одинок.

Гараж от нас далеко, и Захар Захарыч выходит из

дому в шесть часов утра; для него мы оставляем гром-

коговоритель включенным на ночь. Он очень дисцип-

линированный, койка его заправлена идеально; гово-

рит он густым, приятным басом с уверенными рокочу-

щими нотками.

71

Но он стал совершенно беспомощным, когда при-

нялся варить суп.

Суп мы должны варить все. У нас коммуна. Скла-

дываемся и покупаем продукты, а готовим по очереди.

Вернее, как объяснил Петька, с очередью не совсем кле-

ится: варит тот, кто пришел первый и голодный. Каша

с гипосульфитом была моим первым достижением на

этом пути.

Но Захар Захарыч готовить не умеет, и Петька над

ним измывается:

— Не то, не то! Теперь лук покрошите. Где нож.

Батя, где нож? Господи, какой вы бестолковый!

— Петро, гляди, столько крупы хватит?

— Батя, вы с ума сошли! Это на целый взвод!

Куда вы высыпали? Доставайте обратно! Да ско-

рее же!

— Ничего, Петро, гуще будет…

— Куда гуще! Она не сварится. Доставайте лож-

кой, пока не размокла! Где ложка? Батя, поворачивай-

тесь! Вот лук, крошите скорее — сало горит!

Обед готовится со скандалом, зато потом содержи-

мое кастрюли вываливается в глубокую миску, от по-

лусупа-полукаши идет вкуснейший пар, мы усаживаем-

ся вокруг с чистыми ложками и начинаем «наворачи-

вать». Суп-каша жирный, густой, сытный. Я сдаюсь

первый, потом Кубышкин, а Петька с Захарычем сидят

до седьмого пота, любовно поскребывают ложками и

изредка роняют фразы:

— Кажись, надо было лаврового подбавить?

— Ха-рош… Сойдет и так.

— Ну уж!.. А картошка переварилась.

После этого следует чай, который мы пьем из

стеклянных полулитровых банок, потому что круж-

ки заняты химикатами. Чай плиточный — густой, мут-

ный, какой-то тоже сытный, после него уже невоз-

72

можно дышать, и мы валимся — каждый на свою

кровать.

— Ну, ребята, кажись, маленько подзаправи-

лись,— говорит Захар Захарыч, распуская пояс.

— А что, батя,— спрашивает Петька,— вы «фор-

ды» водили?

— Водил. Я еще старые водил, драндулеты такие —

может, видел на картинках?

— Ага. А «студебеккеры»?

— По Ладожскому. Я их три сменил.

— А «виллисы»?

— Водил. Это в Германии. Я генерала возил.

— Вы бы, батя, женились, а? Вон Кубышкин же-

нится.

— Да нет, Петро, куда мне… Я старик. Уж как-ни-

будь доживем…

КРЕЩЕНИЕ

В новеньком черном комбинезоне, новеньких рези-

новых сапогах я явился к прорабке четвертого участка.

На бревнах и камушках сидели, лежали, грызли семеч-

ки девчата в таких же комбинезонах, курили и хохота-

ли несколько мужчин. Я несмело подошел и спросил

у одного из них, не это ли бригада Анны Москаленко.

Он был рыжий-рыжий, как солнышко, и вдобавок заи-

кался.

— Буду у вас работать.

— Н-ну и л-ладно,— равнодушно сказал рыжий и

отвернулся, скручивая цигарку.

Я протянул «Беломор». Это его несколько озадачи-

ло, и он миг колебался, брать или нет.

— Б-будешь всем «Беломор» совать — б-без штанов

останешься! — недовольно прорычал он и взял.—

А моя жена н-не разрешает папиросы, ш-шипит, стерва.

73

После этого он окончательно и бесповоротно повер-

нулся ко мне спиной.

Правду говоря, я ожидал всего, но только не тако-

го приема.

Загудело четыре часа. Стали кучками собираться

рабочие, уходили домой. А мы все сидели, никто и не

думал двигаться; почесывались, хихикали. Я поду-

мал: «Вот это работа! И это называется лучшая брига-

да? Странно».

