"Нас?"

Признаюсь, это слово было неожиданным и для меня. Сорвалось с языка, но, раз сказанное…

– Нас.

"Я слепой калека, и к тому же преступник".

– Ты пойдешь со мной.

"Если я вернусь в пирамиду, власти приговорят меня к смерти".

– И твое желание исполнится. А быть может, закон, по которому дважды не наказывают за одну вину, запретит новый суд. Если судьи все еще придерживаются закона, что, кажется, нынче не в моде. В любом случае это их дело, а не мое.

"Почему ты отказываешь мне в смерти, которую я заслужил? Разве ты лишен чувства справедливости?"

– Что ж, очевидно, у меня его меньше, чем необходимо. Справедливый человек не ответил бы на твой зов.

Я ощутил движение эфира, словно его мозг напрягся, собираясь послать мысль, но мысль эта была слишком невнятна, слишком полна виной, чтобы ее посылать. Хотел бы я знать, что выразило бы его лицо, не застынь оно в неподвижности.

– Ты испытывал меня, не так ли? Притворялся, будто забыл Главное Слово. Будь я справедливым человеком, верным закону, я остался бы под защитой стен и не отвечал бы тебе. Я не прошел испытания, и ты приговорил меня к смерти, предал Молчаливым. Твоя справедливость приговорила меня, но что-то иное пощадило. Почему меня пощадили?

"Ты знал, что не должен приходить. Почему ты пришел?"

Я пришел, потому что я романтичный дурак, из тех дураков, которых легко обмануть. Но он задал не тот вопрос.

– Не спрашивай, почему я пришел. Спроси, почему мне позволили дойти. Спроси, почему сила дома Безмолвия потерпела поражение. Почему меня не настигла верная смерть и гибель души. Почему?

Теперь я понимал, почему звезда прорвала тучи, чтобы коснуться меня и возвратить мне жизнь.

То была отсрочка приговора и в то же время наказание, тяжелее которого я не сумел бы вообразить: потому что наказанием моим было встать за Перитоя, как звезда встала за меня. Спасти его. Быть его другом, несмотря на все преступления, всю его безумную гордость и хвастливое безумие; быть его другом, несмотря ни на что, и спасти его.

Возможно, добрая сила, спасая меня, желала спасти также и Последний Редут, донести до него весть, что где-то в иссохшей коре планеты кроется новая жила земного тока. Но почему-то я усомнился в этом. Я уверен, что дела, представляющиеся людям великими и значительными, мало что значат для высших сил, защищающих порой жизнь.

Я помнил, какие слова запускают цикл возрождения саркофага и как настроить питание от земного тока, чтобы таяние было равномерным и не повредило тело.

Я снова поднял оружие и оперся на него. Земной ток в рукояти отзывался на поток, протекающий в саркофаге; спиритуалисты называют это явление – наведенный резонанс. Хорошо было чувствовать в ту минуту поддержку воинственного духа моего дискоса: в одной из прошлых жизней у меня был большой пес, такой же верный и храбрый.

Разум Перитоя снова коснулся моего, но слабо. Его аура втягивалась в плоть, готовясь к долгому сну возрождения, прежде чем крышка откинется и он проснется. Но я расслышал его слабую мысль:

"Не понимаю".

– Как ты можешь не понимать? Ты видишь мои мысли.

"Мысли я вижу, но в них нет смысла".

Странно, мне мои мысли представлялись совершенно ясными.

То самое безумие, что увело Перитоя в Ночь, – только оно могло спасти его. Любовь, связующая друзей и братьев, не менее сильна, чем та, что связывает любящего и возлюбленную. Сила, спасавшая меня, конечно, знала, какой я хвастливый глупец. Но мать не задушит младенца, родившегося хромым; звезда не перестанет сиять для нас оттого, что мы сами калечим себя.

И мне нельзя бросить друга, даже если он не был мне верен.

Души людей порочны и больны, они – не тот материал, из которого следовало бы строить дружбу, семьи, дома, города, цивилизации. Но нам приходится строить их из того, что есть под рукой, – возводить редуты, прочные и несокрушимые, иначе ужасы Ночи возобладают не через миллионы лет, а сейчас.

