Вечером Синкопа осторожно поскрёб парой лап в дверь комнаты Сил'ан. Как только она отворилась, паук быстро перебрался через дверной косяк и устроился на потолке. Келеф был занят тем, что стирал с поверхности ваз следы защищающего раствора, в который их погружали перед путешествием. Паук долго наблюдал за плавными движениями рук уана, и едва не свалился вниз, когда тот заговорил:

— Что Хахманух?

— Будет в порядке, — бодро заверил Синкопа. — Мы всё сделали в лучшем виде. Пушистые улетели за водой, червяки выкатили из очага котёл. Ты себе не представляешь этот ужас: весь в саже, а запах — фу! И чешуйчатое семейство давай его мыть: весь пол залили, и всё без толку. Ты не волнуйся — это мы потом уберём. А они в итоге до чего додумались, молодцы, — заплевали его. Так что сажа теперь как под слоем лака: не мажется и не пахнет. Я ещё раз послал пушистых за водой, а мы пока котёл закатили наверх, к Хахмануху. Потом мне пришла чудесная мысль: мы распотрошили все мешки с травами и сделали подстилку. А что, мха-то нет. Полили её водой и чудно: вкусно, мягко, полезно.

— Вы её съели что ли?

— Да нет, мы туда положили Хахмануха… Ну и чуток попробовали — надо же было убедиться, что это хорошая идея. Потом налили воду в котёл. Сыро, мягко, ну и оставалось сделать так, чтобы было темно. Никогда не угадаешь, что мы придумали.

— Разрезать все мои платья и завесить окно? — с равнодушным видом предположил Сил'ан.

— Эх, ну почему ты спал?! — в сердцах воскликнул паук. — Мысль отличная, но поздно. А мы посадили в окно драконикуса. Семейство долго обсуждало, какой из них подойдёт по размеру. Высокий сказал, что он слишком крупный, а мелкий — что он, хм, слишком мелкий. Честно говоря, как по мне, так мелкий был в самый раз, но средний им поверил и полез, простофиля. Видел бы ты, как они его туда забивали! А уж как мы его оттуда будем доставать…

Паук присвистнул.

— Ну да ладно, — вновь затараторил он. — До этого ещё далеко. Он, бедняга, весь день ноет. Говорит, снаружи и внутри, дескать, большая разница влажности и температур. Представляешь, какими словами стал выражаться? А ещё жалуется, что ему хвост напекает. Ничего, ночью ему этот хвост основательно подморозит. Правда, ночью, по-хорошему, его стоило бы вынуть, так ведь… Сам понимаешь. Но я уже придумал выход: пошлю Ре его твоим плащом обернуть. Или нет, лучше Фа, а то ведь терпения Хахмануха у меня нет.

— Ему точно стало лучше? — уточнил Сил'ан, строго взглянув на паука.

— Точно! — уверил Синкопа. — Слизь начала выделяться, всё хорошо. Он просто перегрелся в этом чёрном ящике. Чёрном! В стране, где так жарит Солнце! Нет, скажи мне, чем думают эти люди?

— Не знаю, — заметил Келеф, возвращая внимание к вазам.

— Кстати, я нашёл копьё, — вспомнил паук. — И что с ним делать?

— Бросить и забыть.

— Ладно, вижу ты не в настроении, — заключил лятх. — Тогда я пойду. Только один вопрос: это правда, что вы бились так яростно, что переломились сначала копья, потом дубины, и даже ножи?

— Нет.

— Ага, — сказал паук. — А правда, что он как кинется на тебя! А ты отпрыгнул вот так! А потом так ему и так, а он тебе: ввух, ввух! И ты его хрясь, бдынг! Дыщ!..

— Нет, — прервал его Сил'ан.

Синкопа прекратил скакать по потолку, изображая бой, и проговорил:

— Ты уверен? Может всё дело в неверно подобранных звуковых эффектах? Я и сам полагаю, что «бдынг»…

— И хватит подслушивать разговоры стражников, — закончил мысль Келеф.

Паук помолчал, затем солидно кашлянул и степенно молвил:

— Что же, я так и думал. Пойду, разочарую крылатых.

Хахманух пришёл в себя через день после приезда. Через два он уже мог болтать с несчастным драконикусом, зажатым в окне. Через три стал прохаживаться по комнате, а на четвёртый решительно отворил дверь и отправился, по его словам, наводить порядок. Первым делом он разыскал двух свободных представителей чешуйчатого семейства — те разливали масло в чаши, свисающие с потолка на цепях, и забавлялись тем, что воспламеняли их дыханием.

