— Это же турнир, праздник, — заговорила она вслух. — Он повеселится, Тадонг присмотрит за ним. Всё будет хорошо. Мы первый раз получили приглашение, и это прекрасно, что Хин уже в детстве увидит, каковы настоящие уаны, а я постараюсь, чтобы он меньше внимания обращал на нашего… актёра — не более того. Может быть, Хину поездка даже пойдёт на пользу: научит его желать победы, а не поражения, избавит от странностей. Он увидит, какими должны быть мужчины — Тадонг, увы, не слишком хороший пример. Всё к лучшему.
Последнюю фразу Надани повторила несколько раз и, так успокоив себя, переоделась в ночную рубашку и убрала платье в шкаф. Не зная, чем заняться, она принялась рассматривать драгоценности, которые хранила в резной шкатулке из кости, но её мысли постоянно возвращались к сыну.
Женщина вспомнила о времени, не столь далёком, когда он был совсем маленьким, нуждался в ней и, возможно, любил свою мать. Она не раз говорила Гебье, что отношения с Хином разладились не по её вине, а потому и не в её силах вернуть им прежний характер. Теперь она подумала, что хотя бы попытается.
Тревога не отпускала её. Измученная, Надани не смогла уснуть: виски пульсировали — рой мыслей бился в них, жужжа и звеня. Ночь тянулась невыносимо долго, а поутру небеса просветлели за один взмах ресниц, словно кто-то зажёг свечу в вазе синего стекла. Не поднимаясь с постели, женщина смотрела в окно. Она понимала, что уже ничего не сможет изменить, даже если будет гнать ящера во весь опор, и чувствовала облегчение.
День встретил Надани раскалённым небом, землёй и песком, отвесными солнечными лучами и вечным запахом пыли. Сонные стражники прятались в тени под навесами, сторожевой спал в гамаке. Ни приезд лятхов, ни отсутствие Хина, ни то, что творилось у женщины в душе, не изменило привычного порядка вещей. Надани вдруг подумала, что мир отнюдь не жесток — он равнодушен.
Возвращения уана ожидали на пятый день, но уже утром четвёртого женщину разбудил скрип цепей — опускали мост. Быть может, это стражникам захотелось пройтись до деревни, и всё же Надани торопливо кликнула служанку. Та, сама едва одетая, выпалила, едва переступила порог:
— Вернулись, госпожа!
— Все? — быстро спросила женщина.
— Я не видела.
Надани бросилась в кабинет, служанка — за ней, захватив одежду. Люди как раз выходили из кареты: сначала Тадонг, и он отчего-то прихрамывал, за ним и Хин, с виду невредимый. Последним показался уан, у него на руках лежал Хахманух. Птичьи лапы бессильно покачивались, гребень поник. Мягкое тело червя стремилось соскользнуть на землю; оно сминалось легко, будто тесто, и казалось, что на нём вздулось множество волдырей.
Стражники притихли, они с любопытством разглядывали Сил'ан и его ношу. Чудом не выронив червя, Келеф завернул за угол и скрылся из вида. Только тогда Надани, встряхнув головой, отступила от окна.
— Жуть какая, — тихо пробормотала она.
Во дворе Меми подошла к Хину, тот ей даже не улыбнулся. Надани терпеливо дождалась, когда служанка, наконец, уложит пояс весеннего платья, а затем вышла в коридор. Толстые стены и массивные двери заглушали все звуки, но женщина была уверена: няня отведёт юного Одезри наверх, в его комнату — после долгого путешествия мальчику нужен был отдых. Лестничная дверь отворилась и, не успел Хин сделать и двух шагов, как Надани уже была подле него. Она крепко обняла сына. Тот не сопротивлялся и даже не удивился.
— Как же я соскучилась, рыжик ты мой, — ласково прошептала женщина ему на ухо. Потом отстранилась и с весёлой улыбкой спросила: — Ну что? Понравился тебе турнир?
Её последние слова привлекли внимание мальчишки. По-прежнему отстранённый и спокойный, он поднял глаза на мать. Меми нервно потеребила ткань платья и хотела уже вмешаться, но Хин опередил её.
— Не очень, — сказал он. Опустил взгляд с таким видом, будто что-то тщательно обдумывал, и повторил: — Не очень.
Ободрённая его ответом, Надани снова наклонилась и погладила его по щеке.
— Тебя никто не обижал?
