Как уже было сказано ранее, Савинков обладал не только организаторскими способностями в области конспирации и террора, но и литературными. В определенных кругах пользовались успехом написанные им под псевдонимом В[адим] Ропшин книги «Воспоминания террориста», «То, чего не было», «Конь бледный», «Конь вороной».
Савинков был не только опытнейшим конспиратором – у него имелись связи на Западе и в политических кругах, и в финансовых, в его распоряжении находились несколько сильных, не знающих пощады оголтелых банд и наверняка затаившиеся сторонники на территории России, Белоруссии, Украины. Так что контрразведчикам было над чем задуматься. Началась тщательная, пока еще никак не оформившаяся в виде конкретного плана разработка операции по обезвреживанию опасного врага.
Известно было: Савинков, которого природа наделила к тому же неистощимой энергией и неудержимой тягой к авантюрам (по меткому выражению наркома Анатолия Васильевича Луначарского, хорошо его знавшего, – «артиста авантюры»), не брезговал ничем, что могло бы нанести вред советской власти. Контрразведчики знали, к примеру, что Савинков лично и не раз участвовал в рейдах озверелых белогвардейских банд по советским приграничным районам. За ними тянулся кровавый след убийств, насилий, ограблений. Кроме того, Савинков, опираясь на свою достаточно широкую агентурную сеть, собирает важную информацию, снабжает ею польскую, французскую, английскую разведки и получает за это немалые деньги. Окопавшись в Варшаве, Савинков вовлекает в орбиту своей деятельности самых лютых врагов советской власти из всех кругов белой эмиграции, восстанавливает подпольные группы из офицеров и былых эсеровских боевиков на советской территории.
В состав руководства НСЗРС, кроме Савинкова и его брата Виктора, вошли А. Дикгоф–Деренталь, литератор, профессор Д. Философов, бывший штабс–ротмистр лейб–гвардии кирасирского полка Г. Эльвенгрен, казачий полковник М. Гнилорыбов, полковник С. Павловский и некоторые другие, достаточно колоритные личности. Под «внепартийные» знамена Савинкова стекались монархисты и либералы, черносотенцы и социалисты. Савинков стал засылать своих эмиссаров (они же – резиденты его разведки) в губернские, городские, уездные и даже волостные комитеты образованного им союза в западных областях России и Белоруссии. «Идеологическую работу» они подкрепляли бандитскими нападениями на советские учреждения, ограблениями банков и сберкасс, злодейскими убийствами партийных и советских работников, активистов, просто «сочувствующих» Советам рабочих и крестьян.
В мае 1921 года чекисты вышли на след савинковской организации, правда, еще не оформленной как НСЗРС в этих районах – она получила название Западного областного комитета (ЗОК) – и нанесли по ней сокрушительный удар. Были обезврежены многие десятки заговорщиков, бандитов и шпионов, разгромлены несколько отрядов, прорывавшихся из–за кордона.
Захваченные документы вкупе с иными доказательствами преступной деятельности савинковцев позволили советскому правительству потребовать от польского правительства изгнания руководителей НСЗРС из Варшавы. В конце года Савинков вынужден был перебраться в Париж. Правда, с помощью польских спецслужб ему удалось сохранить в Варшаве свою базу, но теперь она вынуждена была действовать негласно, что ограничивало, естественно, размах ее подрывной деятельности.