— Вы что творите! — напустился на них переводчик, топорща гребень.

— Хахманух! — радостно воскликнули оба затейника и бросились тереться боками о червя.

— Зачем вы издеваетесь над Бекаром? — строго спросил тот. — Пусть он умом не вышел, но вы одна семья.

Злодеи лишь захихикали и убежали вприпрыжку. Лятх попытался задуть пламя в чашах, что ему так и не удалось, а потом неторопливым шагом направился в залу.

— Ясного утра, Хахманух, — поприветствовал его Синкопа, сидевший на каминной полке. — Я такую славную паутину недавно закончил. Давай подарю?

Червь обвился вокруг колонны.

— А что я буду с ней делать? — спросил он.

— Повесишь на стену, — предложил паук. — И будешь любоваться. Ну, как?

— Ладно, — согласился переводчик. У него было благодушное настроение.

— Замечательно, — обрадовался Синкопа. — Так трудно быть плодовитым автором шедевров, один другого краше. Хорошо хоть в крепости ещё много места.

Оба помолчали, паук перебежал на потолок и устроился над головой червя.

— Не хочу тебя тревожить, но кое-что скажу. Келеф странно себя ведёт: ночами уходит к реке, все дни проводит в комнате. Почти не разговаривает, и его тянет к вазам.

— Я не удивлён, — отозвался червь, но жёлтый гребень красноречиво поник. — Нам вот-вот объявят войну или нападут без предупреждения. Не знаю, как тут это делается. А у нас десяток стражников и ещё пятью столько человек в деревне, причём все мечтают с нами расправиться. Как бы ты себя чувствовал на месте Келефа?

— Он не виноват, — заметил Синкопа.

— Кому от этого легче?

Паук погрузился в задумчивость.

— Как-то это несправедливо, — наконец, заметил он. — Мы всё делаем хорошо, а получается плохо. Причём, всё хуже и хуже.

— Значит, не всё мы делаем хорошо.

— А как надо?

— Кто знает, — вздохнул Хахманух, прислушался и быстро выглянул в коридор. — Келеф! — воскликнул он радостно.

— Надеюсь, разговор не слышал, — пробормотал паук и убежал обратно на полку.

— Ясного утра, — ласково сказал Сил'ан, и Хахманух невольно расправил гребень, польщённый.

— И тебе, — пробормотал он. — А оно действительно ясное?

— Не уверен, — признался Келеф. — Сегодня к нам приезжает Марбе-уан.

— И ты принял его?! — воскликнул червь. — У него плохая кровь! От такого существа можно ждать чего угодно!

— Он поставил меня перед фактом, — Сил'ан вплыл в залу. — Ясного утра, Синкопа.

— Издеваешься? — хмыкнул паук. — После таких-то новостей.

— Почему он уверен, что ты его примешь? — настаивал Хахманух.

— Давайте, и правда, не откроем ему дверь, — предложил Синкопа. — Было бы гораздо эффектней не опускать мост, но тут стражники нас не спросят. Я серьёзно: всё равно, сколько против нас будет уанов и войск — нам ведь и с сотней пехотинцев не справиться.

Червь плюхнулся на пол и с надеждой предположил:

— Может, он решил нам помочь?

— Да, что и говорить, бескорыстия мы тут уже навидались! — возмутился его наивности паук.

Уан приехал после полудня. Надани, ещё не до конца одетая, из окна кабинета подавала стражникам знаки, которые при всём желании нельзя было понять. Не обращая на них внимания, летни опустили мост. И получилось так, что Марбе эффектно появился из экипажа посреди пустого, замусоренного двора. Люди на стенах разглядывали его с вялым интересом, сторожевой открыл оба глаза, зевнул и снова задремал.

Приезжий осмотрелся, отряхнул бархат куртки, поправил прекрасно уложенные волосы и надушенным кружевным платком вытер пот со лба. Стражники перебросились парой фраз и повернулись к нему спиной. Дверь крепости отворилась; наружу, спотыкаясь, выбежал Тадонг.

— О! — воскликнул он торопливым и чрезмерно радостным тоном. — Добро пожаловать! Счастливы видеть! Помните меня?

— Нет, — холодно сказал ему летень. — Где уан Кереф?

— Так вы к нему? — расплылся в улыбке Тадонг. — Я вас отведу. Мы тут живём в некотором роде отдельно. (Он визгливо рассмеялся.) Осторожней, прошу вас. Здесь столько мусора. Мы всё собираемся убрать. А вон у нас большая глыба. Вы когда-нибудь видели такую большую глыбу?