– Понял.

Хозяин подошел к телефону, поднял трубку.

– Оформи приказом. С завтрашнего дня продюсером нашего канала назначается журналист Павел Капустин. Да, он. Оклад указывать не нужно. Он будет получать гонорары. Это уже мое дело. Позвоните в рекламный отдел. Пусть сообщат в наши газеты, чтобы они соответственно оформили эту новость. Все, как обычно. Перспективный молодой человек, бывший воин-интернационалист, известный журналист и так далее. Ты меня понял. Позвони редактору нашей газеты, пусть сделают с Капустиным большое интервью.

Он положил трубку, повернулся к Павлу.

– Теперь уходи. Сам видишь, сейчас не до тебя. Можешь уже завтра выходить к нам на работу. Подойди к Якову Абрамовичу. Он у нас ведает рекламой. Этот человек может все подать гениально. Уже через несколько дней о тебе будут писать все московские газеты, одобряя мой выбор.

Павел поднялся, поставил рюмку на столик. Такая оперативность просто поражала. Александр Юрьевич принадлежал к тому типу людей, которые не любят терять времени на лишние разговоры. Да и время подобных людей было слишком дорого. По самым скромным подсчетам, он обладал состоянием в несколько сот миллионов долларов. И это не считая целой информационной империи, которую он контролировал.

В тот момент, когда Капустин выходил из апартаментов, дверь открылась и в комнату еще раз вошел Константин Гаврилович.

– Приехали из прокуратуры и ФСБ, – мрачно сообщил он, – они хотят видеть вас.

– Откуда они узнали? – окончательно разозлился Александр Юрьевич.

– Врачи сообщили. Николай умер в машине, – пожал плечами Константин Гаврилович.

– Я должен был оказаться на его месте, – помрачнел Александр Юрьевич и, уже не задумываясь, приказал: – Позови Якова Абрамовича. Если о сегодняшнем покушении узнают журналисты, я лично удавлю того, кто выдаст эту информацию, – пообещал он.

Павел понял, что ему лучше уйти. Он снова пересек огромный кабинет, вышел в приемную, где уже было много людей. Увидев Женю, он кивнул ей.

– Кажется, мы будем работать вместе, – сообщил он молодой женщине.

Она равнодушно скользнула по нему взглядом и отвернулась. Похоже, эта новость ее совершенно не удивила. Она просто на нее не отреагировала.

Он подъехал к нужному ему дому ровно в десять часов утра. По натуре своей Дронго был ярко выраженной совой и любил поспать именно утром, ибо ложился очень поздно. Но сегодня необходимо было приехать сюда раньше, еще до встречи со вдовой убитого, для того, чтобы осмотреть место происшествия.

Ночью он заехал к Владимиру Владимировичу и снова просмотрел копии уголовного дела, особенно протоколы допросов вдовы покойного и его близких друзей. Обладая фотографической памятью и умением читать сверху вниз, он довольно быстро просмотрел все материалы, отобрав самое важное. Среди груды словесного мусора всегда попадались зерна истины, и он умел их замечать.

Дом, где раньше жил Алексей Миронов, находился в центре города на проспекте Мира. Он был огромным, со своей собственной историей, уже насчитывающей несколько десятилетий. Миронов переехал сюда за несколько месяцев до своей смерти и именно здесь, в подъезде этого дома, и был убит.

Вдова убитого срочно продала квартиру, чтобы никогда больше не видеть подъезда, в котором произошло это страшное для нее событие. И переехала на Трифоновскую улицу, в другой дом, чтобы не проходить каждый день через тот страшный подъезд, про который было уже столько написано и который иногда снился ей в кошмарных снах.

Кире Леонидовне шел тридцать шестой год. Она была довольно известным дизайнером и успела состояться к тому времени, когда вышла замуж за Алексея Миронова. У нее была семнадцатилетняя дочь от первого мужа.

Осмотрев дом на проспекте Мира и даже войдя в подъезд, где это случилось, Дронго довольно долго стоял на лестнице, словно надеясь увидеть то, что не увидели побывавшие здесь до него сотни журналистов и десятки сотрудников правоохранительных органов. Это был обычный подъезд с широкими лестницами, грязноватый, какими бывают старые московские подъезды, но не замусоренный благодаря кодированной системе на дверях. Раньше таких дверей здесь не было, это Дронго знал из материалов дела. Они появились только после смерти Алексея Миронова.

