Пульхерия понимала, что, войдя во вкус, домработница одной взяткой не ограничится. Она уже в открытую объявила свою цену, а потом ей захочется большего. Ленечка – это всего лишь ничтожная плата за молчание, которое так много значило для Пули. Она заставила себя любезно улыбнуться:

– Разумеется, ваш сын может у нас оставаться сколько угодно.

– Вы поговорите об этом с Германом Александровичем? Мой Ленечка такой милый, словно ангелочек. Всегда думает о других.

От умиления Галина Матвеевна была готова припасть к плечу Пульхерии и оросить его слезами.

«Борьба с шантажом в настоящий момент в мои планы не входит, а выносить стенания о бедном Ленечке выше моих сил», – подумала со злостью Пульхерия и с фальшивой улыбкой, извинившись, ретировалась. В спальне она стала в отчаянии просматривать записную книжку мобильного телефона. Наткнувшись на номер Паши Медведева, нажала кнопку вызова.

– Паша, ты мне нужен.

– Я еще пару часов пробуду в салоне. Приезжайте. Только учтите, мои услуги стоят дорого. Очень дорого. – Он захихикал.

– Разберемся.

Торопясь на встречу с Пашей, Пульхерия взяла такси, но по пути они попали в пробку. Полчаса пришлось выслушивать, что думает таксист о московских дорогах. Черепаший темп действовал на нервы не только ему. Это мешало ей сосредоточиться над решением проблемы Никиты Назарова. Пытаясь не обращать внимания на ругательства шофера, она подумала, что вряд ли Штыкин успеет допросить Пашу и Дашу как свидетелей по делу, прежде чем она поговорит с ними. Вика не имела явных контактов со сладкой парочкой, следовательно, будет достаточно времени как следует все отрепетировать. Пульхерии начинало казаться, что этот мир ежедневной борьбы и притворства не так уж и страшен. Ничего особенного, нужно лишь использовать отработанные приемы господина Гранидина. Похоже, она неплохая ученица.

Паша был в кабинете, который они занимали вдвоем с Германом. Положив ноги на стол, держа телефонную трубку возле уха, он с довольной миной кого-то энергично обрабатывал. Свободной рукой поприветствовал Пульхерию.

– Ну, разумеется, Ашот Каренович, безусловно, мы укажем в документах пятнадцать тысяч долларов и накрутим на спидометре большой пробег, так что с начислением амортизации у вас будет все в порядке. Если пожелаете, укажем, что машина участвовала в ралли «Париж—Дакар». Через полгода вы легко сможете списать ее на металлолом, гарантируем. Мой начальник – юрист с университетским образованием. Если у вас возникло хоть малейшее сомнение, проконсультируйтесь со своим юристом, но, думаю, он скажет то же самое…

Паша лукаво улыбался и строил Пульхерии отчаянные гримасы, всем своим видом демонстрируя, как ему надоел не в меру осторожный клиент. У Медведева были очень хитрые небесно-голубые глаза. Глаза, которые все замечали, которым наша жизнь казалась забавной и прелестной. Немыслимо дорогой костюм, еще более дорогой галстук, небрежно сбившийся на бок, кашемировые носки, сползшие на ботинки – все это неожиданно подействовало на Пульхерию успокаивающе. Даже дурацкая поза, которая раньше ее так раздражала, казалась сейчас не такой уж вызывающей.

Герман рассказывал Пульхерии, что привычка класть ноги на стол у Паши появилась после его двухмесячного пребывания вместе Александром Николаевичем в Америке. Он неплохо говорил по-английски, и папаша Гранде взял его в ту поездку в качестве переводчика. Пульхерия всякий раз, завидев его волосатые ноги, сердито требовала, чтобы он убрал их со стола. Паша неохотно подчинялся и, как только она уходила, вновь водружал их на прежнее место. На этот раз, войдя в комнату, Пульхерия промолчала, но Паша даже без напоминания принял более приличную позу.

Слушая его болтовню с клиентом, Пульхерия чувствовала, как ее покидают последние угрызения совести.

