Трейси повернулась к одному из длинных складных столов с расставленными вокруг них стульями. Она поставила свою пустую чашку из-под кофе и начала опускаться на стул в ожидании появления звездного создания, но тут Бекки тронула ее за руку:

– Он вернулся. Направился к той группе, с которой беседует доктор Бенсон. О, вы спрашивали о его жене. Здесь столько всяких слухов. Он женился, а она оставила его– никто не знает почему, – и он растит маленькую дочурку один. Малышка очень хорошенькая и такая умная, что даже страшновато. Когда он приводит ее с собой в университет, мы все буквально деремся за право поиграть с ней, – говорила Бекки на ходу.

Трейси была не уверена, о ком именно из преподавателей она рассказывает. Четверо мужчин стояли к ним спиной, лицом к доктору Бенсону, рассказывающему какую-то захватывающую историю. Когда профессор поднял глаза и увидел двух приближающихся женщин, он призывно помахал им рукой:

– Идите сюда, познакомьтесь с другими преподавателями. Я уже забыл, как вас зовут, – хихикнул он, обращаясь к Трейси. – Может, моя жена и права. Может быть, я действительно старею. Не могу запомнить даже такую красавицу, – поддразнил он ее. Когда он сказал «красавицу», четверо мужчин обернулись, чтобы взглянуть на нее.

Трейси посмотрела на стоявшего справа от нее мужчину – низкого, лысоватого, в темно-синих брюках, светло-синей рубашке и черных теннисных туфлях.

– Это Дэвид Роббинс. Наш библиотекарь, – сказал доктор Бенсон. Трейси смотрела на него достаточно долго, чтобы запомнить имя, затем повернулась к следующему мужчине. Он был повыше, не такой лысый, в брюках цвета хаки и коричневых туфлях. – А это Ланс Уильямс. Он преподает испанский. – Доктор Бенсон улыбнулся. У третьего были огненно-рыжие волосы и изрядный валик жира вокруг талии. – Этот приятель – Эрл Трембл. Мы вместе играем в гольф, когда ему удается вырваться со своего биологического факультета. И последний здесь…

– Хэлло, Трейс, давно не виделись.

Трейси вдруг почувствовала, как по спине пробежал холодок, когда она повернулась и взглянула в знакомые карие глаза Остина Нельсона Миллера.

Она понятия не имела, что сказать. Но Бекки придвинулась ближе и рассеяла неловкость приветливой болтовней о пустяках.

– О, вы уже знакомы? – прочирикала она. – Ну надо же!

– Да, мы знакомы. Мы учились здесь в одно и то же время, – протянул Остин мягко и неторопливо, ни на минуту не отводя от Трейси глаз. – Но это было довольно давно.

– Что ж, тогда вам надо лишь возобновить знакомство. Между прочим, у вас смежные офисы в учебном здании, – сказал доктор Бенсон, не замечая, как наэлектризовалась атмосфера вокруг этих двоих.

Остин спокойно повернулся к Трейси. За годы, что она не видела его, он раздался в плечах, стал более мускулистым. И еще более красивым, чем раньше. К несчастью. Она могла понять, почему Бекки вздыхала по нему.

– Приятно снова встретиться, – наконец выдавила Трейси, несмотря на бездыханную пустоту в груди. – Прошло немало времени.

– Да, немало, – откликнулся Остин. – Уже шесть лет. Тут Бекки прервала их:

– Не забудьте. У вас в девять тридцать встреча на факультете. – Она тронула Трейси за руку.

– Да, конечно, – с трудом выговорила Трейси. – Полагаю, мы еще увидимся, – сказала она Остину.

– Я буду на этой встрече. Я преподаю американскую литературу и второй курс композиции. – Он помахал рукой и повернулся к доктору Бенсону, слушая его, но смотрел Трейси вслед, пока она не исчезла из виду.

– Мне надо забежать в туалет – прошептала она Бекки. – Всего на минутку. Встретимся у кофейного столика, когда я выйду, ладно?

Замечательно, что церковь не записывает в очередь стариков, ожидающих освободившегося места на прохладных небесах. Крошечные струйки пота бежали вниз между грудей, впитываясь в эластичную ленту лифчика. Замечательно. Наверное, и на платье уже появились влажные круги. Он наверняка знал, что она вынуждена будет уйти с приема, лишь бы не встречаться с ним.

