Завсегдатаи дома на Дворянской пребывали в озабоченности, вызванной тем, что настроение Варвары Петровны неузнаваемо переменилось. Еще недавно она была веселой, любезной, беззаботной, одинаково ровной в любое время и в любой день. Теперь ей часто случалось испытывать грусть, беспокойство, нервное возбуждение, она почти перестала владеть собой. Прежде никто не слышал от нее колкостей, теперь она могла говорить неприятные вещи даже самым близким друзьям, которые в ужасе переглядывались, ожидая какой-то катастрофы.

Седеющий красавец Владимир Иванович продолжал посещать ее дом. Но приходил он ненадолго, в часы, когда Варвара Петровна принимала, и, присев за стол на несколько минут, быстро исчезал. Если ему и случалось заглядывать в салон, смежный со спальней Варвары Петровны, то всегда наспех, с сигаретой во рту. Он больше не проводил у нее долгих вечеров, как раньше. И сам тоже утратил некогда присущие ему спокойствие и уверенность.

Тетка вела себя с Ариной странно. Иногда она осыпала ее нежностями, удерживала около себя под разными предлогами, мешала уходить из дома, задаривала подарками. Иногда, напротив, нападала на нее при посторонних, старалась от нее отделаться, по целым дням не разговаривала, смотрела как на чужую. Все эти перепады настроения оставляли Арину равнодушной.

Однажды, когда Варвара Петровна была в веселом и добродушном настроении, Арина – это случилось вскоре после выпускного экзамена – сообщила тете о намерении поступить в университет и рассказала о сопротивлении отца ее планам. Варвара Петровна не любила деверя и никогда не встречалась с ним.

– Твой отец всегда был дураком, моя дорогая, – сказала она Арине, – с твоим умом ты не сможешь жить вместе с ним. Что касается его намерения выдать тебя замуж, то оно абсурдно. Ты еще дитя. Что ты знаешь о жизни? Есть ли у тебя по крайней мере любовник?..

Она прервала себя, смеясь, но затем повторила, внимательно глядя на племянницу:

– Кроме шуток, есть у тебя любовник? Обо мне ты знаешь все, я никогда ничего от тебя не скрывала. Но что, в сущности, знаю о тебе я? Ну-ка, рассказывай, маленькая скрытница!

Арина молча улыбалась. Варвара Петровна продолжала:

– Весь город у твоих ног. Ты настоящая чертовка, так сводишь с ума мужчин. Но что ты даешь им?.. Однако стоит взглянуть на тебя, и ясно видно, что ты наших кровей. В этом возрасте у твоей матери уже был роман. Да и сама я в восемнадцать лет жила в свое удовольствие. Меня уверяют, что современные молодые девушки далеко переплюнули нас… Ну хоть раз будь откровенна!.. Что ты делаешь с мужчинами? Я вижу, ты ими вертишь, как хочешь… Ах, как я тебе завидую, – добавила она, помолчав. Потом вздохнула. – Когда-нибудь… Во всяком случае, ты меня не бросишь, – заключила она. – Ты здесь свободна и счастлива. Ты уходишь и приходишь, когда тебе вздумается. Чего тебе не хватает?.. Я не желаю расставаться с тобой.

Было что-то патетическое в последних словах Варвары Петровны, и Арина почувствовала это. Напрасно старалась она поколебать решимость тетки. Та ни о чем не хотела слышать.

По правде сказать, после долгих переживаний Варвара Петровна пришла к странному душевному состоянию. От нее не могло укрыться, что Владимир Иванович приходил в часы, когда Арина была дома, что ему доставляла удовольствие остроумная беседа племянницы, что он искал случая встретиться с ней. Вначале это вызывало у нее глухое раздражение, но вскоре она поняла, что присутствие Арины – верное средство привязать ветреного любовника и что с ее отъездом Владимир Иванович станет совсем редким гостем. А для нее возможность хотя бы только видеть его осталась единственным, что значило в жизни. Впрочем, она рассуждала так: „Чем я рискую? Арина подросток, для которого доктор почти старец. За ней ухаживают видные молодые люди. Из них она и выбрала или выберет любовника. Владимир не может интересовать ее. Надо обладать моим жизненным опытом, чтобы понять, насколько он притягателен!"

Дальше этого бедная Варвара Петровна не заглядывала. Она удерживала Арину как приманку для Владимира Ивановича, не подозревая, какую опасную игру затеяла.

Вот почему напрасны оказались доводы Арины – почему ей необходимо учиться в университете. Заканчивая разговор и прямо глядя тетке в глаза, Арина сказала:

– Ну что ж, ты сама этого захотела…

Она вышла, предоставив обеспокоенной Варваре Петровне так и эдак толковать смысл загадочных слов племянницы.

