При более внимательном взгляде становились видны различия. Солнце желтое: звезда Танит не такая горячая, как Солнце, но Танит к ней ближе. Здесь год короче, и большие пространства занимают болота, курящиеся паром в желто-оранжевом сиянии.

Несмотря на отвратительный климат, Танит очень ценная планета. Это самое близкое и самое удобное место для избавления от тех, кто лишен права жить на Земле. Нет лучшего способа обойтись с преступниками, чем отправить их на тяжелую — и полезную — работу на другую планету. Танит получает всех: мятежников, преступников, недовольных, жертв административного произвола — все отбросы цивилизации, которая больше не может себе позволить содержать тех, кто ей не подходит.

Танит также важнейший источник борлоя, который Всемирная фармацевтическая ассоциация называет «лучшим эйфорическим средством». Благодаря постоянным поставкам борлоя удается сдерживать граждан на Благотворительных островах. Счастье, которое дарит наркотик, искусственное, но, тем не менее, оно совершенно реально.

— Итак, я торгую наркотиками, — сказал Лермонтов гостю. — Не этого я ждал, когда стал адмиралом.

— Простите, Сергей. — Сенатор Мартин Грант постарел; за десять прошедших лет он стал выглядеть на сорок лет старше. — Флоту лучше иметь собственный источник дохода от плантаций борлоя, чем рассчитывать на то, что я могу вам добыть в Сенате.

Лермонтов с отвращением кивнул.

— Это должно кончиться, Мартин. Каким-то образом, где-то — но это должно кончиться. Я не могу содержать войска на деньги, полученные от продажи наркотика — к тому же выращенного рабами. Из солдат плохие рабовладельцы.

Грант только пожал плечами.

— Легко решить так, не правда ли? — Адмирал покачал головой. — Конечно, есть пороки, свойственные солдатам и морякам. Их у нас пруд пруди, но это не те пороки, что подрывают способность солдата сражаться. А рабовладение разлагает все, к чему прикоснется.

— Если вы испытываете такие чувства, что я могу ответить? — спросил Мартин Грант. — Никакой альтернативы предложить не могу.

— А я не могу продолжать, — сказал Лермонтов. Он яростно нажал на клавишу, и Танит исчез с экрана. Из черноты, на мгновение заполнившей экран, выплыла Земля, более голубая, но для Лермонтова гораздо более прекрасная. — Там, внизу, глупцы, — произнес Лермонтов. — И мы здесь не лучше. Мартин, я снова и снова спрашиваю себя: почему мы ничего не можем удержать под контролем? Ничего. Почему нас тащит, словно щепки в потоке? Человек может руководить своей судьбой. Я это знаю. Почему же мы так беспомощны?

— Вы спрашиваете себя об этом не чаще, чем я, — ответил сенатор Грант. Голос его звучал негромко и устало. — По крайней мере мы все еще пытаемся. Дьявол, да у вас больше власти, чем у меня. В вашем распоряжении Флот, и есть тайные фонды, которые вы получаете на Таните… Боже, Сергей, если вы ничего не можете сделать…

— Я могу только помочиться на пожар, — сказал Лермонтов. — И это почти все. — Он пожал плечами. — Итак, если это все, что я могу сделать, я буду продолжать пускать воду. Хотите выпить?

— Спасибо.

Лермонтов отошел к бару и достал бутылки. Его разговоров с сенатором Грантом никто никогда не слышал, даже адъютанты, состоявшие при нем много лет.

— Прозит.

— Прозит!

Они выпили. Грант взял сигару.

— Кстати, Сергей, что вы сделаете с Фалькенбергом — теперь, когда с неприятностями на Таните покончено?

Лермонтов холодно улыбнулся.

— Я надеялся, что вы найдете решение. У меня нет больше средств…

— Деньги Танита…

— Они нужны повсюду, просто чтобы не дать Флоту распасться, — решительно ответил Лермонтов.

— Значит, Фалькенбергу придется самому искать выход. С его репутацией проблем у него не будет, — сказал Грант. — А если будут, все равно его неприятности ничто в сравнении с нашими.