В ходе операции ВЧК против савинковцев в Западном крае был арестован некий Фриц Эдуард Опперпут (настоящая фамилия Александр Упенинс или Упениньш). Выходец из латышской деревни, он окончил, по его словам, с золотой медалью Туккумское коммерческое училище и начал учиться в Рижском политехникуме, который, однако, бросил и поступил в Москве в Алексеевское военное училище. Затем прошел быстротечное обучение на курсах пулеметчиков. В начале 1916 года в чине подпоручика отбыл в действующую армию. Воевал на Западном и Кавказском фронтах, по его словам, дослужился до чина штабс–капитана. По неустановленной причине он поменял фамилию, превратился в Опперпута и после Октября вступил в Красную армию. Сослуживец, некто Гельнер, завербовал его в НСЗРС. Позднее, в своих воспоминаниях, изданных в Берлине под фамилией А. Селянинов–Опперпут (о том, как и почему такое издание стало возможным – позднее), он описал эту вербовку: «К началу октября 1920 г. я занимал в Смоленске должность помощника начштаба комвойсками внутренней службы Западного фронта. Раз на выходе после вечерних занятий из помещения штаба ко мне подошел молодой человек лет 27—30. Манеры и обращение выдавали бывшего офицера. Видно было, что он поджидал меня у выхода, не желая по какой–то причине заходить в штаб. Он отрекомендовался Заржев–ским и подал мне записку от моего старого близкого знакомого по службе в Гомеле Гельнера, в которой тот просил удовлетворить просьбу подателя».
…Странный это был человек. Еще молодой, боевой, физически крепкий и внешне привлекательный, он, на свою беду, был наделен непомерным тщеславием. Изворотливый и энергичный, от природы достаточно умный и сообразительный, он не обладал, однако, должной целеустремленной волей. Личная храбрость и склонность к авантюрам причудливо соединялись в нем с капризностью, непостоянством, быстрой сменой настроений. Твердых политических убеждений у Опперпута не было, поэтому без контрреволюционного воздействия извне он до поры до времени служил в Красной армии. Пока не появился на его горизонте Гельнер. Заржевский, кстати, ошибался, когда уверял позднее Гель–нера о чуть ли не врожденном антибольшевизме Опперпута. К моменту их встречи в Смоленске тот относился к правящей партии безразлично. Другого дела, кроме военного, он не знал, служить, кроме как в Красной армии, было негде, вот он и служил.
Опперпут занимал достаточно высокий пост. Такой человек был настоящей находкой для НСЗРС. Одного не предвидели эмиссары союза – двойственного, колеблющегося, противоречивого характера Опперпута, которого могли использовать не только они, но и другие, более высокие мастера конспирации.
А пока что Опперпут вступил в НСЗРС и вскоре стал членом руководства савинковского подполья в Западном крае. «Подрывные» возможности его значительно расширились с переводом на новую должность – начальника укреп–района Минска.
Гельнер зря времени не терял, сумел сколотить губернский комитет союза, ряд уездных комитетов. Он полагал, что при хорошо налаженной пропаганде, распространении соответствующих прокламаций сумеет значительно расширить организацию. О напечатании большого количества нелегальной литературы в Гомеле нечего было и помышлять. Оставалась Варшава. Но туда еще надо добраться. Кто может это сделать лучше Опперпута? Гельнер убедил комитет послать его в Польшу за литературой и заодно проверить его на этом серьезном задании.
Без особых трудностей Опперпут получил отпуск якобы для лечения старой окопной болезни – ревматизма и направился в местечко Кайданово. Граница здесь охранялась примитивно – отдельными постами на главных дорогах. Оппер–пут легко перешел ее и приехал в Варшаву.
Каждого, кто нелегально прибывал из советской России, польская контрразведка передавала савинковцам. Заключили в изолятор и Опперпута, назвавшегося комиссаром 17–й пехотной дивизии Павлом Селяниновым. Здесь его допрашивал казачий есаул в присутствии офицера французской военной миссии. Убедившись, что гость – действительно активный работник НСЗРС, савинковские контрразведчики освободили Опперпута, отвезли в гостиницу «Брюль» и по его настоятельному требованию представили руководителю.
Савинков поначалу вообще не хотел встречаться с Оп–перпутом, но после личного знакомства мгновенно оценил, какие возможности для подрывной работы в советской России открываются перед НСЗРС, если правильно использовать служебное положение этого человека. И Борис Викторович постарался: обласкал Опперпута, уделил ему максимум своего внимания, снабдил инструкциями, дал деньги и 80 тысяч прокламаций. В последующие месяцы Опперпут (наконец он назвал Савинкову свою фамилию и настоящую должность) еще четыре раза переходил границу, встречался с Савинковым, доставлял польской и французской разведкам сведения военного, политического и экономического характера.