Наконец явился бригадир — маленькая, смуглая,

курносая женщина. Она была такая щупленькая, ми-

ниатюрная, что мне захотелось протереть глаза: неуже-

ли это бригадир бетонщиков на такой стройке? Она

потерялась среди всех, вылезла на камушек, чтобы ее

видели, и, кончая доругиваться с мастером («А мне де-

ла нет до ваших плотников! Разогнать вас всех!»), при-

нялась распределять:

— Сегодня все по местам, как вчера! Машка — на

большой блок, Дашка — на водослив…

— О-ох, о-пя-ать водослив! В печенках он уже, ваш

водослив!

— Вставай, Дашка! Хватит вылеживаться… коро-

ва!

Поднимались нехотя, брали лопаты, брели в разные

стороны. И вдруг стало так скучно, так тоскливо!

— Я новенький,— сказал я, не утерпев, думая, что

меня не замечают.

— Вижу. Дашка-а! Ты скажи Ефремовичу, пусть

он…

Какие они все безразличные, грубые! Бригадира

почти не слушаются, машут рукой: ладно, мол! А Мо-

скаленко ничего, как будто так и надо. Она разогнала

с бранью, раздраженно почти всех, слезла с камушка.

— Тебя звать Анатолий?.. Николай! Поведи его

под первый кран на приемку.

74

— П-пошли,— буркнул Николай, не глядя на меня.

Он лениво побрел по брусьям, по камням, совершен-

но не интересуясь, иду ли я за ним. Перебрели по ко-

лено в воде лужу, покарабкались вверх по лестнице.

Выше, выше… Мелькали серые стены, сплетения желез-

ных балок, помосты; мы нагибались, скользили, лезли,

лезли… Я старался не смотреть на землю; она осталась

далеко внизу, а мы запутались среди сплетений железа

и дерева, и обратно не было возврата. И вдруг… откры-

лось небо!

Ух, какая это была высота! Мы выбрались из от-

верстия, оказывается, на самой верхотуре эстакады,

широкой, как мост. Прямо перед нами стоял, раскоря-

чившись, грандиознейший портальный кранище, и его

стрела, казалось, цепляла тучи, а на самом конце ее

трепетал красный флаг.

На эстакаде было пусто, только лежала бадья для

бетона — огромный железный ящик на салазках, за-

цепленный за крюк крана.

— Б-бадью видишь? — сказал Николай.

– Да.

— Как машина вывалит в бадью, так ты п-почисти

лопатой к-кузов и ори крановщику «вира-а». Понял?

— Понял.

— Вот и все. Номера машин запиши и, сколько кто

сделал ходок, доложишь бригадиру. На лопату, а я по-

шел,— заключил он свой инструктаж.

Он исчез в той же дыре, откуда мы появились, а я

в недоумении, держа лопату, осматривался; подошел

к бадье, потрогал. Черт возьми! Это не во сне? Ткнули:

почисти и ори «вира»… Кран-страшилище передо мной,

как динозавр, и я перед ним — муравей. А вдруг я сде-

лаю что-то не так? Да и сумею ли? Мне стало страшно-

вато. А вот бревна лежат, косые. Зачем бревна?

Ага, это чтоб машина въезжала на них колесами…

75

Проклятый рыжий, не сказал. Чем я ему не понра-

вился?

Куда же кран понесет бадью? Ага, вон наши дев-

чата, среди досок и железа, как в клетке; возятся в

блоке, тянут кабели… Сердце у меня замерло. Тоня!

Тоня с соколиными бровями. Ей-богу, она! Неужели в

нашей бригаде? Точно, вон и рыжий Николай там пол-

зает, помахивает руками… Сверху мне все это видно

как на ладони.

Рыжий Николай дал мне лопату тяжелую, с налип-

шим цементом и сучковатой ручкой. Как хорошо, что

я в свое время научился работать этим орудием произ-

водства! Каждую осень мы всей школой сажали сады.

Витька всегда удирал, «болел», а мне нравилось рыть

ямы, рыть до испарины на спине. Эх, думал ли я тогда,

что буду загребать лопатой бетон на Иркутской ГЭС?

А вот когда пригодилось…

Издавая гул, как на мосту, прямо на меня по эста-