— Нет, — спокойно сказал мальчишка.
— Хорошо. Может быть, ты хочешь мне что-нибудь рассказать? Тебе же что-то понравилось, так?
— Нет, — не меняя интонации, повторил Хин.
— Хорошо, — растерявшись, отговорилась Надани. — А хочешь, мы вместе прогуляемся к реке? Ты помнишь, как мы раньше гуляли?
Мальчишка посмотрел на неё так внимательно, что ей стало не по себе. Женщина вздохнула и улыбнулась:
— Я понимаю, ты устал. Иди спать.
Она надеялась, что он возразит, но Хин воспользовался разрешением и побрёл к своей комнате, волоча ноги. Надани тряхнула головой, нахмурилась и окликнула его:
— Ты скучал по мне?
Мальчишка отворил дверь, обернулся, подумал и честно ответил:
— Нет.
Йнаи нервно барабанил пальцами по предплечью, стоя в тени у частокола — маячить на глазах у стражи перед хижиной Каогре ему не хотелось. По голубым небесным полям бежали пухлые жёлтые облака, а их тени ползли по земле и забирались на одинокие скалы. Может быть, они хотели оказаться поближе к небу или мечтали ухватить облака за край, стащить вниз и съесть. Раздался низкий звук — где-то за десяток велед грозно рычал мурок.
Новобранцы, обливаясь потом, тренировали удары. «Хха!» — словно ответ монстру раздался с площади крик трёх десятков глоток. И снова: «Хха! Хха!» Наставник прохаживался между ними, и его замечания звучали для Йнаи неотличимо от его команд.
Ченьхе, в кои-то веки одетый как подобает наследнику уана, миновал ворота. Советник торопливо догнал его и окликнул.
— Послушайте, — быстро сказал он, — я уверяю вас, никто толком не понял, что произошло…
— Ты это к чему? — прервал его беловолосый.
— Скажите, что действовали по плану, — попросил летень.
— Ничего себе, — выдал Ченьхе и взглянул на советника так, будто видел его впервые. — Ты хочешь, чтобы я врал отцу?
Они подошли уже близко к хижине, и стражники наверняка расслышали бы ответ. Йнаи пришлось отговориться:
— Так будет лучше.
Трое воинов — все они были на турнире — изнывали от жары у входа. Два мрачных летня из личной стражи Каогре загораживали дверь.
— Вы опоздали, — сказал один из них, и оба отступили в сторону.
Внутри хижины уже собрался совет во главе с уаном. Тот внимательно посмотрел на вошедших.
— Вы опоздали, — проговорил он с видимостью спокойствия. — Занимайте места и начнём.
Йнаи быстро сел, а Ченьхе остался стоять и заговорил, обращаясь к совету:
— Я подошёл к возвышению в конце…
— Не помню, чтобы давал тебе слово, — ледяным тоном перебил его Каогре.
— Сядь, — прошептал младший советник и дёрнул силача за рукав.
— Хорошо, — после длительной паузы выговорил беловолосый и опустился в плетёное кресло.
Старики поглядели на него осуждающе. Снаружи всё так же отрывисто кричали новобранцы. Наконец, уан ударил ребром ладони по столу.
— Четвёртый советник, — сухо выговорил он, — я хотел бы услышать, что произошло на турнире.
Названный летень поднялся, оправил торжественную мантию и, опустив глаза, сказал:
— Я видел только, что Ченьхе упал, не успев атаковать.
Силач тут же поднялся на ноги.
— Отец, если хотите знать, отчего не спросите меня? — возмущённо бросил он.
— Я тебе сейчас не отец, — резко высказался Каогре, — а правитель, — добавил он уже тише. — Сядь и молчи.
Беловолосый, сверкая глазами, нарочито шумно плюхнулся в кресло и с такой силой откинулся на спинку, что она захрустела.
— Это всё? — любезно осведомился уан, оборачиваясь к побледневшему советнику.
— Да, — ответил тот.
— Он поскользнулся? — поднял брови Каогре. — Его одолела внезапная слабость? В чём причина?
— Я не знаю, — пробормотал тот.
— Сядь, — сухо бросил ему правитель.
Летень с облегчением повиновался.
— Послушаем воинов, — решил уан.
Йнаи поднялся с места, приотворил дверь и повторил указание, затем посторонился, пропуская первого храбреца. Тот низко поклонился правителю, что несколько смягчило Каогре.