Где-то в это же время я баловался мелкими вооруженными ограблениями вместе со своими «криминальными партнерами». Мы прятались на парковках дорогих клубов для белых, поджидая посетителей, покидавших клуб. Мы забирали у них меховые накидки, бумажники, кольца и часы. Я никогда не испытывал желания практиковать это в крупных масштабах. Все, чего я добивался, — это свободного времени, которое я мог потратить на чтение книг и занятия любовью. У меня был идеал, и я его достиг: я хотел, чтобы рядом со мной было несколько женщин, и они действительно были. Теперь, по прошествии лет, это время, когда я был «свободен» делать все, что вздумается, кажется мне каким-то «божественным опытом».

Без внутреннего конфликта, впрочем, не обошлось. Пользуясь женщинами, я был вынужден подавлять в себе некоторые ценности, не оставлявшие меня в покое. Возможно, они вытекали из христианских заповедей, которые мне внушали с самого рождения. Может, все дело было в традиционной морали. Но вернее всего, причиной конфликта стало мое нежелание относиться к другому человеческому существу как к объекту. Я ощущал необходимость объяснить женщинам, в каком невыгодном положении они оказывались, соглашаясь на мои условия. Этот факт доказывает, что я нуждался в своеобразном защитном механизме против чувства вины, которое меня мучило. И все-таки женщины обеспечивали мне свободу, жертвуя своими обычными представлениями о муже и семье.

Я любил немало женщин, но мысль о женитьбе возникала у меня лишь дважды. Но даже после серьезных размышлений я не смог дойти до конца. Каждый раз, чувствуя, что женщина стала мне по-настоящему близка, я знал, что наши отношения скоро закончатся. Я мог любить очень сильно, однако мои чувства теряли значение, поскольку я был не в силах разделить жизненные цели любимой девушки, если они вели к компромиссу с обществом.

Какое-то время я пытался работать сутенером, но это занятие вносило не меньший раздор в мою душу. Стоило мне свести с парнем чернокожую девушку, т. е. мою чернокожую сестру, как помимо воли я начинал воображать всякие ужасы, ассоциировавшиеся с жизнью рабов, например, белых расистов, этих собак, насилующих чернокожих женщин. Я стал понимать, что мое сознание не может смириться с тем, чем я занимаюсь. Тогда я решил перейти на белых девушек, ведь они были из стана «врагов». После удачи с белой женщиной я продолжал испытывать внутренний дискомфорт и пришел к выводу о том, что никогда не смогу зарабатывать на жизнь сутенерством. В случае с чернокожей женщиной я испытывал стыд, так как продавал тело своей сестры. Что касается белых женщин, то тут меня сжигал не стыд, а чувство вины, потому что я становился угнетателем. У меня была «слабость» к женщинам, я просто не мог быть грубым с ними. Я всегда отождествлял себя с ними и искренне их любил. Сутенерством я занимался всего лишь девять месяцев.

И тогда я встретил Долорес. Мы были вместе пять лет, пока я не попал в тюрьму, поранив Одела Ли. Медленно и незаметно я влюблялся в нее все больше и больше, чувствуя, что такой любви со мной еще никогда не случалось. Долорес были свойственны качества, которые резко отличали ее от всех других женщин. Она была совершенно особой, неповторимой. Необыкновенно привлекательная, эта девушка афро-филиппинского происхождения являла собой пример женщины-ребенка. Он проживала жизнь со всей страстью, на какую была способна, и к тому же была свободна духом. Жизнь с Долорес была спонтанной, непредсказуемой и полной сюрпризов, потому что у нее было сознание импульсивного и непослушного ребенка. Порой, когда я был погружен в чтение или в размышления, она неслышно подкрадывалась и прыгала мне на спину. Она обожала шутливые драки и играла довольно агрессивно. Нам с Мелвином частенько приходилось отступать под градом мелких камней, которые посылала в нашу сторону Долорес, заходившаяся победным смехом и язвившая на наш счет.

Контрастная по натуре, Долорес не была лишена глубоких переживаний. Она была способна не только на детские шалости, но и на более серьезные вещи. Долорес обладала необычным даром — она тонко чувствовала язык, речь, различая малейшие нюансы в значении слов. Она сочиняла коротенькие стихи, которые мне казались просто замечательными. В ее стихах отражалось осознание недолговечности всех переживаний человека, находило выход чувство отчаяния, подстерегающее всех влюбленных. Вот одно из стихотворений, которое Долорес написала для меня:

Наши отношения были проникнуты напряженным противоречием. Я мог жить с Долорес, но только без создания традиционной семьи. Пока мы были вместе эти пять лет, мы то и дело расходились, правда, не больше, чем на три месяца. Некая сила всегда притягивала нас обратно друг к другу. Несмотря на всю свою схожесть с ребенком, Долорес была во многих отношениях зрелой женщиной. Она умела работать без устали и горела желанием обеспечивать нас. Она действительно понимала и принимала мою проблему.

Я никак не мог обрести душевное равновесие. Во мне продолжало жить стремление вести себя так, как положено мужчине в нашем обществе. Пару раз я даже пытался следовать общепринятым канонам, но безуспешно. Однажды я нанялся на стройку. Потом два сезона отработал на консервном заводе. Но не мог я работать регулярно все время! Мысль о женитьбе на Долорес довольно часто посещала меня, но в этом случае от меня потребовалось бы смириться со всеми сопутствующими семейной жизни обстоятельствами, да еще когда тебя угнетают со всех сторон. Если два человека живут вместе и их отношения уже нельзя назвать мимолетными, то здесь необходимо обеспечивать определенную стабильность. При появлении детей они должны жертвовать своим временем, чтобы добиться надежности и стабильности. Я боялся всего этого.

Многие из моих ровесников женились с надеждой устроиться на приличную работу, которая позволила бы им содержать семью в достатке. Однако вскоре их браки лопнули по швам: семейная жизнь стоила очень дорого, а работу им удавалось найти чисто лакейскую. В итоге все свое время они тратили, надрываясь на работе, причем заработанных денег хватало лишь на самое необходимое. Их мечты разбились вдребезги, столкнувшись с жестокой реальностью. Я представил себя на их месте и не захотел подобной участи — увольте! Отвергая традиционный брак и семью, я сохранял свою «свободу», но лишался той особой близости, которую могут подарить только отношения с женщиной, а этот опыт ни в чем не уступает ощущению свободы и, может быть, даже превышает его.

Я не мог сделать окончательное предложение Долорес, и из-за этой моей неспособности, в конце концов, случилось несчастье. Проведенные вместе годы, возникшая между нами близость сделали Долорес очень зависимой от наших отношений, хотя так или иначе я пытался сохранять свободу действий. Одним из способов считать себя свободным была связь с другой женщиной. Однажды вечером я привел свою знакомую в дом к родителям, и тут неожиданно появилась Долорес. Я ушел с другой, оставив Долорес дома. Часа в два ночи я все-таки расстался с этой женщиной и вернулся к себе на квартиру. Долорес там не было. После нескольких сумасшедших звонков я, наконец, позвонил ее кузине, которая жила неподалеку. Она сказала мне, что Долорес приняла сорок таблеток снотворного. Я бросился к кузине и нашел у нее Долорес. Она лежала без сознания. Приехала «скорая помощь» и отвезла ее в больницу. Было неясно, успеют ли врачи помочь ей. Я со всех ног помчался в больницу. Долорес была жива.

Я должен был заметить нависшую над Долорес опасность. В отдельных ее стихах проскальзывал порыв к саморазрушению. В одном из них мрачные мотивы и отчаяние выражены особенно ярко: