– Значит, вы не будете возражать, если я поселюсь в старом доме?

– Как вам будет угодно. Я не запрошу с вас слишком высокую плату. – Вдруг Мэри нахмурилась. – Я тоже хочу вам признаться: мне нужны деньги. Мы получили кое-что за последнюю книгу Рэндела, но часть Рэндел потратил перед смертью на наше путешествие в Европу, да и налоги съели достаточно много… И если я хочу, чтобы Бет и Джей получили образование…

– Я буду платить вам столько, сколько вы сочтете нужным запросить, – перебил ее Пол. – Значит, решено? Я думаю, в таком случае это поможет нам обоим.

– Ну что ж… Если вы не испугаетесь этой старой развалины…

– Меня не волнуют грибы в подвале и белки на чердаке. Главное – жить в доме, где жил и работал Рэндел Элиот! – Пол посмотрел на Мэри. – Вы, наверное, думаете, что я фанатик.

– Вы просто страстно любите книги. И еще я думаю, что вы мой очень хороший друг.

Они посмотрели друг на друга, потом отвели глаза в сторону.

Спустя некоторое время Пол сказал:

– Поскольку мы сегодня так откровенны друг с другом, я вам хочу еще кое в чем признаться.

Мэри снова пристально посмотрела на него.

– Я хочу, чтобы вы знали мои намерения. Я думаю, вы и так знаете, чего я хочу. Я хочу стать официальным биографом Рэндела Элиота. Сюда приезжают люди из разных университетов, чтобы повидаться с вами. Они хотят, чтобы вы работали с ними, предоставили бы им доступ к черновикам и другим материалам Рэндела, рассказывали бы им, как он жил…

– Да. Но все они уезжают ни с чем.

– И все они удивлены, как много вы знаете об этих книгах. Они себе и представить не могли такого. Я говорил кое с кем из них. С доктором из Гарварда и с доктором из Чикаго. Вы их просто потрясли. Фэйерчилд из Гарварда сказал: «Она знает наизусть каждую строчку, которую когда-либо написал Элиот».

– Иначе не могло и быть, – задумчиво произнесла Мэри.

– Но вы должны знать, что желание стать официальным биографом Элиота – это не основная причина моего присутствия здесь. Вы даете мне громадную энергию! Идеи! С тех пор как я общаюсь с вами, я написал с полдюжины статей о работах Рэндела. После бесед с вами я спешу домой, и слова сами выливаются на бумагу. Это невероятно! Я пишу, как будто нахожусь в том «трансе», в котором пребывал Рэндел, когда работал.

Мэри задумчиво смотрела в огонь:

– Я хочу, чтобы его книги были осмысленно и критически исследованы, а не поверхностно, как это делалось до сих пор, а из глубины их сути.

– Я могу попытаться, если вы мне позволите. Если вы расскажете мне о нем все, что знаете…

В комнате воцарилась тишина. Мэри молчала и неотрывно смотрела на пляшущие язычки пламени.

Спустя некоторое время Пол стал собираться домой. Он сказал, что позвонит ей и они договорятся насчет переезда в старый дом.

В машине он оглянулся и увидел стройный силуэт Мэри в освещенном дверном проеме.

Пол долго просидел у пишущей машинки, не напечатав ни единой строчки.

Наконец он лег в кровать, повторяя про себя: «Я переезжаю в дом Рэндела Элиота! Я буду жить в этом доме!» Он попробовал представить себе этот дом, но увидел лишь силуэт женщины в освещенном дверном проеме.

– У Мэри должны быть документы и черновики Рэндела – она ведь прожила с ним столько лет! – сказал Билл Риверс, сидя на краю стола в приемной кафедры английского языка. – Как говорят все вокруг, ты чуть ли не каждый вечер обедаешь вместе с ней…

Пол молча перебирал адресованные ему конверты на столе.

– Каждый месяц сюда приезжают люди из Гарварда, Йеля, Нью-Йорка, чтобы только повидаться с ней.

– Мэри не хочет разговаривать о биографии. Во всяком случае – пока.

– Но ты ведь и так имеешь достаточно материала. Ты расспросил о нем всю кафедру, всех, кто хоть мало-мальски его знал в университете. Ты заставлял их припоминать каждое слово, которое он когда-либо произносил. Я слышал, что ты виделся с его отцом… психиатром… врачом… священником…

– Я просто проводил что-то вроде предварительного исследования.

