя отследить и поправить. Я, как оказалось, готов умереть или жить в изгнании, но не представить своё тело, и физическое, и духовное, грудой строительного материала.

Хин негромко хмыкнул:

— Выходит, это и есть твоё ужасное преступление?

Келеф не услышал вопроса. Наследник, настороженный его непривычной рассеянностью, внимательней присмотрелся к уану. Выражение оранжевых глаз смягчилось, ресницы не вздрагивали печально, и даже вечно улыбающаяся маска показалась молодому мужчине умиротворённой.

— Ну, признавайся, — озорно улыбнувшись, подтолкнул Хин.

Сил'ан засмеялся, тихо и счастливо:

— Я получил письмо. Кёкьё зовёт меня назад.

— Не понимаю. Ты же всё равно вернулся бы.