Зной придавил влажные поля. На Таните солнце светит пятнадцать часов в сутки, и за два часа до полудня уже невыносимо жарко; на Таните все дни такие. Даже в середине зимы в полдень от джунглей поднимается пар.

Небо над полковым лагерем желто-серое. К западу джунгли переходят в неизбежные болота, где фыркают звери вимы, поглубже зарываясь в защищающую от жары грязь. В самом лагере воздух горячий и влажный, проникнутый сильным запахом плесени и разложения.

Лагерь полка представляет собой остров геометрической точности в путанице джунглей и холмов. Каждая окруженная рвом желтая казарма одинаково далеко отстоит от всех остальных, каждая рота создает свой ряд во главе с домом центуриона с одного конца и домом старшего сержанта с другой.

Широкая улица отделяет ряд Центурионов от Линии командиров рот, а еще дальше — более короткая Линия старших офицеров. Пирамида сужается к вершине, и в этой вершине располагается единственное здание: там живет полковник. Остальные офицеры живут с женами, и на одном краю лагеря размещаются квартиры женатых наемников. Но полковник живет в одиночестве.

Гость вместе с полковником наблюдал за церемонией, которая возникла в Англии в дни королевы Анны, когда командирам полков платили в соответствии с силой их частей и когда люди королевы хотели убедиться, что каждый оплаченный солдат пройдет перед ними на параде — или, по крайней мере, просто существует.

Гость, историк-любитель, с сухой усмешкой наблюдал за парадом. Война изменилась, и солдаты больше не шагают ровными рядами, чтобы по команде произвести залп, но полковникам снова платят в зависимости от того, какие силы они могут выставить в бою.

— Отдать рапорт! — Приказ адъютанта легко пронесся над плацем, долетев до неподвижных синих и золотых квадратов.

— Первый батальон, рота Б патрулирует. Батальон в полном составе, за исключением дежурных, сэр.

— Второй батальон в полном составе, за исключением дежурных, сэр.

— Третий батальон в полном составе, за исключением дежурных, сэр.

— Четвертый батальон, четыре человека отсутствуют без разрешения, сэр.

— Как неловко, — негромко заметил гость. Полковник попытался улыбнуться, но у него не очень получилось.

— Артиллерия присутствует в полном составе, за исключением дежурных, сэр.

— Группа разведки в полном составе, сэр!

— Саперы в полном составе, сэр!

— Батальон огневой поддержки, авиагруппа на патрулировании. Батальон присутствует в полном составе, за исключением дежурных, сэр!

— Офицеры штаба присутствуют или находятся на задании, сэр!

Адъютант отвечал на каждое приветствие, потом резко повернулся и козырнул полковнику.

— Полк в полном составе, за исключением четверых в самоволке, сэр!

Полковник Фалькенберг ответил на приветствие.

— Займите свое место.

Капитан Фаст повернулся кругом и прошел на свое место.

— Парад, шагом марш!

— Оркестр!

Оркестр заиграл военный марш, который уже в двадцатом веке был старым, и под его звуки полк построился в колонну и двинулся вокруг плаца. Когда рота подходила к трибуне, все одновременно поворачивали головы, опускали в приветствии знамена и флажки, а офицеры и центурионы картинно взмахивали саблями.

Гость кивнул про себя: «Не очень современно. В восемнадцатом веке умение солдат шагать строем, а офицеров — владеть шпагой имело прямое отношение к боеспособности. Но не сейчас. Тем не менее, церемония производит впечатление».

— Слушать приказы! — Главный старшина прочел приказы по полку. Повышения, расписание дежурств, ежедневные работы по полку. Гость начал потеть.

— Очень впечатляюще, полковник, — сказал он. — Наши вашингтонские солдаты в свой лучший день не могли бы так выглядеть.

Джон Кристиан Фалькенберг холодно кивнул.

— Хотите сказать, что в поле они могут быть не так хороши, господин министр? Хотите еще одну демонстрацию?

Говард Баннистер пожал плечами.

— А что она докажет, полковник? Вам необходима новая работа, иначе ваш полк отправится ко всем чертям. Не думаю, чтобы погоня за беженцами на тюремной планете Совладения очень привлекала ваших солдат.