– Такая краля!.. – Походкой пингвина Гоша изобразил вихляющую бедрами женщину. – Там в конце коридора «хата», там ее закрыли... Сразу два вертухая за ней шли, какая фифа!.. Я думал, они вместе с ней в камеру зайдут, ну, чтобы «спасибо» получить, да. Нет, отчалили... А я бы к такой крале заехал на часок...
– Так в чем дело? – развеселился Треух.
– Бабла нет, – развел руками Гоша. И, немного подумав, с оттенком превосходства во взгляде добавил: – Братва обещала подогнать лавья, суну вертухаю четвертной на лапу, он меня к этой киске на ночь сводит...
– А что, можно так вот просто к бабе в камеру? – простодушно спросил Ваня.
– Ну, ты деревня, в натуре! – ухмыльнулся Гоша. – Да за бабки здесь все можно. Или ты думаешь, менты не любят вкусно кушать?.. Не знаю, может, четвертного будет мало. Такая краля, что я тащусь...
С мечтательным выражением на лице Гоша забрался на свой лежак, накрылся одеялом и затих. Спустя какое-то время послышалось его учащенное дыхание...
* * *
Евгения сидела на жесткой лавке, обхватив голову руками, покачиваясь в такт своим горьким думам. Не просто дверь тюремной камеры захлопнулась за ней, это закрылся путь в привычный для нее мир. И надежда на благоприятный исход поугасла... Над ней надругались, ее унизили, и она же за все это должна ответить перед судом. И ответит. Потому что нет справедливости в этой жизни. Потому что без денег ты никто...
Дверь открылась без предупреждения. Глупо было бы рассчитывать на то, что милицейский надзиратель постучится, прежде чем вставить ключ в замок... В камеру вошел немолодой и даже в какой-то степени старый для лейтенанта офицер. Лоб в форме полумесяца, круглые бегающие глазки, нос плоский и с изгибом, обращенным вверх, похотливые узелки в уголках мокрых губ. Евгения уже знала этого лейтенанта. Он принимал у нее по описи документы и личные вещи. Он же в комнате дежурной части как бы невзначай провел рукой по выпуклостям внизу ее спины. И заставил остро пожалеть, что для визита в прокуратуру она выбрала не брюки, а юбку.
– Скучаешь? – заискивающе, но при этом с хозяйской уверенностью в голосе спросил он и присел на топчан.
– А вы как думаете? – с горькой усмешкой спросила она.
– Ничего, девочка, и в тюрьме тоже есть жизнь. Главное, с начальством дружить, тогда все будет в порядке.
– Я не хочу ни с кем дружить, – сказала Евгения, догадываясь, куда клонит этот скользкий тип.
– Я тебя понимаю, ты сейчас в ступоре, тебе надо из него выйти... Я так понимаю, вещей у тебя с собой нет.
– Откуда я знала, что меня посадят...
– Да я и сам, если честно, удивлен. Ну, развратные действия, это еще можно понять. Железного занавеса давно уже нет, люди расслабились, раскрепостились. Я бы и сам, если честно, кого-нибудь сейчас совратил... – незлобиво, но с маслеными разводами в глазах улыбнулся лейтенант.
– Только не меня... И вообще, я не понимаю, что вам от меня нужно? – ежисто спросила она.
– А то и нужно, что утешить бедную девочку. Ничего такого ты не сделала. Ну, подумаешь, в порно с каким-то малолеткой снялась...
– Не было никакого порно. Меня банально изнасиловали. Меня. Изнасиловали. И меня же обвинили в разврате...
– Ну, как насчет настоящего порно? – похотливо улыбнувшись, спросил офицер. – Могу телевизор сюда принести, с видиком. Я все могу... И уют можно здесь сделать, как дома. Матрасы принесу, одеяла, цветочки, все такое... Будем лежать, порнушку смотреть...
– За кого вы меня принимаете? – вспылила она.
– Тихо, цыпа, не шуми! – зашипел на нее лейтенант.
И, чтобы утихомирить, накрыл своей ладонью ее голую коленку.
– Я сейчас кричать буду! – Евгения вскочила со своего места, встала у двери.
– Я же говорю, тихо! И кричать не надо... Не хочешь, не надо... Потом захочешь. Сама попросишь. Я подожду...
