Литмир - Электронная Библиотека

– А кто, по-вашему, мог хотеть его смерти?

– Вы хотите знать мою точку зрения? Тысячи людей. Те, кому он перешел дорогу. Те, кого он раздражал своим талантом. Те, кто не мог простить ему удачи. Он был удачлив во всем. В делах, в работе, с женщинами. А этого обычно не прощают. Но убили его, конечно, не завистники. Завистники бывают обычно людьми мелкими и пакостными. В этом смысле я с Пушкиным вполне согласен. Если бы Сальери был только завистником, он бы никогда не смог убить Моцарта. Просто не хватило бы духу. Он бы воровал его ноты, пакостил на репетициях, рассказывал бы о нем всевозможные сплетни и гадости. Но у Пушкина Сальери убивает Моцарта. И он показывает нам такого Сальери. Талантливого музыканта, осознающего гений Моцарта и оттого еще более страшного. Сальери не просто завистник. Он воплощение зла. Только сильный человек может замахнуться на гения. Я не знаю, какими были Дантес или Мартынов, но, судя по всему, не совсем теми дурачками, которыми их потом сделала наша либеральная пресса. Наверняка это были сильные люди.

– Я читал о Сальери, что он не совершал никакого убийства, – заметил Дронго, – все это выдумки писателей и поэтов.

– В каждом вымысле есть доля правды, – резонно заметил Монастырев, – поэтому в завистника я не верю. И в женщину не верю. У него было много женщин, это правда. Но сейчас из-за бабы не убивают, просто времена не те. Власти у него особенной не было. Значит, только одна причина – деньги. Убивают всегда из-за больших денег. Это знают и прокуроры, и следователи, и журналисты, и мы с вами. Остается только прикинуть, кому мог перейти дорогу Миронов со своими планами реорганизации телевизионного канала. И фамилий будет не так много. Три-четыре, может, пять, не больше. Разве трудно вычислить после этого убийцу? Но если такую элементарную вещь понимает даже такой дилетант, как я, почему это не делают те, кто обязан искать убийц? Значит, они этого просто не хотят. Или не могут. Или могут, но им не дают. В любом случае ответ будет неприятным.

– И вы можете назвать эти фамилии?

Монастырев перестал гладить кошку, осторожно поставил ее на пол. Потом выпрямился и сказал:

– Конечно, нет. Кому надо, тот знает. А кто не знает, тот и не должен знать. Я ведь понимаю, что мне просто отрежут язык, если я начну болтать о подобном у нас на телевидении. Только в отличие от Леши Миронова мне не устроят пышных похорон. И Президент не возьмет под личный контроль расследование моего убийства. И похоронят меня где-нибудь за городом. И никто про меня даже не вспомнит. Вот разве что Мурка, – он наклонился и снова почесал кошку, потом продолжал: – Хотя все равно ничего не меняется, берет он его под свой контроль или не берет. Главное, что все знают, кто убийца. Все понимают. И все молчат. Это правила игры. Раньше играли в партию, когда все знали, что все решает секретарь райкома, но предпочитали играть в голосование, выборность, отчетность и тому подобную дребедень. А сейчас все знают, кто убийца и кому было выгодно убийство Миронова, но все предпочитают молчать. Это новые правила игры. Раньше ты рисковал партийным билетом, сейчас собственной жизнью. Подумайте, что страшнее.

– Вы ничего не хотите мне рассказать?

– Не хочу. Я не верю.

– Мне?

– И вам тоже. После смерти Алексея я не верю никому и ничему в этом государстве. Мы живем в бандитском государстве, у которого свои законы и свои правила. А наше телевидение всего лишь зеркало этого государства. Помните пословицу «на зеркало нече пенять, коли…»? А у нас не просто кривая рожа. У нас отвратительная ухмылка вампиров, кровососов, вурдалаков. Которых вы никогда не увидите на нашем телевидении. Зеркало не показывает вампиров, оно отражает все, не показывая оборотней. Это старая легенда, согласно которой в зеркале вампиры не отражаются. Поэтому мы видим каждый день по нашему телевидению только несчастные жертвы, только укушенных ими людей, только их кровь. А сами вампиры в зеркале не отражаются. Это невозможно. Иначе придется разбить зеркало и заказать новое.

– Я подумаю над вашими словами, – строго сказал Дронго.