В тот же вечер, убедившись, что никого нет поблизости, Арина подошла к телефону, стоящему в столовой, назвала номер и произнесла в трубку короткую фразу.

Прошел месяц. В разгар жаркого и грозового лета в доме на Дворянской произошел примечательный случай. Однажды часов в восемь Варвара Петровна, возвратившись с прогулки по городу, нашла дверь квартиры открытой и потому вошла без звонка. Как обычно, легким и быстрым шагом пересекла столовую. Дверь в комнату Арины была открыта, и Варвара Петровна увидела, что племянница, одетая в легкое светлое платье, прислонилась к стене, а перед ней, уперевшись в стену двумя руками и как бы заключая девушку в клетку, стоит Владимир Иванович. Он так близко склонился к Арине, что Варваре показалось, будто лицо ее любовника касалось лица племянницы.

У нее хватило сил, чтобы бесшумно дойти до своей комнаты и позвонить горничной. Вскоре весь дом узнал, что Варвара Петровна испытывает недомогание. Вокруг нее захлопотали домочадцы.

На следующий день она велела позвать Арину и безразличным тоном сказала ей:

– Я передумала относительно тебя… Я не имею права удерживать тебя здесь. Ты должна устроить жизнь по своему вкусу и учиться, если тебе это нравится. Поезжай в университет, в Москву, Петербург, в Льеж, хоть к дьяволу. Я дам тебе на жизнь. Имея двести рублей ежемесячно, ты станешь богатой студенткой, сможешь покупать красивые платья, тонкое белье и французские духи.

Ответ Арины поразил тетку:

– Я в самом деле поеду учиться в университет, как уже давно решила. Но денег мне не нужно. Благодарю тебя, я уже все устроила; я была и всегда буду независимой.

Напрасно уязвленная и сгорающая от любопытства Варвара Петровна пыталась разговорить племянницу. Вытянуть из нее она ничего не сумела. Арина вышла, не дав никаких объяснений.

Варвара Петровна осталась с неприятным ощущением, что ничего не знает о племяннице, которая родилась у нее на глазах, а теперь уже три года жила с ней. Был в душе этой молодой девушки, по виду такой открытой и легкой в общении, какой-то тайник, куда тетка не могла проникнуть. Впервые она поняла, что не имеет никакой власти над Ариной. Та ускользала от нее. Так что же она собой представляла?

Замешательство Варвары Петровны было так велико, что она не могла удержаться, чтобы в тот же вечер не заговорить о своих опасениях с Владимиром Ивановичем. Он разделял ее тревогу. Их обоих душило волнение, и доктор не смог утаить от Варвары Петровны, что безумно влюблен в Арину. Последовала трогательная и удивительная сцена. Оба любовника плакали. Уже давно между ними не было такой совершенной близости.

К середине лета по городу касательно Арины поползли неприятные слухи. Уже дважды завсегдатаи гостиницы „Лондонская", как они уверяли, видели ее поздней ночью в коридорах. Один утверждал, что уже после полуночи она входила в номер, „где пили шампанское", другой – что поздним часом она спускалась одна по парадной лестнице. Можно вообразить, как заработали злые языки!

Конечно, Арина Николаевна была далеко не первой, кому приписывались любовники, но даже в нашем городе, где строгие нравы были не в моде, полагалось соблюдать некоторую меру. Кого может удивить в России молодая девушка, которая начинает флирт и даже преступает его границы? Этому без труда найдут объяснение и извинение; только одни глупцы будут разводить руками. Но празднества, кутежи в гостинице „Лондонская" с неизбежной оглаской – уже чреваты скандалом. Арину не щадили. Впрочем, ни женщины, ни девушки не любили ее из-за слишком явного успеха, которым она пользовалась у мужчин. Почти все, попадавшие в ее окружение, влюблялись в нее. Со своей стороны, она и не старалась вызвать симпатии женской половины. Она обращалась с ее представительницами одновременно и высокомерно, и насмешливо, за что ее, по правде говоря, ненавидели. Ей доставляло удовольствие разрушать самые крепкие узы, самые счастливые пары, законные или нет. А в это лето, казалось, в нее и вовсе вселился дьявол, и она решила отомстить – неизвестно за что и кому, – кружа головы мужчинам, особенно тем, чьи привязанности были публичным достоянием. Что она давала им – никто не знал. Но на всякий случай предполагали худшее. И множество приписываемых ей связей больше не оставляло места снисхождению.