Трейси надеялась, что Остину так же неуютно, как и ей. Она надеялась, что он тоже задыхается в этих накрахмаленных джинсах «Рэнглер» с жесткими стрелками и белой рубашке с отутюженными складками на рукавах. Он отдает их в прачечную, это точно. Ни один человек, тем более мужчина, не может гладить так безупречно. Джинсы заправлены в до блеска начищенные и отполированные ковбойские сапоги, на ремне – серебряная пряжка в форме головы буйвола. Он никоим образом не похож на университетского преподавателя литературы, но и на дешевку, черт возьми, тоже. Он настоящий, не поддельный…

«Не смей больше думать об Остине, – сказала она себе. – У тебя с ним все кончено, и ты это пережила. Он не станет частью твоей новой жизни. Ты серьезно работала, чтобы добиться того, что имеешь. Получила степень бакалавра, четыре года преподавала в старших классах в школе, впоследствии добившись степени магистра. И вырастила Джексона. Ты сделала все это самостоятельно, без чьей-либо помощи, так что вполне можешь контролировать свои мысли и чувства. Точно».

Покончив с этими размышлениями, она встала, выпрямила спину, задрала высоко подбородок и двинулась к учебному зданию на факультетскую встречу. Она думала о Джексоне, ее маленьком сыне. Его вечной готовности улыбнуться, его честности и бесконечной, бессмертной любви к ней. Она всегда будет думать о нем, даже когда окажется рядом с Остином. И она знала без малейшей тени сомнения, что сумеет целый год ходить по этому тонкому, туго натянутому канату и не упасть ни разу.

Трейси взяла со стола у входа в комнату папку со своим именем. В дальнем конце помещения стоял большой стол, вокруг которого уже сидели преподаватели. Она отыскала свободный стул, осторожно присела на него и негромко представилась. Заметив Остина на противоположном конце стола, она заставила себя улыбнуться и слегка помахать ему рукой.

– Так. – Доктор Тейлор постучала карандашом по столу. – У каждого из вас есть папка с его именем. Там описаны задачи, поставленные перед вами, и цели, которых мы надеемся достичь к концу учебного года. На первом курсе композиции нам бы хотелось добиться определенного прогресса в способности студентов грамотно выражать свои мысли. Мы хотим, чтобы студенты могли правильно составить простое, сложное и сложносочиненное предложения, а также написать сочинение, использующее все эти конструкции…

Трейси перелистала свою папку. Почти не отличается от целей и задач, ставящихся перед преподавателями старших классов школы. Ничего такого, с чем она не сможет справиться в течение предстоящего года. Она снова напомнила себе, что ее контракт заключен на год. После этого она и Джексон помашут на прощание Дюранту и всей Оклахоме, глядя, как они постепенно исчезают вдали в заднем стекле ее старенького красного «камаро».

Первая неделя занятий была чрезвычайно загруженной и напряженной. Трейси несколько раз встречалась с Остином в коридоре, направляясь к офису, или на бегу, когда мчалась вниз по лестнице. Лифт так медленно и с таким жалобным стоном тащился вверх и вниз, что она всегда предпочитала бежать по ступенькам, торопясь на занятия или встречу.

К тому времени, когда ей удавалось добраться до постели, глаза ее уже закрывались, а сознание полностью отключалось от всяких мыслей о прошлом, настоящем или будущем, и оставался лишь благодарный вздох за несколько часов отдыха. Последняя мысль, что посещала ее утомленный мозг, была о Джексоне, о том, что она проводит с ним слишком мало времени. Она устало обещала себе, что завтра обязательно выкроит для него целый час. Они будут разговаривать о том, о чем он захочет, делать то, что он захочет, отправятся на долгую прогулку… потом звонил будильник, и снова было утро, и снова надо было спешить…

К концу второй недели все постепенно стало входить в норму. Некоторые студенты еще время от времени пропускали занятия, но большинство втянулось в колею. Администрация назначила ей в помощь студентку на два часа в день. Твила была первокурсницей, компьютерным гением, способным заставить любой процессор делать все, что угодно, разве что не сидеть в дружеской компании, обмениваясь шутками. По телефону голос ее звучал нежно, как взбитые сливки, и все файлы она содержала в образцовом порядке.