Литмир - Электронная Библиотека

Глава восьмая

Прощание лорда Галена

Сразу по приезде в Прованс лорд Гален сделал широкий жест, пригласив всех на обед — что-то вроде собрания правления, чтобы объявить о банкротстве. Очень даже мило с его стороны; все поняли, что он, в сущности, человек добрый и наивный. Он не пытался скрыть свой стыд; стоял перед камином, где, по причине лета, были не дрова, а корзинка с голубой морской лавандой (жутко пыльной, но не поблекшей), и по старческой щеке катилась слеза. Вот какую картину застали гости, входившие в комнату — Феликс, Констанс, Блэнфорд и Сэм, великолепный в «героических одеждах». Так он называл свою армейскую форму. Старик протянул к ним обе руки, словно моля о сочувствии, ведь он так просчитался — жуткая, роковая трагедия! Блэнфорд почувствовал, насколько тот нуждался в дружеском участии, и его сердце раскрылось навстречу Галену. Макс выразил свое сочувствие тем, что громко высморкал свой фиолетовый нос и приготовил всем напитки — в основном, с виски из старинного граненого графина, подаренного Галену одним деловым партнером, — у партнера был хороший вкус. Принц пока не приехал. Гален очень надеялся, что его высочество все-таки не будет во время обеда изводить его своим жутким хихиканьем.

— Нет нужды рассказывать вам о моей промашке, — произнес он кротко, нисколько не рисуясь. — Вам ведь все известно! Мыс принцем вовремя скрылись. Я потерял огромное состояние и предал своих. В Манчестере больше никто не будет со мной разговаривать.

Он понурил голову.

Гален действительно подготовил их заранее, прислав Констанс соответствующий документ вместе с приглашением на обед. Так что сказать им было нечего, тем более что в тот момент он был необыкновенно мил.

Вздохнув, он обернулся, чтобы поставить бокал на каминную полку; и жалкая развалина, в которую превратился его старый кот Вомбат, злобно зашипела. Это напомнило Галену о глумливом хмыканьканьи принца, и он нахмурился.

— Случилась беда, — признал он, — причем исключительно по моей вине. Я, как пришибленный петух, потерял всякий кураж. Именно так — потерял кураж!

Он наклонил голову набок и действительно стал похож на старого бойцового петуха с поникшим гребешком.

Робко, словно стыдясь своей непростительной молодости, они подняли бокалы, чтобы чокнуться с ним и выразить свое сочувствие и любовь; и в этот момент послышалось характерное громыхание въезжавшей во двор кареты принца. Вся она сверкала свежим лаком, даже лошади были вычищены до блеска и украшены в лучших традициях старинных представлений. В последний раз нечто подобное Блэнфорд видел в театре «Олд Вик», когда Золушка уезжала на бал в преображенной тыкве. С миниатюрным принцем приехал Катрфаж. Он очень сдружился с египтянином, а тот держался с приятельской фамильярностью, то и дело обнимая его за плечи. («Il est redoutable, le Prince, — предупредил Блэнфорда изможденный юноша, — il connaît tous les bordels de la région».)[186] Ничего удивительного в этом не было — принц, будучи хитроумным египтянином, буквально через пару дней после приезда, под каким-то предлогом зазвал к себе начальника полиции и пригласил его покататься в экипаже. И теперь его знания злачных мест (в сравнении с весьма ограниченными познаниями самого Катрфажа) были поистине энциклопедическими. Однако лорд Гален, при всем своем почтении к голубой крови принца, стойко отказывался от участия в его амурных похождениях.

— Он может позволить себе маленькие шалости, — говаривал Гален, с хитрым видом склонив голову набок, — а мне необходимо спать восемь часов!