– Конечно же на разницу мы выпишем вам чек, но учтите, он не будет иметь юридической силы. Простая расписка в получении денег… Уверяю вас, автомобиль совершенно новый, у него на спидометре около десяти километров. Его на фирме тестировали, а мы перегоняли из Европы в трейлере. Уверен, эта игрушка будет долго радовать вашего сына, при условии, конечно, соблюдения правил дорожного движения и мер безопасности. До встречи, уважаемый Ашот Каренович…

Швырнув трубку, он ухмыльнулся:

– Клиент, Пульхерия Афанасьевна, дозрел и скоро принесет нам большой мешок наличности, приготовьте машинку для счета денег.

– Она у меня всегда готова, – сердито буркнула Пуля.

– Я весь внимание. – Глаза у Паши вмиг стали серьезными. – Слышал, что вы с Александром Николаевичем вроде уладили проблему.

Она начала излагать историю с Никитой, отстраняясь от своих личных переживаний, словно все это произошло не с ней, а с кем-то посторонним. Будто вскрыв нарыв в душе, она неожиданно получила облегчение. Поначалу Паша оставался серьезным, но потом начал ухмыляться, а когда она рассказывала о том, как их с Никитой застукала Галина Матвеевна, смеялся уже во весь голос. Услышав же, в какую ловушку попала Пульхерия, создавая Гришеньке алиби, буквально умирал от смеха. Удивительно, но в его смехе не было ничего обидного. Отсмеявшись, он с исключительным сочувствием оценил серьезность сложившейся ситуации и все ее возможные последствия. Первым делом вспомнил о Германе: он так любит ее, эта история конечно же причинит ему боль.

– Да, Пульхерия Афанасьевна, как же вы все запутали… Не знаю, что и сказать. Но ситуация на самом деле очень непростая. Что вы предлагаете?

– Вы с Дашей могли бы обеспечить Никите алиби.

Паша принял предложение Пульхерии без малейшего колебания, но в его голубых глазах промелькнула тень сомнения:

– За себя я ручаюсь, но вот Дашка… Она такая трусиха. Думаете, она справится?

– Не знаю.

– В конце концов, это не важно. Когда ваш Штыкин доберется до нас, она напрочь забудет, что мы делали в тот вечер, а я постараюсь направить ее воспоминания в нужное русло. – Он наклонился к Пульхерии через стол и похлопал ее по плечу. – Спокойствие, только спокойствие. Ваш Никита провел весь вечер с нами. Мы сидели только втроем, никто к нам не заглядывал. Это будет самое идеальное алиби, какое только можно представить. Кстати, где он сейчас?

– Я дала ему ключи от своей старой квартиры. Между прочим, следователь ее знает. – Пульхерия вновь занервничала.

– Тогда звоните ему сейчас же. Пусть немедленно едет сюда. У нас с Дашкой на сегодня запланирован шопинг. Ей не терпится купить себе очередную ненужную тряпку, которая пробьет внушительную брешь в нашем и без того небольшом бюджете. Давайте пообедаем вчетвером, расскажем обо всем Никите и решим, как ему себя вести со следователем.

Пульхерия протянула руку к телефону, но он неожиданно зазвонил. Паша снял трубку и на итальянский манер произнес:

– Пронто. Дон Медведиссимо у телефона…

Ах, Дашуня, привет, ты где?.. Да?.. Не может быть…

Пока он слушал, улыбка медленно исчезала с его лица, уступая место растерянности.

– Что? А ты ему? Нет, лапуля, ты все правильно сделала. Да… Нет… Нет, нет, немедленно выброси все это из головы и приезжай. Ты же знаешь, как я тебя люблю, солнышко мое, хотя это и звучит ужасно неправдоподобно.

Паша положил трубку, лицо его осунулось. Он попытался улыбнуться, но улыбка получилась какой-то жалкой.

– Ничего у нас не получится, – сказал он. – Придется придумать что-то другое.

– Как это – не получится?

– По-видимому, Гришенька упомянул нас с Дашкой. И следователь только что от нее ушел. Поэтому она и звонила. Первое, что он спросил, чем мы занимались с ней вчера вечером и где провели ночь. Разумеется, она сказала ему правду.

У Пульхерии закружилась голова. На миг ей показалось, что Штыкин стоит у нее за спиной и прячет свою дьявольскую улыбку в пшеничных усах. Он загнал Никиту в угол, только тот не знает об этом. Пуля неожиданно разозлилась на Назарова. «Это прежде всего его вина. Он – ее проклятье, он угрожает не только ее благополучию, он угрожает всем нам, всему нашему кругу», – подумала она.