Умная лошадь, казалось, знала, чего я от нее хочу, и наслаждалась этим не меньше меня. Она помчалась к стенке, легко и изящно взлетела и перемахнула через нее, но тут же сильно повернулась боком.

Я почувствовала, что выскальзываю из седла, поэтому выпрыгнула прежде, чем упала кобыла, и безумно больно проехалась по шероховатой земле. У меня так перехватило дыхание, что я не смогла сразу подняться, хотя и пыталась. Сначала я подумала, что кобыла пострадала, но она все же с усилием встала на ноги и стояла дрожа, пока и мне наконец-то не удалось подняться.

Я погладила ее по шее и по голове, спокойно поговорила с нею, хотя и сама была растеряна. Я смотрела на большую ветвь дерева, давно мертвую и высохшую, она была положена прямо за каменной стенкой. Ветвь была достаточно большой, чтобы сделать прыжок невозможным, а поскольку у нее были обломаны сучья – просто опасной. Кобыла, преодолевая стенку, все это увидела, инстинктивно бросилась в сторону и поэтому, надо думать, не сломала себе ногу или шею, а меня это спасло от повреждений, которые могли бы быть весьма серьезными.

Вот почему, подумала я, Уолтер хотел, чтобы я поехала с ним кататься. Он даже пошел к отцу, чтобы тот уговорил меня на новую прогулку и чтобы произошло такое. Если бы кобыла покалечилась, то ярость моя не знала бы предела. И не Уолтер «повинен» в том, что этого не случилось и что я не сломала себе шею.

Появившийся Уолтер ехал небрежно и не сделал попытки разогнать лошадь для прыжка через стенку. Вместо этого он пустил ее к стенке легким галопом. Должна признать, что, увидев большую ветвь, спрятанную за стенкой, он выказал сильное удивление.

– Кто это ее сюда притащил? – строго вопросил он. – Вы что, хотели меня убить?

Я опять обуздала свой гнев.

– Не я положила здесь эту ветку, Уолтер. Не знаю, кто это сделал, но сделал умышленно.

– Не вздумайте обвинить меня, – зло сказал он. – Должно быть, вы устроили эту западню для меня.

– Стала бы я здесь прыгать, если бы сама положила сюда ветвь? Гляньте-ка туда, где копыта кобылы пропахали траву и где приземлилась я, когда она меня сбросила.

Приподнявшись в седле, Уолтер вгляделся и угрюмо кивнул:

– Полагаю, вы правы.

– Вы знаете, чьих рук это дело? – настойчиво спросила я. Он медленно кивнул.

– Пожалуй, догадываюсь. Многие живущие в здешней округе стремятся охотиться на земле отца. Папа запретил пускать кого бы то ни было на свои земельные участки для охоты или рыбалки. Он говорит, что охотники могут быть просто опасны для сельскохозяйственных рабочих, ибо стреляют по всему, что движется. Пару недель тому назад он арестовал полдюжины охотников, и судья посадил их в тюрьму. Они, наверно, обиделись и решили нам досадить.

Это звучало вполне логично, но я не перестала подозревать Уолтера. Я мало верила в его честность, однако он мог быть и прав. Я села в седло, и мы поехали. Не быстро, и я не совершала прыжков, даже когда хотелось это сделать. Единственным, во что я не могла поверить в рассказе Уолтера о браконьерах, было то, что ветвь лежала точно в том месте, где я должна была прыгнуть через стену. Тот, кто положил ветвь, знал, что я прежде выбрала это место и скорее всего опять стану прыгать там же.

Уолтер был на удивление покладист и даже пытался быть любезным. Он говорил о лошадях, рассказывал о скачках, устраиваемых в Новом Орлеане, и даже вел речь об опере, почти на всем протяжении которой – готова поклясться – он клевал носом.

Мы направлялись к дому, когда Уолтер внезапно придержал лошадь в тени высоких дубов.

– Я хочу поговорить, – сказал он.

Я послушно спешилась. Мы отпустили лошадей пастись и вошли в приятную прохладу тени под деревьями. Уолтер сел, прислонившись к стволу. Он похлопал по земле около себя. Сев, я ждала, пока он заговорит. Видно было, что его что-то тревожит.

– Вы нравитесь этому дирижеру оркестра, не так ли? – начал Уолтер.

– Надеюсь, да, – сказала я.

– Вам он тоже нравится, это видно.