– Подумайте. И примите мой совет, бросьте вы заниматься этим делом. Я был другом Миронова, я любил его. Но сегодня я вам говорю – бросьте вы все это дело. Не нужно геройствовать. Вы все равно ничего не добьетесь. В лучшем случае вы просто будете биться головой о стенку, в худшем – вашего трупа никогда и нигде не найдут. Какой из вариантов вас устраивает больше?

– Ни один. Я найду убийцу, – твердо пообещал Дронго.

– В таком случае желаю вам удачи, – иронически хмыкнул Монастырев, – оказывается, в нашей стране есть еще люди, желающие поиграть в героев. В любом случае желаю вам успеха и прошу на меня не рассчитывать.

– Это я уже понял, – кивнул Дронго. – Мне кажется, что вы не совсем правы. Если каждый будет вести себя как страус, пряча голову в песок, то рано или поздно нас всех просто перестреляют. По-моему, гораздо рациональнее все-таки сражаться, даже не имея шансов на успех. Сто даже проигранных сражений – это уже сто затраченных усилий ваших врагов. Значит, они становятся в сто раз слабее, каждый раз преодолевая известное сопротивление. Вам не кажется, что так будет правильнее?

Монастырев молчал. Дронго поднялся, кивнул хозяину квартиры и показал на невключенный телевизор.

– Своей позицией вы только помогаете вампирам оставаться невидимыми. Я вспомнил интересную историю, которую услышал в Дании. Во время второй мировой войны фашистская Германия оккупировала маленькую Данию, и обосновавшиеся в Копенгагене оккупанты издали приказ, согласно которому все евреи должны были с определенного числа нашить на одежду звезды Давида, чтобы отличаться от обычных граждан. Так вот, в назначенный день первым с такой звездой появился король Дании. А за ним все остальные горожане. И фашисты вынуждены были отступить. Вам не кажется, что иногда следует поступать по-королевски?

И не дожидаясь ответа на свой вопрос, он пошел к двери. Когда за ним захлопнулась дверь, Монастырев вздрогнул. Кошка жалобно мяукнула, и он задумчиво посмотрел на нее.

Глава 10

Работа на телевидении отнимала все время Павла. Теперь он по-настоящему понял, что значит руководить большим коллективом, ежеминутно отвечая за все, что происходит в эфире на его канале. Сильной стороной канала СТВ считались музыкальные передачи, которые вели популярные молодые композиторы, и программы из соседних государств, особенно из стран СНГ, где работали бывшие корреспонденты советского телевидения, с удовольствием передававшие свои материалы для Москвы и готовившие действительно профессиональные передачи.

Через несколько дней должна была бы пойти передача о банкире-кавказце, которую Павел готовил еще на прежнем канале. Он сидел над этой программой всю ночь, пытаясь изменить ее направленность, сделать ее менее острой, менее задиристой. Но ничего не получалось. Банкир слишком сильно подставлялся, а он слишком часто задавал провокационные вопросы. К пяти часам утрам он понял, что ничего не сумеет изменить. И тогда он принял конкретное решение.

– Снимаем передачу, – сказал он своему помощнику.

Толстый Слава, которого он забрал с собой на новую работу, с ужасом уставился на своего патрона.

– Как снимаем? – испуганно прошептал он. – Снимаем вашу передачу?

– Снимаем, – сурово подтвердил Капустин, – мне она не нравится. И вообще, перестань задавать дурацкие вопросы. Теперь ты будешь отвечать за эту передачу. И вообще будешь директором этой передачи. Понял?

– Понял, – все еще ничего не понимая, пробормотал Слава.

– А теперь снимай передачу. И сотри весь материал, – приказал Капустин, – чтобы ничего не осталось.

На следующий день после этого «ночного бдения» его вызвал к себе Александр Юрьевич. Он сидел в своем кабинете в темном костюме и в шелковом галстуке. В отличие от других очень богатых людей в Москве, почему-то полюбивших итальянцев Версаче и Валентино, Александр Юрьевич отдавал предпочтение американцам, одеваясь в костюмы Кельвина Кляйна, и носил строгие американские галстуки в полоску. Вот и теперь он принял руководителя своего телеканала, одетый в темный строгий костюм. На галстуке сверкала элегантная заколка.

17
{"b":"108157","o":1}