Принц, обладавший тактом не менее тонким, чем у джентльмена старой закваски, не настаивал. Он регулярно позволял себе «юридически законные» вылазки, абсолютно уверенный, что, помимо статуса дипломатической неприкосновенности, его охраняет почтительный начальник полиции des Moeurs[187] который, не стесняясь, звонил ему в отель и предлагал вместе повеселиться. Однако за короткий промежуток времени принц оброс и другими знакомствами, которые не совсем устраивали лорда Галена. Есть нечто неопределимое, что выдает джентльмена, принадлежащего к milieu.[188] Некая ленивая небрежность присуща ему, но за ней чувствуется мощь. Эти флюиды исходят от крупных банкиров или от тех, кто курирует государственные проекты, не давая им ходу, от преступников международного класса, от дипломатов, от папы римского. В отеле принца теперь обитало множество мрачных молчаливых персонажей с повадками оракулов, он запирался с ними в номере, обсуждая дела или (кто знает?) еще не испробованные удовольствия. Тяжелая завеса тайны нависла над обитым бархатом двойным люксом принца. Телефон звонил, не умолкая. Они улыбались, эти темные косматые личности, но в их улыбках не было доброты, они вызывали мысли о крепе, которым обтягивают гроб.

— Интересно, кто эти люди, — в недоумении говорил старый Гален. — Я спрашивал его, а он говорит — партнеры.

Его немного расстраивала скрытность принца, и еще он опасался, как бы тот за его спиной не провернул выгодное дельце. Ну и пусть, хватит расстраиваться, решил он. В теперешней предвоенной ситуации он сделал самое лучшее — вернулся домой, не убоявшись критики. В конце концов, мало кто с ним может тягаться; а эту его чудовищную промашку, не исключено, еще удастся замять. И все же, лежа ночью без сна, он не мог справиться с гнетущими мыслями, его одолевала печаль; и в сгущающихся безмятежных сумерках, обволакивавших все кругом, вновь накатывала мучительная тоска по пропавшей дочери. Все его стоившие безумных денег изыскания до сих пор не принесли ничего конкретного, хотя временами Катрфаж намекал на то, что разгадка совсем близко, причем он имел в виду не только тайну исчезновения его дочери, но и более значительную — тайник, где спрятаны сокровища тамплиеров. Этот заманчивый проект и привлечет к лорду Галену (чего он никак не мог предвидеть!) непрошеное внимание нацистов, которые, похоже, не меньше самого лорда Галена были склонны к романтическим авантюрам.

Однако все это пряталось за высокими крепостными стенами будущего, сегодня же предстояло тихое мирное действо, окутанное атмосферой прощания. Лорд Гален пригласил всех на лучший из обедов, какой можно было приготовить из местных продуктов, и молодые гурманы из Ту-Герц отдали ему должное. Однако после угощения старик расстроил их следующим сообщением:

— Я только что принял решение, послезавтра возвращаюсь в Лондон. Тучи сгущаются, я чувствую, что должен быть на посту в моей старой Англии, если уж ей выпадет жребий быть втянутой в войну.

Им и вправду руководил патриотизм, приправленный однако благоразумием: лучше быть поближе к своим инвестициям. (На самом деле, как принц объяснял Катрфажу, он едет совсем не в Лондон, а в Женеву.) Ему приходилось быть осторожным, чтобы не поползли слухи. И все же какая-то часть его «я» действительно ощущала все более горячую привязанность к старушке Англии. И нынешним вечером он с нежной теплотой говорил о том, что будет после гипотетической войны — даже теперь война все еще казалась безумием, втайне люди надеялись, что в последний момент найдется какой-нибудь компромисс, или произойдет вероломное убийство, которое повернет события вспять.

— Мы должны упорно двигаться к более высокой справедливости и великому равенству возможностей, — проговорил старик, похоже, не ведавший, что подобные утопические идеи были уже высказаны раньше.

Он словно заряжал эти сентиментальные клише собственной наивной верой. В такие моменты грудь его так раздувалась от эмоций и высоких помыслов, что, казалось, он вот-вот взлетит. Он мечтал дать миру еще один шанс. Обычно такое случалось после обеда, когда он оставался наедине со своей гладкой, как шелк, Джульеттой и fine à l'еаи.[189]

вернуться

186

«Его следует опасаться, этого принца… он знает все публичные дома в округе» (фр.).

вернуться

187

Нравов (фр.).

вернуться

188

Здесь: преступному миру (фр.).

вернуться

189

Здесь: старым коньяком с водой (фр.).

54
{"b":"108630","o":1}