– Разумеется, да. Он спас мне жизнь.

– При вашей встрече с ним я видел на вашем лице вовсе не благодарность. Совсем не ее.

– Вы очень наблюдательны, – сказала я.

– Если вы и не влюблены в него, то думаете, что влюбитесь. Не правда ли?

Мгновение я изучала его суровое лицо.

– Уолтер, это вовсе не ваше дело.

– Ошибаетесь. Это мое дело.

– Ну как мои чувства к какому бы то ни было молодому человеку касаются вас?

– Вы выйдете за меня замуж, – просто сказал он. От изумления у меня перехватило дыхание.

– Уолтер, с чего вы это взяли? Не хочу вас обидеть, и, вероятно, я должна чувствовать себя польщенной, но вы явно шутите.

– Не шучу, – угрюмо сказал он. – Я серьезно. Вы не выйдете за этого, что машет дирижерской палочкой. Вы выйдете за меня.

– Уолтер, вы же женаты. Вы что, забыли про это?

– Не забыл. С Мари было неладно. Она не могла рожать детей. Этого от нее ждали, а выяснив, что не может, она сбежала.

– Это не значит, что вы свободны для женитьбы, – напомнила я.

– О, – он небрежно махнул рукой. – Папа это уладит.

– Уолтер, вы меня поражаете. Вы сидите здесь и разговариваете так, словно бы речь идет о пустяках, а не о чем-то до нереальности невозможном.

– Почему вы так говорите? Со мной все в порядке. Однажды я стану очень богатым и могущественным.

– Я не люблю вас. И никогда бы не смогла полюбить. Разве это не важно?

– Мари тоже не любила меня. Но это не имело никакого значения. Папа думал, что у нее очень хорошее здоровье, она из крепкой породы и будет иметь отличных детей. Он говорит, что вы тоже. Он ошибся насчет Мари, но думаю, что прав относительно вас.

– Он неправ, – сказала я. – У меня могут быть крепкие дети. И очень надеюсь, будут, но это будут не ваши дети, Уолтер.

– Вы любите этого музыканта.

– Я не намерена обсуждать это с вами. Хочу вернуться домой, с вашего позволения.

– Поезжайте. Я немного побуду здесь. Только не вбивайте себе в голову, что не выйдете за меня, потому что так оно и будет.

Он начал меня заинтриговывать. Он и его отец. Я снова села.

– Уолтер, вы же знаете, что Мари не могла уехать из-за того, что у нее не было детей. Что явилось истинной причиной?

– Не знаю. Она просто взяла и уехала. Вот и все.

– И с тех пор вы ничего о ней не слышали?

– Нет, ни единого слова. Она не писала даже своим родственникам.

– Как давно она уехала?

– Год… нет, меньше года, но она не вернется. Я уверен, что нет. Она слишком боится моего отца.

– Это из-за него она уехала?

– Не знаю. Она ни разу не говорила, но папа ужасно разгневался, узнав, что она никогда не принесет ему внука.

– Кто-нибудь еще пытался ее отыскать?

– Папа сказал, пусть себе уезжает. Он был рад от нее избавиться.

– Мне очень жаль бедную девушку, но вы женаты на ней до тех пор, пока не будет установлено, что ее нет в живых или не минет определенный срок, по истечении которого она может быть объявлена мертвой.

– Я же сказал, что папа может это уладить.

– Что ваша мать думает об этой абсурдной затее?

– Она, как и отец, хочет, чтобы я снова женился и имел детей.

– А ваша тетя Аугуста? Она как к этому относится?

– Не знаю. Ее нечего спрашивать. Она ведь всего лишь бедная родственница, живущая за счет папы.

– Вроде меня, – сказала я.

– Да, вроде вас. Как только папа устроит объявление о том, что Мари действительно нет в живых, мы поговорим о свадьбе. Вам, конечно, придется мириться с моими недостатками. Лаверн говорит, что у меня их изрядное количество. Один из них, пожалуй, доставляет прямо-таки большую тревогу всем, кроме Лаверна.

– Тревогу за что? – спросила я.

– За деньги. Я играю на деньги. Я люблю играть, а всякому известно, как богат папа, поэтому мне дают в долг сколько угодно. Но папа сказал, что больше не станет оплачивать мои долги, а за последнюю неделю я потерял несколько тысяч. Правда, Лаверн обещал расплатиться за меня. Он хороший друг.