Двери комнаты открылись.

– Хью! – воскликнул Билл. – Ты вернулся из пыльных библиотек Испании?

– Совсем недавно, – сказал Хью. – Еще даже не распаковывал вещи.

– Познакомьтесь. Это – Пол Андерсон, – сказал Билл. – Хью Бонд. Пол приехал в сентябре, после того как ты уже уехал. Пол исследует творчество Рэндела Элиота.

Хью пожал Полу руку:

– Собираетесь писать его биографию? Пол пожал плечами:

– Я снял его дом. Собираюсь въезжать туда сегодня.

– Ого! – сказал Билл.

Пол стал складывать конверты в свой портфель.

– Если услышите звон разбитого стекла – это Рэндел, – сказал Хью. – Он любил бить стекла. Бросал в них различные предметы. Прямо в закрытые окна. Однажды он швырнул тарелку в ресторанную дверь из толстого стекла.

– Я приму это к сведению.

– Я бы посоветовал вам повидаться с его соседями. От них вы узнаете больше, чем от кого бы то ни было.

– Я думаю, что Мэри будет не очень приятно, если кто-нибудь станет слишком настойчиво вмешиваться в его прошлую жизнь.

– Конечно, он должен был быть сумасшедшим, чтобы писать так хорошо, – сказал Хью. – Разве вы встречали когда-нибудь заурядного гения? Кто ходит в школу на родительские собрания или возится с граблями во дворе…

Пол попрощался с ними и поехал домой. В небе сияло теплое весеннее солнышко. Он уложил дома в коробки свои вещи и перетаскал их в машину.

Когда он подъехал к дому Рэндела Элиота, на крыльце его ждала Мэри, щурясь от солнца.

– Место здесь, конечно, не очень привлекательное, но я постаралась навести порядок в доме, чтобы там было все, что необходимо вам. На полу есть ковры, в кухне я оставила достаточно посуды, а на окнах висят занавески.

Она привычным движением открыла большие входные двери, и Пол с замиранием сердца переступил порог дома. Дом Рэндела Элиота!

– Я не хочу здесь ничего менять. В какой комнате работал Рэндел?

– Вот здесь, – сказала Мэри, показывая на открытые двери следующей комнаты. – Он сидел в этом кресле и очень редко пользовался письменным столом.

Пол подошел к креслу. Оно было старое, и спинка и подлокотники оббиты искусственной кожей, которая потрескалась и местами порвалась, и оттуда торчали куски набивки.

– Оно стоит в самом центре первого этажа. В самом центре дома! – Он провел рукой по спинке кресла. – У меня бы не хватило терпения долго сидеть в таком кресле.

– Устраивайтесь так, как вам будет удобно.

– Я представляю, как вы всей семьей собирались здесь. Беседовали. Обсуждали планы на будущее. Читали. Говорили о домашних делах.

Пол огляделся в комнате: одна стена сплошь заставлена книжными полками, на другой – глубокий выступ с окном, из которого виден соседний дом, парк напротив, через улицу, и большой клен, растущий прямо у дома.

– Как бы я хотел быть одной из этих книг, чтобы стать немым свидетелем происходящего здесь.

– Он любил одиночество. Обычно мы беседовали в маленькой комнатке на втором этаже.

– Он поднимался наверх и сидел там вместе с вами и детьми?

– Нет. Там бывала только я с детьми. Это был мой кабинет. Правда, он достаточно мал, но мне он нравился. Я много работала там за пишущей машинкой.

– Разве вы не здесь печатали?

– Нет. Моя машинка стояла наверху.

Пол покачал головой:

– Просто удивительно, как я мало знаю о жизни Рэндела.

– Люди разное говорят о нем, – сказала Мэри, пытаясь прикрыть дверцу шкафа, которая сразу же открылась снова.

– Они говорят о его работе. Он самый великий человек, которого знал этот город за последнее время. Может быть, даже за всю историю.

Мэри прошла на кухню.

– Эта плита старая, но печет достаточно хорошо. Печка досталась нам от моей свекрови.

Пол посмотрел на старую, но чисто вымытую печь. – Она сохранилась еще с тех пор, когда Рэндел жил со своими родителями? – спросил он.