"Нас окружают Молчаливые. Мы обречены на смерть. Один из нас погибнет на пути к пирамиде. Элленор видела только одну пару следов, возвращающихся назад. Откуда у тебя взялась надежда, что выживем мы оба?"

А потом цикл возрождения зашел слишком далеко, и его мысли рассеялись. Много часов пройдет, прежде чем я открою крышку и отвечу на его вопрос.

Вынося его на спине из золотой двери, я приложил ладонь друга к барельефу на левой панели. Там в прошлой жизни Элленор изобразила незначительное событие из того, что для нее было будущим, а для нас стало настоящим. Человек без нагрудника и шлема несет на спине другого, однорукого, с повязкой на глазах (теперь я знаю, что это бинты).

Над ними сияет звезда, и ворота Последнего Редута открываются им навстречу. К дому ведет только одна пара следов.

Джеймс Ван Пелт – один из наиболее широко публикуемых ныне мастеров малой формы. Его рассказы выходили в таких изданиях, как "Sci Fiction", "Asimov's Science Fiction", "Analog", "Realms of Fantasy", "The Third Alternative", "Weird Tales", "Talebones", "Alfred Hitchcock's Mystery Magazine", "Pulphouse", "Altair", "Transversions", "Adventures in Sword amp; Sorcery", "Оn Spec", "Future Orbits" и многих других. Его первой книгой стал сборник "Strangers and Beggars". Писатель живет с семьей в Гранд-Джанкшен, штат Колорадо, где преподает английский старшеклассникам и учащимся колледжей.

В настоящем рассказе читателю предлагается берущая за душу история о том, как странно иной раз переплетаются жизни разных поколений, и о том, что порой у нас нет иного выбора, кроме как отправиться домой самой долгой дорогой…

Мариза прижималась спиной к двери, не позволяя открыть ее.

– Еще несколько минут – и они совершат скачок! – сказала она. – Тогда вы сможете отправляться домой!

– Война началась, – ответила Жаклин, инженер по телеметрии. Ее лицо раскраснелось, в глазах светился ужас. – Дело не во мне. Миссия состоялась… Они совершили скачок уже четыре часа назад!

Мариза проглотила комок в горле. Если Жаклин набросится на нее, Мариза едва ли с ней справится. Жаклин превосходила ее по весу на добрых тридцать фунтов. И никакие силы безопасности уже не примчатся на помощь.

– Жаклин, – сказала она, – мы уже зашли так далеко…

Инженер по телеметрии занесла кулак… Мариза напряглась, но не двинулась с места. Руки, стиснутые за спиной, дрожали. Какое-то время Жаклин продолжала потрясать кулаком в воздухе… Из-за ее спины за всем происходившим наблюдали остатки персонала Центра Управления Миссией. Большая часть пультов пустовала. На лицах оставшихся инженеров ничего не возможно было прочесть. Они слишком вымотались, чтобы что-то предпринимать, однако Мариза понимала: им хотелось смыться отсюда ничуть не меньше, чем Жаклин.

А та вдруг разжала кулак, уронила руку и закрыла глаза.

– Какая, собственно, разница… – прошептала она.

Мариза перевела дух.

– Настает величайший момент в истории человечества, – проговорила она. – И мы – его участники. Мы все равно ничего не можем сделать там. – Она кивнула на закрытую дверь у себя за спиной. – Мы не можем отменить происходящее, но можем стать свидетелями. Еще есть надежда!

Несколько мониторов показывали карту Соединенных Штатов Америки. И отдельно, в уголке, – Флориду. На обеих картах выделялись ярко-желтые участки. Пометка внизу гласила, что желтым обозначались территории, с которыми потеряна связь. И этот цвет охватывал крупнейшие города по всей стране и большую часть побережий – весь юг Тихоокеанского и север Атлантического. Что касается Флориды, лучистые желтые "солнышки" отмечали Майами и Джексонвилль… и вот, прямо на глазах у Маризы, такой же значок возник на месте Тампы.