Похабник ушел, но Евгения была уверена, что этот его визит не последний. А если не он, то кто-нибудь другой из ее надсмотрщиков пожалует. Ведь репутация у нее не ахти, теперь она для всех падшая женщина, которой могут пользоваться все, кому не лень...
Глава 6
Рыбин перебирал пальцами по столу, как по струнам гитары. Вроде бы нервничает следователь, но выражение лица при этом как будто безмятежное.
– Я не буду ничего подписывать.
Евгения оттолкнула отбитые на машинке листы с обвинительным заключением.
– Это ваше право, – внешне невозмутимо сказал он.
– Мое право составить на вас жалобу и отправить в вышестоящую инстанцию!
– А этого я вам не советую. Во-первых, вы ничего не добьетесь, а во-вторых, вы только усугубите свою вину... Скажите, с кем вы сейчас находитесь в камере?
– Ни с кем, одна.
– И то вам плохо... А представьте себе такую же, как у вас, камеру, и в ней двадцать уголовниц...
– Так не бывает.
– Уж поверьте мне, бывает и хуже. Завтра вас переведут в следственный изолятор. Я позабочусь, чтобы у вас была приличная камера. Но если вы начнете писать жалобы, вас переведут в камеру к прожженным уголовницам. Скажите, вы бы хотели заняться сексом с женщиной?
– Нет! – встрепенулась она.
– Ладно, если бы просто с женщиной, а то с грязной уголовницей... В общем, советую вам обойтись без самодеятельности, это в ваших же интересах...
Возможно, Рыбин всерьез опасался, что Евгения поднимет шумиху, но даже если вдруг вышестоящие инстанции приструнят этого следователя, то Адам возьмется за другого. Да и не приструнят его, потому что в этой продажной стране с могущественными людьми не воюют. А отец у Адама именно такой человек.
– Вы меня поняли? – жестко спросил Рыбин.
– Да, – обреченно кивнула она.
– Вот и хорошо, – взбодренно улыбнулся следователь. – А раз так, еще один совет. Не пытайтесь плыть против течения. Признайте свою вину, и на душе станет легче, и суд учтет ваше раскаяние. Будете паинькой, получите по максимуму – все три года, но условно. И вас тут же отпустят из здания суда домой...
– Условно?! – настороженно спросила Евгения. – А это возможно?
– Конечно.
– Тогда зачем же меня держат под стражей сейчас?
– Потому что суд не счел нужным изменить меру пресечения, – напустил туману Рыбин.
– Но разве был суд?
– Будет... Мой вам совет, не забивайте себе голову. Отправляйтесь в камеру и постарайтесь расслабиться. Сидеть вам недолго, максимум два месяца, пока не закончится судебный процесс. Так что набирайтесь терпения...
Ее доставили в изолятор временного содержания, закрыли в камере, которую за два дня обитания в ней она привела в более-менее сносный вид. И цветочки на столике появились, спасибо маме, и чистое белье – это заслуга отца, который дал ей немного денег, чтобы подмаслить надсмотрщиков. Под нарами стояла сумка с вещами и сладостями, которые хоть как-то разбавляли горечь ее существования.
После отбоя она легла спать, простыней закрывшись от круглосуточно горящей лампочки. Так называемое дежурное освещение раздражало Евгению и вместе с тем служило ей иллюзорной, но все же защитой от похабников с погонами на плечах. Наступала третья ночь в заключении, и девушка хотела надеяться, что и она пройдет так же спокойно, как и предыдущая.
Она уже засыпала, когда лампочка погасла. Возможно, она просто перегорела, но девушка о том даже не подумала. Евгения вскочила с нар как ошпаренная, схватила со стола ложку, как будто это был нож, которым она могла защититься от насильников.
Дверь открылась, в камеру зашел мужчина.
– Не подходи! Убью!
– Жень! Это я! – услышала она знакомый голос.
– Никита?! – радостно воскликнула она.
– Я... Можно к тебе?
– Ну конечно!
И в тот же миг за ним захлопнулась дверь, и почти сразу же зажглась лампочка. Она увидела Никиту. В белой футболке, в джинсах, спортивный, подтянутый. Может, и не самый красивый, но, казалось, не было на свете желаннее мужчины, чем он. Или нет, вообще не было на свете желанных мужчин, кроме него...
