Моя учеба проходила вне школьных стен. Я никогда не учился по учебникам — меня учила семья, друзья и улица. Уже потом я полюбил книги и стал много читать, но это не имело никакого отношения к школе. Я начал получать знания нестандартным способом задолго до того, как переступил порог школы.

Один из самых первых уроков, который должен хорошо усвоить первый ребенок, — это приемы хорошей драки. Отец учил нас всегда играть по правилам. Когда я только пошел в школу, то пытался следовать его совету, однако принцип справедливости, столь дорогой отцу, преобладал далеко не везде. Некоторые игры заканчивались дракой, а тогда мне еще было не по душе драться. Первый год в подготовительном классе дался мне тяжело. У меня выработалась привычка симулировать приступы тошноты, чтобы оставаться дома и таким образом избегать встречи с местными забияками. Если этот фокус не удавался, то я «терял» одежду и очень долго собирался. Мать видела насквозь все мои ухищрения. Узнав о причине, по которой я выдумывал разнообразные предлоги для непосещения детсада, она попросила моего брата Уолтера-младшего (по прозвищу Сонни Мэн) забирать меня и приводить домой. В конце концов, я стал защищаться, когда кто-то, испытывавший желание распустить кулаки, нападал на меня. Проблема оказалась решена: Уолтер просто научил меня драться и драться неплохо.

В то время, а на дворе стоял примерно 1950 год, мальчишки думали, что Джо Луис был святым. Он, Джерси Джо, Кид Галиван и Шугар Рэй.[14] были нашими кумирами. Я хотел стать настоящим уличным бойцом, тем более, что для выполнения моего желания имелись все основания: у меня были самые быстрые руки в квартале. Знакомые ребята придумывали себе звучные прозвища — Винчестер, Герцог, Граф, но мне хватало собственного имени. Я колотил всех мальчишек в квартале, но вовсе не для того, чтобы завоевать репутацию непобедимого драчуна. Мне нужно было сохранить свое достоинство и обеспечить себе элементарное выживание. Полоса бесконечных драк началась в «промежуточной» школе. Из-за буквы в полном имени[15] меня обзывали «мочой». Стоило кому-нибудь произнести в мой адрес дразнящую фразу «Хьюи «Пи» собирается сделать пи-пи», я тотчас лез в драку и молотил своих обидчиков, пока хватало сил. В какой-то момент все зашло так далеко, что я хотел бросить «промежуточную» школу, чтобы упростить себе жизнь, но мать ни за что не допустила бы этого.

Улица служила нам рингом, здесь мы устраивали небольшие боксерские поединки. Вместо перчаток мы обматывали руки полотенцами и начинали бой из пяти раундов. Нашими зрителями были местные пьяницы. Они бросали нам пятицентовые монеты и криками подзадоривали нас, маленьких боксеров. Они обожали кровавые зрелища, и мы удовлетворяли их страсть. Мы выходили на «ринг», дубасили друг друга без всякой жалости, кровью пачкали одежду, яростно кричали в пылу схватки — в общем, бились не на жизнь, а на смерть. Исполнявшие роль зрителей алкоголики прозвали меня «призером». Я свято верил в то, что после окончания боя победитель получает приз. Поэтому иногда «друзья бутылки» приносили мне коробочку крекеров «Джек» ценой в десять центов. Я стал думать, что все возможные призы на свете — это крекеры, ибо дешевое печенье было единственной знакомой мне наградой. Впрочем, мы с трудом могли есть, поскольку покидали ринг с разбитыми в кровь губами. У меня даже не было мысли зарабатывать деньги на боксе.

