– Пульсенок, умоляю, прости, – тут же жалостливо заверещал Герман и грохнулся на колени. – Да, я дурак, остолоп, тупица и идиот. Просто я совершенно ошалел от того, что услышал, и не знаю, что мне делать.
– Мы должны поехать к Грише и заставить его все нам рассказать. Я прощаю тебя, но предупреждаю, если ты еще нечто подобное заявишь, я тут же уйду.
– Согласен, согласен, – поспешно заверил Герман. – Давай сначала позвоним ему и попросим приехать сюда, – предложил он и протянул свой мобильный.
– Ладно, – кивнула Пульхерия.
– Только тебя, Герман, мне не хватало для полного счастья! Не доставай меня, пожалуйста, – услышала она вместо приветствия недовольный голос Гриши.
– Гриша, это Пульхерия Афанасьевна. Я тебе звоню с мобильного Германа.
– Ой, извините, я подумал, что мой братец решил прочитать очередную нотацию. Мне папочки хватает. Он разозлился ужасно. Посадил меня под домашний арест, даже в саду погулять не разрешает. Мне так скучно, – пожаловался он на свою незавидную долю.
– Сочувствую. Герман считает, что мы должны поговорить о той ночи более подробно.
– Не хочу я разговаривать с этим занудой, – ощетинился Гришенька.
– Я с тобой солидарна, но ты не понимаешь, насколько все серьезно.
– Ну хорошо. Только сами ко мне приезжайте. Меня папочка к вам теперь долго пускать не будет. Слушай, Пульхерия, может, ты ко мне одна приедешь? Этот праведник со своими десятью заповедями меня совсем задолбает.
– Это не его десять заповедей, а Бога. Надеюсь, улавливаешь разницу? – усмехнулась Пульхерия.
– Я-то улавливаю, а он – нет. Хочешь, я тебе по этому поводу анекдот расскажу?
– Не хочу.
– Почему?
– У меня жизнь и без анекдотов веселая.
– Ой, как я тебя понимаю. Прими мои искренние соболезнования.
– Принимаю, – сказала она, весело смеясь. – Жди нас. Мы скоро будем.
– Афанасьевна, ты только от библиотеки держись подальше, – посоветовал Гришенька. – Там злая собака.
– Какой породы? – продолжала смеяться она.
– Гремучехвостый Буль-буль-дог-терьер.
– Что-то я такой породы не припоминаю.
– Это гибрид. Помесь гремучей змеи с собаками разных бойцовых пород. Достижение современной генетики. У этой породы хватка как у бульдога, сила терьера, размером она с дога, а в хвосте имеется ядовитый шип с нервно-паралитическим ядом. Эту породу специально вывели для разгона демонстраций и устранения конкурентов в бизнесе.
– Гриша, считай, что я по достоинству оценила твой тонкий юмор, а не смеюсь только по одной причине: Герман тебя не поймет.
Пульхерия нажала кнопку отключения и вернула телефон жениху.
– Чем тебя развеселил этот паяц? – спросил он с ревнивыми нотками в голосе.
– Анекдот рассказал. Сказал, что очень скучает, так как папа ему не разрешает выходить из комнаты.
– А вдруг это он ее убил? – неожиданно спросил Герман.
Пульхерия внимательно посмотрела на него. Он был серьезен, а в глазах застыл ужас. Немного помолчав, она сказала:
– Эта мысль уже приходила мне в голову. Предполагаю, что в состоянии аффекта он мог это сделать. Думаю, Александр Николаевич тоже так считает. Представляю, как он сейчас мечется в своей библиотеке. Любовь и отчаяние владеют им. Я спрашивала Гришу напрямик. Но мне он сказал, что не убивал ее. Давай надеяться на лучшее.
Послышались голоса: Катя и Галина Матвеевна пришли с прогулки. Герман пошел их встретить.
Пульхерия неожиданно вспомнила о Никите. Хотя она и избавилась от него, но от памяти о том, как плохо она поступила по отношению к нему, избавиться невозможно. Она представила поезд, монотонный стук колес, проплывающие мимо поля и леса, редкие огоньки в ночи, города и поселки с чужими людьми, которые даже не догадываются о твоем существовании. Что он сейчас делает? Читает книгу или пьет чай? Может, просто сидит и смотрит в окно, проклиная в душе такое ничтожество, как она? Тряхнув головой, Пульхерия заставила себя не думать об этом. Тут ее как обухом по голове ударило. А если Гриша знает, что Никита был ее мужем, что она сама приходила к нему в гостиницу? Об этом могла рассказать Вика. Назаров говорил, что в тот вечер она явилась к нему, забрала все деньги и сообщила, что уходит навсегда. Гриша в это время мог ждать ее. Воображение тут же нарисовало картину: Гришенька с ехидной усмешкой все это выкладывает брату.