Он дождался, когда к дверям подойдет строгая мама с ребенком, и, стоя у другого подъезда, заметил, какие она нажимает цифры кода.

Откуда убийца знал точное время прибытия журналиста? У него ведь был наверняка ненормированный рабочий день. И, наконец, как долго убийца простоял в подъезде, ведь дом многоэтажный и здесь часто входили и выходили люди? Странно, что следователи не обратили внимание на такие вопросы. Или не хотели обращать? Он тоже пока не знал точного ответа на эти вопросы.

Еще раз осмотрев подъезд, он вышел из дома и, остановив такси, поехал на Трифоновскую улицу. Нужный ему дом он нашел сразу. В подъезде был установлен домофон, он вызвал хозяйку, и дверь щелкнула, открываясь. Дверь самой квартиры ему открыла миловидная девушка лет двадцати пяти, очевидно, помогавшая хозяйке.

В просторной, чуть вычурной гостиной играла приглушенная музыка, по стене скользили блики от вертящегося разноцветного шара, заменявшего люстру. В двух больших аквариумах, светящихся изнутри, мелькали маленькие золотистые рыбки. У хозяйки дома были свои причуды и свои пристрастия. Она появилась из другой комнаты в белом широком платье. Волосы собраны в тугой узел, на лице ни следа косметики. Она села на диван, поджав под себя ноги. И лишь затем, показав на стоявшее рядом кресло, сказала:

– Садитесь. – Это были первые слова, которые она произнесла.

Он сел в кресло, глядя на женщину. Внешне она была спокойна, если не считать лихорадочного блеска темных глаз.

– Что вам нужно? – Она даже не спросила, откуда он пришел.

– Я работаю на итальянский журнал, – сказал Дронго, – вас должны были предупредить. Моя фамилия Кузнецов. Мне хотелось бы поговорить с вами об Алексее Миронове.

Нечто похожее на интерес мелькнуло в ее глазах, или ему показалось? Она спросила:

– Что именно вы хотите узнать?

– Мне хотелось бы написать очерк о вашем погибшем муже. Коллеги считают, что он был лучшим телевизионным журналистом. Простите, что я говорю в прошедшем времени.

– Ничего, я уже привыкла, – махнула она ладонью. Именно ладонью, а не рукой.

Вошедшая девушка поставила на столик рядом с ним чашечку кофе, изящную сахарницу с красиво упакованными кусочками сахара и фарфоровую тарелочку с печеньем. Даже не спрашивая ни о чем гостя, она просто расставила все это на столике и молча исчезла.

– Мне хочется узнать о нем побольше. Его пристрастия, его привычки, его любимые газеты и журналы, – продолжал Дронго, – мне хочется, чтобы вы просто рассказали о нем. Ничего конкретного, просто общий рассказ.

– И ваш журнал удовлетворит такой рассказ? – с чуть заметной иронией спросила она.

– Это уже зависит от моего профессионализма, – улыбнулся он в ответ, – но в любом случае я покажу сначала статью вам, чтобы вы могли высказать свое мнение.

– Спасибо. Так что именно вас интересует? Вы хотите, чтобы я начала свой рассказ со дня его рождения?

– Нет, вполне достаточно, если вы расскажете мне о нескольких последних днях его жизни. О его привычках и его настроении в последние дни, о его увлечениях и планах.

Она молчала, словно вспоминая все, что не успела рассказать следователям или дотошным журналистам. Потом негромко сказала:

– В последние перед смертью дни он много работал, словно предчувствовал, что все так закончится. У него были огромные планы, разве сейчас можно все вспомнить. Он любил жизнь. Ему казалось, что он будет жить вечно.

– У него было много друзей?

– Да, конечно. Очень много. И после его смерти они все время приходили к нам домой, еще туда, в старую квартиру, на проспект Мира. А теперь ходят сюда…

– Я знаю, что его коллег допрашивали следователи. Но мне интересны не те, кто непосредственно с ним работал и мог оказаться полезным для расследования. Мне интересен круг его друзей, круг интеллектуального общения, вы меня понимаете?