Впоследствии я вместе с Уолтером тренировался в спортивном центре на Кэмпбелл-стрит и участвовал в нескольких боях в «Клубе для мальчиков». Мой старший брат Ли Эдвард уже ушел из дома, когда я начал подрастать, но он часто заходил к нам, чтобы повидаться. Он тоже открыл мне немало секретов хорошего боя. Ли Эдвард завоевал в общине репутацию человека, не проигравшего ни одной схватки. Любой мальчишка в то время испытывал бы точно такую же гордость, какую испытывал я, имей он брата, про которого известно, что он постоит за себя во всех ситуациях. Несмотря на то, что Ли Эдвард был «своим» и прошел суровые испытания, он никогда никому не уступал. Именно старший брат больше, чем кто-либо в жизни, учил меня не опускать руки при самом неблагоприятном раскладе, смотреть сопернику прямо в глаза и атаковать без передышки. Даже если тебя сильно ударили и отбросили назад три-четыре раза, говорил мне брат, в конце драки ты можешь одержать верх. И он был прав.

Драка всегда занимала большое место в моей жизни, как они занимает в жизни большинства обездоленных. Некоторым людям это сложно понять. Мне было слишком мало лет тогда, чтобы я мог понять, что мы, из-за малейшего предлога бросавшиеся в драку пацаны, пытались кулаками утвердить свое мужское лицо и достоинство и использовали грубую силу в ответ на социальное давление. Для гордых, не потерявших чувство собственного достоинства людей физическая расправа была единственным средством, с помощью которого можно было устоять против скотского обращения с нами. Когда дерешься, узнаешь о себе много нового.

Драка — это не просто способ выживания, но и элемент дружбы. Пока я рос, участие в уличных столкновениях было существенным моментом товарищеского братства нашего квартала. Драки были разными: можно было подраться и с друзьями, а можно и с чужаком, но в последнем случае все местные мальчишки объединялись. Если по соседству объявлялся неплохой уличный боец, весть об этом разносилась по всей округе. Именно так я впервые услышал о Дэвиде Хиллиарде, который потом вступил в ряды «Черных пантер». Дэвид не относился к категории завзятых драчунов: он никогда не искал неприятностей сам, но, когда на него нападали, он демонстрировал недюжинную смелость. В наших краях он был известен как бесстрашный противник, не имеющий привычки сдаваться. Это одно из тех качеств, которое меня восхищает в нем больше всего; сформировавшийся еще тогда, восемнадцать лет назад, внутренний стержень Дэвида остается таким же крепким.

Мне было тринадцать лет, наступило лето, я только что окончил начальную школу и в это время познакомился с Дэвидом. Мы как раз переселились в Северный Окленд, где, наконец, смогли приобрести дом. Семья Дэвида недавно переехала в Окленд из Алабамы, они жили в соседнем квартале. Вскоре я и Дэвид близко сошлись. Мой новый друг очень понравился моим родителям, и его стали принимать, как родного. Порой мы интересовались, а не состоим ли мы случаем в родственных отношениях, ведь моя бабушка по отцовской линии носила фамилию Хиллиард и была родом из Алабамы.

Дэвид стал моим верным товарищем. В подростковом возрасте мы были не разлей вода. Он разделял со мной все обычные занятия тинэйджеров. Иногда мы проводили вместе целые дни напролет, слушая музыку и ведя настоящие мужские разговоры. Музыкальные команды пользовались большой популярностью в те годы. У меня не было голоса, да и сейчас я не пою, а вот у Дэвида получается хорошо. Вместе со своими друзьями он сколотил группу. В течение целого лета они репетировали каждый день, надеясь прославиться. У нас с Дэвидом было еще одно общее увлечение — противоположный пол. Парочка симпатичных девчонок жила как раз рядом с Дэвидом, так что дом Хиллиардов стал любимым местом наших сборищ.

Осенью мы оба поступили в среднюю школу Вудро Вильсона. В числе наших общих друзей была привлекательная девочка. Звали ее Патрисия Паркс, некоторое время я с ней общался. Но дело в том, что, как я сейчас думаю, я просто пугал ее до смерти. Стоило Патрисии завидеть меня, как она исчезала. Зато когда я познакомил ее с Дэвидом, они моментально поладили друг с другом, а потом поженились. Патрисия больше не испытывает ужас при виде меня.