Вернулся Герман. Испытывая отвращение к себе из-за собственной изворотливости, она сказала:
– Милый, ты выглядишь очень усталым. Может, я сама обо всем поговорю с Гришенькой?
– Пульсенок, я полон сил и энергии. Мечтаю решить этот вопрос поскорее и устроить тебе ночь неземной любви.
«Этого мне только не хватало, у меня голова пухнет от забот, а он о неземной любви мечтает», – с тоской подумала Пульхерия, а вслух с усмешкой спросила:
– У тебя есть знакомый инопланетянин, и он предлагает устроить групповуху?
– При чем здесь инопланетянин? – не понял Герман.
– Ты же о неземной любви говорил, – пояснила она.
– Лапуля, чтобы ты рыдала от восторга, для этого инопланетяне не нужны, – серьезно заявил Герман, так и не поняв шутки. – Мне Витюша раскрыл парочку секретов про вас, женщин. Хочу их на тебе опробовать.
«Какая прелесть, естествоиспытатель хренов», – подумала Пульхерия, а вслух сказала:
– Я быстренько смотаюсь к Гришеньке, а ты готовь секс-полигон. Может, мне в секс-шоп по пути заехать?
– Пуляша, я мужчина в самом расцвете сил, мне для сексуальной самореализации секс-шоп не нужен.
– Ты все перепутал. Мужчиной в самом расцвете сил был Карлсон, который жил на крыше. А для секс-шопа ограничений по возрасту, кроме как для детей до шестнадцати, не существует.
– Дался тебе этот секс-шоп, – рассердился Герман. – Из-за него мы забыли о главном.
– Но ты же знаешь, как Гриша к тебе относится. Думаю, со мной он будет откровенней.
Пульхерия почувствовала, что Герман колеблется, но чувство долга все же победило.
– Согласен, в моем присутствии брат нервничает, но когда он разойдется, я единственный, кто может с ним справиться. – Он взял ее под руку. – Пошли, не будем терять времени. Нельзя позволить ему морочить нам голову, нужно заставить рассказать всю правду.
Глава 14
Она исчезла, утопая в сиянии голубого дня
Сын олигарха сидел в позе лотоса на огромной кровати, грыз семечки и сплевывал шелуху в пакет из-под апельсинового сока. Он окинул Германа и Пульхерию взглядом инфанта и надменно спросил:
– Надеюсь, вы догадались принести кирку или саперную лопатку, чтобы я начал рыть подкоп? Мне необходимо сбежать из этой тюрьмы. Папа просто с ума сошел, не отпустил даже на день рождения к моему сокурснику, у которого обычно бывает море текилы и куча травки. На нервной почве я скоро приобрету какую-нибудь психическую болезнь, вроде клаустрофобии или паранойи.
Он продолжал грызть семечки и смачно плевать в пакет из-под сока, демонстрируя, что мнение окружающих ему безразлично. Герман сел рядом. Гриша взглянул испытующе:
– Братан, ты выглядишь ужасно. В Питере небось из борделя не вылезал?
– Выбирай выражения при Пульхерии. – Герман сурово поджал губы. – Лучше расскажи нам во всех подробностях про ту ночь. Надеюсь, ты понимаешь, что это крайне важно?
– Гриша, мы должны быть уверены, что у следователя не будет возможности опровергнуть твое алиби, – доброжелательно улыбнулась Пульхерия.
– Сомневаюсь, что этот тупорылый мент хоть что-то может опровергнуть, – самоуверенно заявил Гришенька.
– Напрасно ты так думаешь, – сказала Пуля, сдерживая раздражение. – Внешность может быть обманчивой. Мы тебя слушаем.
– Если вы так хотите… Только вы должны мне обещать – никаких нотаций! Я от папы такого наслушался, уши завяли.
– Хорошо, хорошо, не будет нотаций, – пообещал Герман.
– Должен сказать, это вы во всем виноваты. Вика надоела бы мне, как и все остальные мочалки, но вы вмешались, орали на меня как резаные. Ну, подумаешь, девушка разбушевалась, в пьяном виде предложила нетрадиционный секс. С первого раза мне не понравилось. Не исключено, что понравилось бы со второго, вошел бы во вкус. Все какое-то разнообразие в этой пошлой жизни. Я уже решился ее простить, но вы запретили мне с ней видеться, угрожали, что расскажете папочке, – он с вызовом взглянул на Германа. – Терпеть не могу людей, которые вмешиваются не в свое дело. Ты тоже хорош. Я уже не маленький, а ты – не моя мамочка. Я на тебя сильно разозлился и решил послать к черту! Вика для вас не хороша? Так назло вам на ней женюсь, решил я.